Ведьма из Марьино

– Воскресенье через день, схожу, поделюсь, – обещал Алексей.

– А я завтра пойду с утра, тоже расскажу, нашла, нет ли, – вздохнула Юлия Дмитриевна. Она подозревала, что ей просто подсунули психотерапевтический эффект – заменить поиски дочери заботой о чужой могиле.

Царапина упорно не заживала, несмотря ни на что, даже клей для ран и порезов ее не брал. Края не хотели срастаться и все тут. Яркая полоса не покрывалась коркой. Поэтому Андрей беспокоился и звонил товарищам по несчастью.

Алексей был глухо недоступен.

Юлия Дмитриевна не брала трубку.

4 июня

Так прошли и воскресенье, и понедельник… Царапина воспалялась все сильнее, даже стала кровить по всему периметру, ныла не переставая.

Андрей погуглил Алексея – хоть и не знал его фамилии, но жена Дина, укушенная змеей и впавшая в кому – тема светской хроники. Действительно, поиск дал фамилию этой семьи – Агаповы. Алексей – пианист, даже небезызвестный. Это объяснило Андрею, почему лицо Агапова показалось ему знакомым.

Андрей попытался обзванивать больницы, чтобы через Дину найти Алексея, но понял, что это занимает слишком много времени.

Решил сходить на Ваганьково – отыскать могилу Василия Ве Кузнецова на четырнадцатом участке и, возможно, ухаживающую за ней тетку в черном.

Могила нашлась удивительно быстро. Она была у самой дорожки: плита с овальной фотографией щекастого младенца как из «Книги о вкусной и здоровой пище», надпись странная: «Василий В. Кузнецов. Ум. в 1936».

Что, так сложно было выбить отчество, – если оно вообще малышу нужно – и дату рождения? По фотографии – годика два.

Могила была явно прополота недавно и старательно, а на лавочку у бугорка с плитой посажены дешевые мягкие игрушки. Новые.

Доступность могилы Василия Ве Кузнецова насторожила Андрея. Даже девочка внучка ведьмы могла найти ее и передать координаты бабушке, чтобы та морочила людям головы.

Андрей немного погулял по кладбищу, стараясь силой мысли привлечь Юлию Дмитриевну и уж встретить ее, наконец. Набрал ей несколько раз. Не отвечала, как обычно. Сообщений не читала. «У нее и телефон-то кнопочный! – догадался Андрей и подумал: А не оставить ли ей записку? Испугается еще записки, совсем с ума сойдет, у нее же психика лабильная».

В раздумьях он дошел до нового колумбария и свернул в узкую тесную галерею. С двух сторон с низу до верху блестящие черные мраморные квадраты с именами, фотографиями, искусственными цветами на полочках, иногда и декоративные свечи стоят: церковных тут нет. Почему-то этот узкий мрачный лаз со светом в конце привлекал Андрея. Было грустно, но таинственно. На полочке одного женского захоронения помимо вазы с протухшей водой и увядшими розами торчала яркая поздравительная открытка. Это было немного странно, и Андрей пальцем отогнул край. Прочитал: «Дорогая моя доченька!» Стало горько, но чужая бесконечная боль вызвала и любопытство. «Что ж, так работают зеркальные нейроны. Соболезную – и интересуюсь!» – мысленно сказал себе Андрей и взял открытку.

Он читал, и у него невольно поднимались брови. О царапине он забыл, словно она перестала болеть.

«Дорогая моя доченька! Поздравляю тебя с Днем рождения! Что же пожелать тебе? Вечного покоя, мир Духу Твоему. Дорогая, любимая!

Ты мне сегодня снилась, мы твой Праздник отмечали будто в какой-то квартире, помню, что в Марьино почему-то. Весело было, ты смеялась! Отмечала ты с подругами Настей и Диной, и говорила ты, что это твои новые подруги, и скоро они уедут, а ты вот останешься. Других подруг ждать будешь, а потом и нас с папой дождешься. Настя мне во сне не понравилась, она как наркоманка какая-то смеялась ненормально. А Дина хорошая. Вот бы она осталась с тобой не уезжала. Так я во сне подумала. Снись чаще, любимая моя! Целую тебя!»

