Игры Богов, или Порхание бабочки. Мир, ты весь как на ладони

– Отпадное, это хорошее?

– Нет, отпадное – это хреновое. Анри чувствовала внутри тревогу и не могла понять, что ее так взбаламутило. Ведь все закончилось хорошо, но внутри назревало беспокойство и чувство вины перед дедом за болтливый язык.

– Анна! Да как ты смеешь… Ну-ка марш в дом, негодница!

– Дедуль, я больше не буду, чессло, только давай сходим в лес постреляем, а? Так пасмурно на душе. Один только раз. Ну, пожалуйста, – уткнулась Анри в грудь деда, обнимая его.

– А чессло, – это что за прозвище такое?

– Ну… это честное слово, только сокращенно

– О!.. Это, наверное, новяз? – усмехнулся Сергей Олегович

– Что это за яз? – Анри вытаращила глаза.

– А это, дурында, сокращенно новый русский язык, – хохотнул он и, подталкивая внучку к дому, уже миролюбиво добавил. – Ладно, сходим постреляем, но только завтра, сегодня мне надо отредактировать один сценарий. Напортачили, дурачье. Вот уж точно истории не знают, так что готовь ужин, потом немного в шахматы поиграем. Я продумал несколько интересных комбинаций. В этот раз тебе меня не обыграть.

Ночь была душной. Открыв окно, Анри впустила в комнату разноголосый лягушачий хор и стрекот цикад. Она любила такие вечера, когда жизнь вокруг била ключом по своим, только ей известным законам. Выключив свет и сев у окна, она вслушалась в ночную жизнь. Здесь все было по-другому: и воздух, и запах травы, и даже звезды, которые казались ближе и ярче. Если бы не школа… Мысль постепенно перетекла к Павлу. Ей все чаще хотелось видеть его, быть рядом, но, Дубровин то ли был совершенный дурак и не замечал ее воздыханий, то ли играл с нею, просто игнорируя. Анри грустно уставилась на листву за окном.

«Почему в жизни все так сложно? Почему нельзя просто подойти и сказать: Дубровин, давай дружить, ты мне нравишься! Почему это должен говорить только парень? А если у него воображалка не работает, тогда что?.. Чертов придурок! Неужели он не видит, что она и волосы подстригла, и старается быть наравне с парнями, ни в чем им не уступая. Чем же его еще зацепить? Вот интересно, что у него в голове? Почему его тянет к Аллке Родионовой, которая ни рожей, ни фигурой… Распустит свои патлы и трясет сиськами, – съёрничала она, непроизвольно потрогав свою грудь. – И когда только она вырастет?» – тяжело вздохнула Анри. Мысли прыгали, ни на чем не задерживаясь. На минуту представилось лицо парня из леса. Сразу стало неуютно. Он ее напугал. – Больше через посадку я не пойду, чтобы не нарываться на таких вот идиотов-психопатов, это уж точно! – твердо дала она себе обещание. – Такие вот твари, как волки в засаде, так и ждут добычи. Надо повесить объявление на стенде у магазина, чтобы никто не ходил через посадку, – решила она и сразу успокоилась. Взгляд, бегающий по листве, выхватил зеленый плод груши. Если постараться, можно дотянуться до ветки и сорвать его. Это раззадорило. Дед уже спал и можно было не бояться его нравоучений. Вспомнилось детство, когда она лазила на любое дерево, не боясь сорваться вниз. Анна-Мария забралась на подоконник и, схватившись за косяк, потянулась за ветвью. Ухватив листок, медленно стала перебирать пальцами, стараясь подтянуть ветку. Попытка удалась, и скоро ароматная груша была в руках. От этого пустякового занятия на душе стало приятно. Завтра она поделится с дедом своим трофеем.

Было далеко за полночь, но сон, вопреки ожиданию, не шел. Что-то мешало, и Анна-Мария никак не могла понять, что именно. Она добросовестно закрывала глаза, считая сначала до сотни, потом до тысячи, но образ назойливого попутчика настойчиво лез в голову, принося дискомфорт и чувство злости. Ей вдруг захотелось не просто уйти от него, вежливо сказав, до свидания, а вцепиться в его отвратительную рожу, ударить так, чтобы он согнулся от боли, и бить, бить до крови.

