Попала!

Попала!
Надежда М. Кузьмина

Интересно, о чем думают люди, собираясь вынести мусор после вечеринки? Да о чем угодно, только не о том, что больше не вернутся ни домой, ни в родной город, ни вообще в свой мир. Вот и Маша, студентка-третьекурсница, тоже не думала, а взяла и попала прямиком из московского подъезда в средневековую Риоллею. С больной головой, на шпильках и в домашнем халате. Уж попала так попала! И ни тебе принца на белом коне, ни доброй травницы со словарем в кармане

А есть стылая малосимпатичная реальность – булыжные мостовые и черепичные крыши северного города на берегу моря, незнакомый язык и недружелюбные, а то и просто опасные аборигены. Впрочем, принц тоже будет… но потом! А что делать обыкновенной студентке сейчас? Надо как-то выживать…

…Над ни о чем не подозревающим городом занималась заря технической революции.

Надежда Кузьмина

Попала!

Хочу сказать спасибо тем, без кого эта книга не была бы написана. Семье, которая давала мне силы и стойко терпела мой полный отрыв от окружающей реальности и бурчание: «Я пишу… Я думаю… Я правлю…» Помогавшей в редактуре Маргарите Суменковой, мужественно боровшейся с живущим во мне мастером Йодой. И наконец моей подруге Елене, без нее я никогда бы не начала писать книги.

Все-таки в словосочетании «кривошипно-шатунный механизм» есть что-то истинно российское.

Глава 1

– Говорят, что полезно для здоровья ходить босиком.

– Да, действительно. Когда я утром просыпаюсь в ботинках, у меня ужасно болит голова.

Праздники, конечно, штука хорошая. Если вовремя остановиться. Вот только чаще всего это самое «вовремя» бывает видно задним числом. Тем самым, когда поутру просыпаешься одетая, в неснятых неудобных туфлях и с вооруженной отбойными молотками бригадой таджиков-ударников в голове. И, отправившись в поисках зубной щетки в ванную, обнаруживаешь, что та полна холодной воды, в которой, словно жемчужные гурами в аквариуме, плавают вперемешку отклеившиеся с бутылок этикетки от дорогого «Мартини» и дешевого портвейна. А на пустые бутылки, зачем-то спрятанные за шторами, натыкаешься потом целую неделю.

В этот раз все пошло вразнос еще с вечера. Отмечали в моей крохотной двушке, доставшейся по наследству от бабушки, конец сессии. Теперь мы – третьекурсники, и это звучит гордо! Второй повод для радости – впереди целое свободное лето! А еще оказалось, что белобрысый Петька с Анечкой собрались пожениться. Когда они сообщили, что завтра пойдут подавать заявление, все обрадовались и решили, что надо отметить это отдельно. Тут же Андрей с Артемом рванули в соседний круглосуточный магазин, обсуждая по пути невероятность русского языка, позволяющего наворачивать лингвистические конструкции вроде «решили послать сходить купить выпить». А что им не нравится? Все ж понятно?

Принесенное горячительное и марьяжные планы влюбленных настроили народ на лирический лад. Мне это вышло боком. В самом прямом смысле. Здоровый как медведь Роман, вызвавшийся помочь мне на кухне, притиснул меня этим самым боком к угловатому буфету и попробовал облобызать. К Роману я чувств не питала, а потому сначала вяло отмахивалась, потом взяла в руки кухонное полотенце и накрыла им Романову голову. Он как-то и не сопротивлялся, только хихикал. Даже тогда, когда я развернула его за руку и вытолкала в коридор. Где тот и натолкнулся на ищущего туалет Петьку. Его и поцеловал.

Потом пели, во что-то играли, предлагали сходить на соседнюю площадь и влезть на статую русской тройки, которую местные упорно звали «три коровы», рвались пускать самолетики из конспектов с балкона, но решили, что мусорить нехорошо. Потом снова пели, пока не позвонила соседка снизу с вопросом: «Мария, ты что, стаю волков завела? Так хоть накорми! А то так жалостливо воют, что сил слушать больше нет!»

В общем, полпервого ночи, чтобы успеть в метро, народ стал расходиться. Романа увели под руки, остальные шли более-менее сами. Договорились, что отоспимся и созвонимся – надо ж Петькино с Аней заявление отпраздновать, да?

Закрыв дверь, я с облегчением вздохнула… Ну, сейчас приберусь начерно и спать, спать, спать…

С чего начать? Ясен пень – с выноса вонючего. Всякие селедочные хвосты и прочая недоеденная закусь способна создать к утру непередаваемое амбре на кухне. Жаль, посуду сейчас не помыть – в том состоянии, что я сейчас, перебью половину на фиг. А как обидно-то бить уже вымытое! Да и излишков посуды у меня в доме нет… Так что аккуратно отнесла небольшими порциями все со стола в мойку и начала наполнять объедками ведро. Обнаруженные бутылки сволакивала в прихожую – оттащу потом к мусоропроводу, оттуда их кто-нибудь заберет.

