– Точно?
– Хм… – еще немного, и изображение пентакля впечатается мне в щеку навечно. – Ты меня задушишь.
– Извини, – он чуть ослабил объятья, – хочешь мороженого? Или прогуляться?
– Давай.
Возле киоска с мороженым он погладил меня по плечу также сочувственно, как мама пару часов назад.
– Ты поэтому вчера ушла из дома?
– Нет. Я ушла, потому что она притащилась к нам.
– Значит, вчера она чувствовала себя нормально?
– Да.
– А когда она?..
– Я же сказала, сегодня утром у нас дома.
Он снова обнял меня – я еле успела отвести руку с мороженым.
– Да со мной все в порядке! И я не плюшевый мишка! Что ж такое. Почему все жалеют меня, хотя умерла она! И ее дети, – уже тише добавила я.
– Что? Дети?
– Да.
– Поэтому ты выглядишь растерянной?
– Из-за детей, которых я видела один раз в жизни?
– Ну да, – Дима мягко развернул меня в сторону одной из затененных аллей и направился в сторону озера. Я медленно плелась за ним.
– Ну окей. Допустим. Растерянной. Потому что, знаешь… – «ее убили по моей вине». Нет. «Потому что существует человек, который щелчком пальцев запирает двери». Не так. Может, «Потому что мир перевернулся с ног на голову, а я этого вроде как всю жизнь ждала и оказалась не готова». Да, пожалуй, это оно. – Потому что я была к этому не готова.
Я шагала рядом, задумчиво облизывая пальцы, на которых мороженого было больше, чем в стаканчике.
– К этому никогда не бываешь готов. Знаешь, когда я был маленьким, не помню, лет семь может, у меня умер дед, – начал Дима. – А сразу за ним любимая бабушка. Мне тогда сказали, что они уехали на небо, и я плакал три дня от обиды, что они не взяли меня с собой.
Он продолжал говорить, но я не вслушивалась. Мы брели по аллее пустого парка, Дима обнимал меня за плечи, а я спрашивала себя: что я вообще здесь делаю? Что случилось утром, и что мне обо всем этом думать? Может, просто убедить себя, что все это мне приснилось? Или что я слишком устала. Что такого не бывает. Но разве не я без конца выводила в дневнике одну и ту же фразу: «Мне душно, мне тесно в этой реальности, я задыхаюсь… точно знаю, что есть другая, а нет, значит, я вправе создать её, выдумать в своей голове»?
Раньше я страдала от того, что каждый день похож на предыдущий, и ничего вокруг не меняется – ни мир, ни люди вокруг. Говорят, каждый человек уникален – но вот они, люди, одинаково озабоченные, сосредоточенные, вечно куда-то спешат, идут навстречу, радуясь, что закончился очередной рабочий день. Разве они не стремятся к одному и тому же – успешной учебе, успешной карьере, крепкой семье? И разве так уж плохо верить в существование иных людей, тех, кто способен щелчком пальцев запирать не запирающиеся двери, – раз остальные мне все равно не нравятся?
Я поверила. Привычная мне реальность не может быть единственной в этом мире. Наверняка есть и другие.
– Может, все это и к лучшему, – пробормотала я.
– К лучшему? Что люди умирают?
– А?
– Ты вообще слушала, что я говорил?
– Да.
Дима покачал головой.
– Вера, Вера… Что у тебя в голове.
– Видимо, что-то странное.
– Вот именно. Ты иногда – самый странный человек из всех, кого я знаю. А потом раз – и снова нормальная. А потом опять что-то пишешь в своем блокнотике, и не дай Бог к тебе подойти в этот момент.
– Я, между прочим, давно уже ничего не писала, – призналась я, чувствуя, что это расстраивает меня едва ли не больше всего, что произошло со вчерашнего дня. – Когда не пишу, мне кажется, будто я вообще ничего стоящего не делаю. Ничего по-настоящему важного. И сама ничего не стою – просто дышу воздухом вместе с другими.
Дима остановился и поцеловал меня в лоб.
– Еще напишешь. Обязательно.
– Да.
– А потом станешь великой писательницей, – он улыбнулся. – И я буду тобой гордиться.
Я почувствовала себя ребенком, которому дали конфетку, лишь бы не ревел.
– Спасибо.
– Все уже позади, – Дима обнял меня. – И скоро забудется, вот увидишь. Учебный год закончился, лафа…
– Я не хочу это забывать, – тихо возразила я. Только не Лестера. Благодаря ему впервые ирреальность оказалась близко, и впервые ее придумала не я.
– Все плохое быстро забывается, – сказал Дима с видом профессора. – Зажжешь пару раз как надо, развеешься. У нас в универе туса на следующей неделе. Приходи.
– Ладно.
Мы помолчали еще немного.
– Если захочешь поговорить об этом, просто знай, что я рядом, – добавил он.
– Неа, – я отстранилась и легко поцеловала его в губы. – Не захочу.
Солнце поднялось так высоко, что слепило глаза. Погода стояла летняя. Я должна была чувствовать себя счастливой. В конце концов, учебный год закончился.
Мы прошлись еще немного. У выхода из парка Дима сказал:
– Береги себя.