«Анри дралась, стараясь достичь цели точными ударами, но руки вязли в черном вязком месиве, не попадая в намеченное место. Отвратительное существо, смеясь, легко увертывалось от ударов и очень напоминало попутчика. Анри с силой замахнулась и вдруг оказалась в яме с водой, которая, закручиваясь по спирали, тянула ее за собой, Неподдельный ужас сковал все тело. Хотелось вырваться, но что-то тянуло вниз, и вдруг она вспомнила слова деда: „Бесполезно бороться с водоворотом, лучше набрать в легкие воздух и нырнуть. Достигнув дна, можно оттолкнуться и выплыть“. Анри нырнула и увидела деда. Вместо обычной спортивной одежды на нем был его военный китель с орденами. Он твердой походкой уходил в сторону леса, и вдруг обернулся и помахал рукой».

– Де-е-д! – завопила Анна-Мария. – Не уходи!» И проснулась от собственного крика. – Фу. Все-таки уснула, – сбрасывая оцепенение, громко проговорила Анри, подбадривая себя голосом. С минуту она тупо смотрела на противоположную стену, по которой, создавая мифические образы, плавали тени от деревьев. От хлопнувшей форточки, прозвучавшей как выстрел, девушка вздрогнула. Плотно прикрыв фрамугу, она завернулась в одеяло и села, словно хотела спрятаться от навалившегося страха. На душе было тревожно. Хотелось не просто плакать, а завыть по-волчьи, мелкая дрожь постепенно охватила все тело и ее уже колотило не на шутку. И в это время на нижнем этаже послышалась возня и что-то глухо упало. Анри бросилась по лестнице вниз. В гостиной свет не горел, но все равно было достаточно светло от света в аквариум. Сергей Олегович лежал с открытыми глазами и неестественно вывернутой назад рукой. Под ним растекалась кровавая лужа. Взгляд генерала был устремлен в сторону книжного шкафа. Там, среди книг, стоял неприметный ящичек в потертом переплете, где хранился именной пистолет.

– Дедушка-а-а! Дед! Пожалуйста, только не умирай! – заорала Анна-Мария во весь голос, упав на колени перед недвижимым телом, с ужасом осознавая, что в остекленевших глазах жизнь уже угасла. – Дедуль, пожалуйста, только не это… – лепетала она, тормоша его и не веря в то, что происходит. – Дедушка, ты не можешь так уйти, ты же мне обещал…

Что-то неожиданно тяжелое навалилось сзади, стараясь прижать ее к полу. Взвизгнув от неожиданности, Анри попыталась освободиться от жестких пальцев, вцепившихся ей в шею. И чувствуя, что не может подняться, резко нагнулась, перекидывая через себя тяжелое тело. Этого времени хватило, чтобы метнуться к стене и включить свет. С натянутым на голову чулком, перед ней стоял Вася. Анри узнала его по одежде и коросте на руках.

– Ты, сволочь! Что ты наделал! Гадина! Убью! Она успела только сделать шаг к шкафу, когда руки парня мертвой хваткой схватили ее за шею и потянули назад.

– Заткнись! – зашипел он ей в ухо, с силой рванув волосы так, что у Анри клацнули зубы. – Деньги давай, быстро! Ордена где? Говори, сука, иначе убью!

– Отпусти, я отдам все, что ты хочешь. Я не буду кричать, – хрипя, неожиданно смирилась Анри. – Ордена в шкафу, на второй полке, в шкатулке.

– Пошли, – парень поволок ее к шкафу. – Показывай.

– Здесь, – протянув руку к дверце, Анри вдруг сбросила на пол все содержимое ящика. Из него высыпались ордена, старые монеты, дедушкины вещи, которые он бережно хранил в память о своих боевых товарищах и бабушкины драгоценности: пара золотых колечек и старая щербатая брошь, похожая на дорогое украшение из-за массивности. Сверкнув кроваво-красным рубином, брошь укатилась под кресло. Анри почувствовала, как на мгновение ослабла рука убийцы. Он сделал шаг в сторону разбросанных по полу вещей, и она, что есть силы оттолкнула его от себя. От неожиданности Хрякин врезался в письменный стол. В его глазах мелькнула растерянность: собрать с пола драгоценности или избавиться от этой маленькой сучки. Встретив испуганный взгляд подростка, он усмехнулся: соплячка не представляла угрозы и, опустившись на пол, потянулся за брошью. Последнее, что успел увидеть Хрякин, когда поднялся с колен, это черное дуло направленного в грудь пистолета, и глаза девчонки, в которых застыла боль, но не было и капельки страха. Она не говорила банальных слов: руки вверх или сдавайся, а молча, прикусив до крови губу, взводила курок. Вася в изумлении замер и дико заорал от адской боли, которая впивалась острым раскаленным жалом в его плечи, ноги и грудь.