Это было совпадение, но не могло быть совпадением.

Андрей сфотографировал открытку, попробовал отправить снимки Алексею и Юлии Дмитриевне, но дело было дохлое.

«Нет, ну старухе и Алексею надо это передать как-то! Интересно же!» – волновался Андрей, хотя, конечно, слова «индуцированное бредовое расстройство» вертелись у него в голове.

Андрей распечатал фотографию открытки в ближайшей «Копирке», купил конверт, написал Юлии Дмитриевне не пугающее по возможности письмо, запечатал и подсунул под игрушечного мишку на лавочке. Заметил с удивлением, что мишка подписан, на спине у него выведено: «Вася. Могила. Уч.14».

«Старуха-то сумасшедшая», – огорчился Андрей, хотя чему, собственно, огорчаться. И кто из них нормальный.

2 июня

Алексей пришел в воскресенье в крематорий Хованского кладбища с одной белой лилией, как архангел Гавриил.

Ритуальный зал номер три был закрыт, прощания шли в других залах. Алексей несколько раз подергал черную ручку черной двери указанного ему зала и отошел в нерешительности. Было уже без пяти двенадцать, у этого зала никто не собирался. А имени покойной, любившей при жизни лилии, Алексей не знал.

К нему подошел мужчина в спецодежде сотрудника крематория. Взглянув на него, можно было сказать, что это человек устойчивый к спиртному, с крепкими нервами и привычным выражением напускной грусти на лице.

– Я смотрю, вы с лилией, – сказал сотрудник крематория, оглядываясь по сторонам, словно кого-то ища взглядом. – Вы к Ласточкиной?

– Третий зал! – волнуясь, ответил Алексей.

– Опоздали вы. Но я вас проведу проститься, – сказал сотрудник, демонстративно раскрыв и подставив Алексею карман форменной робы.

Алексей знал, куда идет, и на всякий случай запасся наличностью. Бросил в карман 500 рублей.

– Гроб открою для вас, – сказал сотрудник, не закрывая кармана и не меняя позы жеребца, позволяющего поправить на себе стремя.

Алексей кивнул и опустил в карман еще пятьсот.

Работник крематория этим удовлетворился и повел Алексея куда-то через «служебный вход». Дорогой Алексей спросил:

– Разве не в двенадцать?

– Перенесли на 11.30. Не сказали они вам?

Это что-то объясняло.

Вскоре они через боковую дверь оказались в зале номер три.

Там стоял на ленте конвейера, готовый отправиться в последний путь, маленький, словно игрушечный нарядный белый гроб, больше похожий на торт в сливочном креме.

У стены на стуле сидела, сняв туфли, сотрудница крематория в тесном черном костюме, из-под пиджака во все стороны лезли черные полиэстеровые рюши, что делало женщину похожей на рыбу с плавниками.

Женщина была серьезно пьяна.

Алексей поздоровался с ней со скорбным видом. Женщина закивала и даже помахала рукой в ответ, а потом обратилась к гробу:

– Машенька, девочка! Передай там привет моему сыночку Игоречку!

К запаху лилий и свечного воска добавилась яркая струя перегара.

Сотрудник, не обращая внимания на коллегу, покрутился у гроба, плоскогубцами вынул какой-то длинный гвоздь и поднял крышку.

Из-под нее посыпались белые лилии, целую гору уместили в гроб.

Алексей приблизился, чтобы добавить свою лилию, что еще делать, он не знал.

В гробу лежала кукла, возможно, сделанная из воска. Желтая пыльца лилий замазала атласную подушечку.

Алексей растерянно вгляделся в лицо куклы, изображающей девочку лет трех и с ужасом увидел грубо зашитую вмятину над восковым ушком.