Мертвые хозяева. Что есть обнажившаяся душа!?

– Валюша ты в порядке? Все мы у Мамы, не узнала что ли? – забеспокоился брат.

– Заходим быстрей за оградку, у Мамы безопасно, да, да безопасно! – Валя поспешила снять цепь с оградки и зайти внутрь, – Гриша обратно цепь повесь!

Могилка матери была аккуратной со столиком и лавочкой. Валя заботливо посадила цветы и часто до этого приходила их полоть и поливать. Железный крест с табличкой был вместо памятника, муж поскупился на него и все тянул время.

– Ну как скажешь. Да ты вся дрожишь! – Гриша подошел к сестре и усадил ее на лавку. – Представь, что сейчас день птицы поют, солнце светит и вокруг благодать.

– Небо такое хмурое стало, а дождь не пойдет интересно? – расстроенным голосом проговорила Валя.

– Не думаю. Ну ладно давай покрестимся, а то совсем позабыли.

Вале сразу стало легче и спокойней, и как она сразу не додумалась это сделать. Теперь ее не испугало даже противное карканье вороны. Они вспомнили вслух, какая хорошая была у них мама, как она вкусно готовила простую незамысловатую пищу, как она их любила и всегда говорила им, что гордится ими. Они все говорили и говорили, то и дело отмахиваясь от приставучих комаров. Валя залилась слезами, когда вспомнила, как угасала и чахла их мать, хоть они и до последнего надеялись, что она выживет и победит болезнь.

– Ма-моч-ка, милая как ты нам нужна! Ма-ма! Как жизнь жестока! Как жестока! – Валя сползла с лавки и упала на землю горько стеная.

– Валюша, вставай давай! Мама в раю сейчас, она бы не хотела чтобы ты так убивалась, – Гриша приподнял сестру и усадил обратно на лавку. – В раю она и ей там очень хорошо, – кривя душой, говорил брат.

– Я не ребенок, Гриша. Кто знает, есть ли этот рай, да не должна она была умирать, не должна! – Валя разозлилась, что случалось с ней очень редко.

– Изменить уже ничего нельзя! Она нас любила, а значит не хотела, чтобы мы были несчастны, – Гриша ответил жестковато, но потом смягчился, когда вспомнил как Валя с трудом отходила от этой потери, – Валюша, не горюй, хотя бы ради меня.

– Цветы, цветы я бестолковая должна была принести, ее любимые лилии, – Вале еще пуще расстроилась.

– Посиди тут, я сейчас нарву цветов, где то тут недалеко они росли дикие, – Гриша хотел сделать все, чтобы сестра успокоилась.

– Я с тобой пойду, – Вале не хотелось оставаться одной.

– Я быстро, тут рядышком! – он проворно встал.

Гриша вспомнил, что рядом с кладбищенской помойкой выросли какие-то белые цветы, и Валя бы точно смутилась сорвать их у какой-то кучи хлама, а для Гриши это было ничуть ни странно. Но ему тоже было здесь не так уж комфортно, особенно когда на ум приходили произведения Гоголя, мастера жутких историй.

Валя онемела от поспешности Гриши, и осторожно оглянувшись по сторонам, притаилась как мышка и стала смотреть, как ветер плавно трепетал ленту большого венка на соседней могиле. Одна среди бескрайнего моря могил, среди слабого, но очень жалобного скрипа деревьев, среди напоминания, что жизнь ничто, а смерть все, смерть это конец для каждого. Умереть и быть для всех вот такой пугающей взор могилой. Днем ей бы не пришли такие странные мысли в голову.

Сейчас ей казалось, что так бессмысленно после смерти иметь вот такой свой неуютный клочок земли для захоронения бренного тела.

При жизни люди имеют свой дом, плодородную землю, являются хозяевами своей собственности, а после смерти они являются хозяевами своего захоронения, своей могилы. А нужен ли душе и телу этот клочок земли, неужели действительно после смерти можно обрести покой, только если тебя как подобает отпели в церкви и после как принято похоронили.

Так холодно было на душе у Вали, что она не чувствовала что находится на могилке родной матери. Действительно, все умершие являются тут хозяевами своих захоронений. Валя вспомнила, когда приходила на кладбище раньше, что у нее всегда было такое чувство что чужая могила неприкосновенна, что нельзя нарушать территорию умершего человека. Как нельзя без приглашения заявиться в незнакомый дом к незнакомым людям, так и тут что-то отталкивает от чьего захоронения, что-то не дает нарушить эти видимые и невидимые границы. Она вспомнила, как когда то нечаянно запнулась прямо о чью-то могилу, которая была не огорожена ничем и прямо вслух машинально извинилась. Мертвые хозяева надо ли вам такую собственность или вам уже все ровно имеете ли вы такое пристанище на границе живого и неживого мира или нет? Мертвые хозяева вы здесь как память, а никак продолжение чего-то. Валя подумала, что наверно только живым могло прийти в голову наделить вечным местом покойного, дать ему свой уголок как при жизни, а мертвых никто не спросил чего бы им хотелось на самом деле, так как никто не может до конца познать загробную жизнь. Живые не хотят отпускать умерших близких и продлевают связь с ними таким способом.

– Валюшка, я иду! – голос брата прозвучал громко и весело.

Хорошо, что брат сейчас подойдет, но зачем кричать так громко. Вале снова показалось, что здесь полно душ, которые готовы разъяриться в любую минуту. Кладбище есть кладбище здесь должно быть тихо.

– Смотри, какие красивые! А запах-то, чудный какой! Валюша! – Гриша подошел к Вале довольный собой.