Весть о том, что школьница задержала матерого бандита, за которым тянулся шлейф преступлений, облетела город мгновенно. О Динавер говорили по телевизору, писали в газетах, но она закрылась от мира и от людей. Потеря деда сделала ее жесткой и совершенно безразличной к жизненным радостям. Единственной целью было быстрее окончить школу и поступить в Полицейскую Академию следственного комитета. В день гибели деда юность Анны-Марии закончилось.

Глава 8

10лет спустя

«Ох уж, эта Маня»

– Динавер! Товарищ капитан! Эй, Анри, что с тобой! Да проснись же ты! Спишь как… Тоже мне еще… офицер полиции! – ёрничала Никифорова, тормоша Анну-Марию за плечо. – Дрыхнешь, как сурок. Храпишь, аж в коридоре слышно.

Анри медленно открыла глаза и мутным взглядом уставилась на капитана криминальной службы Никифорову Марию Владимировну, единственную подругу, которая назойливо трепала ее за плечо.

– Я сейчас встану. Дай мне еще минутки три. Только не дергай, ради бога, голова болит!

– Да хоть десять. Поезжай домой и выспись как положено. А то крутишься, вертишься, стонешь. Светлана Яковлевна сказала, что Протасов дал тебе сутки отдыха. Она и ключ запасной всучила от твоего кабинета и шепнула, чтобы я тебя побыстрее спровадила, а то народ не так поймет твои настойчивые ахи и охи. – Никифорова хихикнула. – У твоей двери уже народ в очередь выстраивается узнать, вдруг ты вертеп здесь устроила.

– Ой, Мань, как же ты мне надоела! И вообще, что ты здесь делаешь? Иди к себе и там командуй! – недовольно пробурчала Динавер, с удовольствием зевая и пытаясь сбросить с себя цепкие пальцы гостьи. – Я попросила Светлану Яковлевну, чтобы она не тревожила меня всего двадцать минут. Я такой хороший сон видела, а ты, негодяйка, не дала мне его досмотреть. А еще подругой называешься!

– Да что ты!.. – съехидничала подруга. – Видела я, как ты ногами ерзала. Наверное, даже во сне гоняешься за преступниками, а со стороны это выглядело совсем иначе, – хохотнула она, – очень даже сексуально. Слушай, Анри, а что у тебя с твоим Георгием? – перескочила вдруг Никифорова на другую тему. – Походил, повздыхал и слинял? Он же тебя своими масляными глазками поедом ел. Маня ювелирно приткнулась рядом на диван. Динавер, окончательно сбросив остатки сна, нисколько не удивилась неуместным вопросам подружки, приняв тот факт, что отвязаться от этой сумасбродки уже не удастся. К тому же, она была рада ее приходу и вяло огрызалась лишь для того, чтобы поддержать свое уставшее самолюбие.

– Слушай, не говори о нем… – лениво передернула плечиком Анри. – Во-первых, – он не мой. Во-вторых, у меня сразу скулы сводит от упоминания его имени. Этому пройдохе нужна только постель, причем быстро и без всяких усилий.

– Ну, и… Подумаешь постель! – Никифорова жеманно повела плечами. – А для чего же еще нужны эти мужики! Все равно весь дом лежит на плечах женщины, а посему приходится надевать на себя мужские штаны, а мужчины как раз и нужны для поддержки этих самых штанов.

– Маня, – Анри скривилась. – Сколько же в тебе, э-э-э… сексуальной глупости. Бррр, – передернула она плечами. – Чтобы была постель, мне надо хотя бы влюбиться. Или в крайнем случае человек должен нравиться настолько, чтобы мысль о том, стоит ли делить с ним эту самую постель, даже не возникала. Просто вдруг понимаешь, что этот мужчина твой, вот и все. Я хочу чувствовать себя счастливой от того, что он со мной рядом, а не думать о том, как бы после проведенной с ним ночи он быстрее свалил, и был как можно дальше.

– Ха, надо же, сколько философии. Маня несильно поддела Анну-Марию плечом. – Это что, выборочный зов плоти? Сама хоть веришь в то, что говоришь!

– Вот ты балда! Это не зов плоти, это зов любви. К Георгию я таких чувств не испытываю, поэтому даже не хочу терять время. Он же ловелас. Один раз к руке приложился своими мокрыми губами и решил, что я уже его. Представляешь, я руки, наверное, час мыла после его настойчивых лобзаний. Терпеть не могу таких мужиков, а ты говоришь, постель!

– Ох, Анри, останешься одна, что тогда будешь делать?

– Да ничего! Живут же люди! Кстати, ты принесла мне экспертное заключение по делу Баркалова? – резко сменила тему Динавер.

– Да принесла, принесла. На, изучай, – недовольно проворчала Мария Владимировна, кладя на колени подруги файл. – Там все про твоего студента, и этого… как его… депутата. А он и правда депутат? Только знаешь, странно все это. Меня наш шеф вызвал прям перед твоим звонком, сначала для острастки разгон дал, потом приказал передать все результаты экспертизы убийства Баркалова майору Степко. Якобы его отдел теперь будет заниматься этим убийством. С чего бы это вдруг, как ты думаешь?

– Да вот с чего… – Анри встала с дивана и, покопавшись на столе среди кипы бумаг, достала приказ о передаче дела по расследованию убийства во второй следственный отдел. Именно это меня напрягает. Хочу обговорить это с Протасовым.

– Ну и отдай! Зачем ввязываешься в полемику с начальством? Зачем тебе это расследование? Других дел нет, что ли?

– Всего лишь хочу знать правду. Помнишь дело Михеева? Я тогда поддалась напору Протасова и передала дело Степко, но потом долго голову ломала, с чего бы это вдруг хорошему семьянину, о котором никто плохого слова не сказал, убивать свою жену? Даже мотива не было, но зато много было несостыковок в расследовании, в том числе с партнером по бизнесу. Дело передали Степко, и все пошло, как по маслу: муж сидит, двое детей в приюте, а настоящий убийца, я так полагаю, на свободе. Ты же знаешь, когда возникают такие сомнения, их требуется разрешить. И сейчас тоже возникли эти сомнения, поэтому и позвонила тебе. Прежде чем идти к начальству, мне нужны веские аргументы, чтобы дело вернули в мой отдел. Сдается мне, что студентика этого… – постукала Динавер пальчиком по бумагам, – очень быстро хотят сбагрить за решетку, а дело закрыть. Анри откинулась на спинку старенького кресла и, скрестив руки на груди, уставилась на подругу. – Мань, вскользь расскажи, что ты там еще накопала, только без фривольности и чисто по делу.

– Ну вот, даже поговорить не о чем, сразу только о работе и о работе! Тоже мне еще… – фыркнула Маня. – Ладно… По делу – так по делу. И придав лицу серьезности, сухо изрекла. – Отпечатки пальцев, взятые у студента, идентичны пальчикам на рукояти стилета. Они практически облапили ножны и само лезвие. Но самое интересное то, что именно на рукояти отпечатки смазаны. Такое впечатление, что кто-то брался за нож позже, – быстро отчеканила Никифорова, словно сдавала экзамен. – Кстати, бил левша. Могу сказать, что не профессионал, хоть удар и был нанесен с силой, но все же не так силен, как мужской. При таком раскладе, как в этом случае, нож должен был пробить кость, но он лишь рассек плоть и, уткнувшись в ребро, застрял. От такого удара не умирают. Депутат умер от потери крови, и… – Некифорова секунду помолчала, что-то обдумывая, и добавила. – Вполне возможно, нападавший мог поранить руку. Нет, я уверена, что он поранил руку. Что еще могу сказать, так это про отпечаток обуви. Размер приблизительно 38—39, он принадлежит человеку среднего роста, предположительно, женщине. И обнаружила я его буквально в метре от места происшествия. Но о нем нигде не упоминается, словно и не было никогда. Я уже сверила данные, можешь не сомневаться, но об этом потом. Мы еще вернемся к этому отпечатку. Так вот о студенте… Он выше депутата на целую голову, и удар пришелся бы сверху вниз, а тут… – Никифорова встала в позу предполагаемого убийцы и резко взмахнула рукой. – Удар нанесен по прямой, значит, нападавший был ниже ростом и рост его, предположительно, от 1,6 м до 1,65 м, и это максимум. Кстати, рост этот очень соизмерим с отпечатком обуви, я бы сказала, эти два показателя принадлежат одному лицу.