– А это гладиолусы, ну ладно они тоже красивые. Гриш, они запаха почти не имеют совсем, – у Вали поднялось настроение.

– А по мне да к они пахнут. Я и баночку под них нашел совсем не плохую, да и водичка у нас тут есть, – брат засуетился, чтобы оставить цветы на могилке как подобает. – А ты как тут без меня не скучала? – поддел по- дружески он.

– Это тебе не скучно было, наверно в помойке баночку нашел, всю помойку перешерстил? – рассержено спросила Валя.

– Валюш да как можно то! На заборе она покоилась себе, а вовсе не там! – Гриша конечно соврал. Кто-то выбросил ее на самый вверх наваленной кучи, и ему пришлось вскарабкаться по мусору, сорнякам, старым венкам и крестам. Это было не оскорбление для матери, а просто практичный выход из положения.

– Вот сюда, Гриш, поставь, да, да посерединке, – Валя тяжело вздохнула.

– Все, давай прощаться. Да и как комары собаки эдакие уже замучили. Мы с тобой обязательно поставим Маме памятник, она это заслужила, – Гриша перекрестился три раза.

– Спи спокойно, Мама, пусть земля тебе будет пухом, аминь, – тихонько прошептала девушка тоже, перекрестившись.

Они вышли с территории кладбища, но Вале все время казалось что кто- то провожает ее недобрым взглядом. Обратно по кладбищу она шла быстро и так же быстро созерцала захоронения, которые мелькали подобно быстрой картинке, но только эта картинка была очень отталкивающей и гнетущей.

Теперь Валя не боялась ночевать в лесу, после кладбища ей все должно казаться раем. Они продвигались окольными путями, заброшенными дворами и глухими местами.

К кромке леса они подошли изрядно уставшими. Раскидистые ели стояли плотной стеной, но между ними можно было разглядеть еще больший мрак. Вале снова сделалось не по себе. Огромные еловые лапы как будто тянулись к ней и хотели загрести ее в свой плен. Они прошли немного и Гриша указал на небольшой проход между деревьями. Уверенной походкой брат исчез с глаз долой в этом черном проходе, а Валя осталась стоять и никак не решалась сделать шаг в неизвестность.

– Валюш, ты чего? – крикнул Гриша.

Сестра не откликалась, ему пришлось выйти наружу, и он увидел, как Валя улепетывает в обратную сторону к дороге, приподнимая длинный подол платья. Гриша скинул рюкзак, бросил сумку и побежал за ней.

Догнал сестру быстро, схватил крепкой хваткой и сердито заговорил:

– Нельзя всего бояться! Ты уже решилась, а взяла и сдалась! Валюша, бояться надо людей и их поступков, а не деревьев и могил! Лес зла не причинит, только люди!

– Я так испугалась, я… не знаю, я не могу…, – Валя не знала что сказать, ею завладел животный страх.

– Там как раз тропинка неплохая протоптана. Мы бы по ней прошли, а потом к небольшой полянке вышли. Там бы костер развели, далеко я уже тебя бы не повел, – брат потихоньку развернул сестру к лесу и стал тихонько идти, подталкивая сестру вперед, – я за руку тебя поведу и никуда не отпущу, не бойся и знай, что не так страшен черт как его малюют.

– Черт! – поражено воскликнула девушка.

– Если на кладбище с нами ничего не случилось, то и тут подавно нам ничего не сделается, – уверял брат.

– Я пойду домой потихоньку, ступай Гриша с Богом, – слабо промямлила девушка.

– Иди, раз жизнь твоего ребенка тебе не важна! Иди! – зло воскликнул Гриша, отвернувшись от сестры.

Они стояли, замерев на пару минут, пока Валя не произнесла:

– Гришенька, пошли в эту адскую черноту, я готова. Я не буду больше трусить, прости меня.

– Валюша, и ты меня прости. Я все забываю, что ты моя младшая сестренка, которая далеко от дома никогда не уходила. Но ты доверься мне, мы справимся, – Гриша обнял сестру. – Ну, все пошли! Адская чернота говоришь? А по мне да к просто хорошо укрытие для двух беглецов.

Валя

Мое сердце стучит как загнанный зверь, а ноги такие ватные непослушные. Я думаю только о себе, о бедный брат, бедное не рожденное дитя. Как мне вразумить себя как перестать бояться. Мы уже подходим к этому безбожному проходу. Надо перекреститься и тогда легче станет. Мы подошли, и я лучше буду смотреть под ноги и креститься что есть мочи. Да так легче брат ведет меня за руку и мое лицо иногда задевают грубые хлесткие ветки. Ой, посмотрела вперед и чуть не вскрикнула, пока не поняла это всего лишь рюкзак. По бокам стволы деревьев такие чуждые мне в темных тонах и за ними как будто что-то есть, что-то угрожающее. Слышно наше дыхание и треск мелких веточек, когда мы ступаем по ним.

Мы немного сворачиваем и снова идем. Я уже не понимаю где что, все для меня слилось воедино в черноте леса: земля и небо, деревья, кусты и даже мой брат. Шишки попадаются под ноги, комары издают противный писк. В лесу влажновато, прохладно, тропинка не в траве, а так бы промочили ноги в росе. Как странно, но потом глаза все-таки привыкают к темноте, и я уже различаю лучше, что вокруг меня. Еловые ветки так раскидисты и тут же и тоненькие стволы сосен стоят. Не так страшен черт как его малюют, я теперь понимаю, почему он так сказал. Конечно, здесь мне не уютно, но теперь достаточно терпимо.

– Валюша, скоро на полянку выберемся. Ты как? – нарушил молчание Гриша.