– Это что же получается… – Анна-Мария, зажав зубами нижнюю губу, углубилась в изучение бумаг и словно забыла о присутствии Никифоровой. Она быстро делала пометки в своем блокноте и, вооружившись лупой, долго изучала снимки, которые принесла Мария Владимировна.

– Товарищ капитан, ты меня слушаешь? – Никифорова помахала ладошкой перед лицом Анри. – Ты так мне и не ответила, Баркалов, правда, депутат? Кстати, стилет для него был изготовлен из специального сплава. Такое оружие в магазинах ширпотреба не продается. Изготавливается только на заказ и очень дорогой заказ, – продолжила Никифорова, надув губы. Она знала, что Динавер ее слышит, хоть и кажется отрешенной, но терпеть не могла, когда ее игнорируют.

– Не дуйся, – Анна-Мария бросила на Маню беглый взгляд. – Баркалов не депутат, это его кличка еще со студенческих лет. У этого гражданина два института за плечами и одна ходка за мошенничество, причем в крупных размерах.

– Понятно. – Никифорова, закинув ногу на ногу, уютно устроилась на диване. Зная характер подруги, решила с разговорами повременить. Хоть Анри и слышала ее и даже могла вести разговор, но в такие минуты, когда она закусывает губу, лучше было ее не трогать.

А мозг капитана Динавер и впрямь работал очень слаженно, ритмично и очень профессионально. Если бы ее мысли мог прочесть убийца, он бы ужаснулся, насколько точно она воспроизводила совершенное преступление, словно сама присутствовала на нем.

– Итак, что мы имеем… – наконец оторвалась Динавер от бумаг, уставившись в пространство. И, не дожидаясь ответа, сама продолжила монолог. – А имеем мы то, что женщина могла быть очень обижена на Баркалова, вот только почему? Банальный любовный треугольник? Или месть за более тяжкие преступления этого самого Баркалова? Чтобы убить спонтанно, заранее не готовясь, это надо иметь очень давнюю злость и ненависть на оппонента. Вынашивать ее, культивировать… А ты знаешь, – оторвалась неожиданно Динавер от озвучивания потока собственных мыслей. – Баркалова ведь хотели посадить за нанесение тяжких телесных повреждений молодой женщине, но оправдали за недостаточностью улик. Пострадавшая неожиданно забрала заявление, а потом и вовсе исчезла. Мне хотелось навести о ней справки, чтобы увидеть общий портрет убиенного «депутата», но я натолкнулась на такую прочную стену умолчания, что даже не поняла, не миражом ли была пострадавшая. Ни адреса, ни фамилии, ничего. И дело почему-то так некстати пропало. То ли его забыли сдать в архив, то ли просто аннулировали. Но сейчас меня больше интересует, почему тебя вдруг заменили другим криминалистом? Вот по этой экспертизе, – ткнула она пальчиком в официальный бланк экспертного заключения криминальной службы, – во всем виноват студент, то бишь Стуков. Он был при встрече, отпечатки на стилете совпадают с его пальчиками, обувь тоже, значит – он убийца. Очень даже убедительно. И никаких признаков присутствия женщины, как в твоем заключении, не обнаружено. Ни пальчиков, ни анализа группы крови на рукояти, ни отпечатков обуви. И кто же из вас занимается подтасовкой? – прищурившись, уставилась Динавер на подругу. – Вот что беспокоит. Уж очень много вопросов, на которые наше начальство просто закрывают глаза, или наоборот, держит их широко открытыми, стараясь оставить эти вопросы не решенными.

– Ты это о чем? – Никифорова удивленно вскинула брови, но не оттого, что услышала, а оттого, что Динавер, скупая на слова, словно проглотила говорильник.