Гм-м… А почему я это делаю в праздничной одежде? Чтоб чище была? А раздеваться лень… Вот как вынесу мусор, тогда разденусь. И спать, спать, спать… А сейчас, чтоб не заляпаться – протянула руку к крючку на стене – и надела поверх шелковой блузки и черных бархатных брючек в обтяжку полосатый длинный халат с пояском вперехлест. Страшный – жуть. И еще более жутко удобный – с рукавами три четверти, чтобы не махать обшлагами по пейзажу, когда занята чем-то полезным – ну, там посуду моешь или пыль вытираешь. А еще эта хламида была теплой, что приятно зимой, длинной – до лодыжек, и с кучей карманов такого размера, что арбуз влезет. Ну, может, и преувеличила, не арбуз, но дыня точно. Был даже один верхний карман, как у мужских рубашек. Туда я клала во время уборок документы, которые неведомая сила регулярно раскидывала по всей квартире. Вот и сейчас что-то лежит: судя по размеру – студенческий.

Ладно, халат – это хорошо, но от выноса ведра не отвертишься. И имелась здесь такая тонкость. Мое жилище было расположено в конце длинного тамбура на четыре квартирки. То есть до площадки с мусоропроводом топать и топать. А в квартире напротив моей обитал поэт Сева – существо не от мира сего, по ночам не спящее, но с кучей мужских и творческих инстинктов. Как-то я вышла вот так с ведром, а вернулась – глядь! – Сева с честными глазами уже на моей кухне сидит. И лопает приготовленное на завтра мясо прямо из сковородки.

«Я, – говорит, – стихи для тебя написал! Хочешь послушать?»

Я не хотела. Но пришлось.

С тех пор дверь я захлопывала, а ключи брала с собой.

Так. Ведро загружено. Ключи в руке. Цель – мусоропровод. Потопала. А почему спотыкаюсь на лестнице? Потому что, оказывается, до сих пор на каблуках. Бывает… Ну, может, и хорошо. Вон прямо у трубы какая-то масляная лужа. Что б я тут делала в тапках?

Похвалив себя за развитую интуицию, подсказавшую оставить на ногах туфли, брезгливо потянула двумя пальцами за ручку мусороприемника. Ничего. Похоже, заело. Взялась покрепче и дернула еще раз. Скрежетнуло и застряло. Вздохнула. Поставив ведро рядом, пнула чертов мусоропровод и рванула изо всех сил с воплем: «Сим-сим, чтоб тебя!» Сим-сим открылся. Совсем. В смысле, распахнулся и отвалился. Чуть мне не на ноги. Отшатнувшись, поскользнулась в той самой масляной луже, помянула Аннушку, помахала руками, как ветряная мельница крыльями, пытаясь сохранить равновесие, наклонилась вперед и завершила путь, обняв трубу прямо над черной дырой на уровне чуть ниже пупка. Но на том дело не закончилось. Стоило мне брезгливо отшатнуться от отнюдь не блещущей чистотой конструкции, как мой студенческий, от рывков вывалившийся из мелкого верхнего кармашка, красиво шлепнулся прямо в черную дыру. И зацепился за шов на перегибе трубы.

Слов не было. Представила себя в учебной части, как подаю нашему начальнику курса заявление с объяснением, что мой студенческий в результате катаклизма сгинул в мусоропроводе. Представила его лицо. И, вытянув вперед руку, полезла головой вперед в отверстие.

Если б я не перевесилась через отвалившийся ящик, если б не сидела перед тем на модной диете четыре месяца подряд, если б подметки моих туфель «Габор» не оказались перемазанными маслом, если б не святая, непонятно на чем основанная вера, что в мусоропровод может загреметь только кошка, и то самая дурная…

Меня как засосало внутрь. А может, как потом уже я думала, и вправду засосало. Я успела схватить студенческий, сжать в другом кулаке ключи от квартиры – вот не хватало только, чтоб они выпали! – растопырить локти и колени, чтоб затормозить, прикинуть, что падать не так уж высоко – всего-то четвертый этаж, а мусора внизу наверняка целая мягкая гора. А затем стало темно. Совсем. Сначала в глазах, а потом я отрубилась вовсе.

* * *

Судя по запаху, очнулась я на куче мусора, как и ожидала. Вот только не внутри своего дома. Над головой наливалось влагой серое, беременное дождем небо. Где я? Может, меня не заметили и вывезли на свалку? Бред какой…

Огляделась. За спиной глухая каменная стена дома, высотой этажа в три. А дальше виден край черепичной крыши. Черепичной? Да у нас в районе отродясь такого дива не было. Я и сама-то черепицу только в Таллине видела. Но не мог же мусоровоз отвезти меня в Таллин? Или мог? Потому что напротив углом сходились еще две глухие серые каменные стены каких-то строений, также крытые красной глиняной черепицей. И в воздухе, перебивая запах мусора, тоже чувствовалось что-то этакое, напоминавшее о море.

За углом послышался громкий мужской голос. Потом раздались уверенные шаги. Даже не шаги – топот. Я испуганно заозиралась – к встрече с шумным незнакомцем готовой я себя ну уж никак не чувствовала. А куда деваться-то? Три стены, забор, здоровенная куча мусора, на вершине которой я и окопалась… ага, вон разодранная ивовая корзина с ошметками капустных листьев. Брр! Может, не надо? Голос что-то рявкнул, в ответ послышались то ли женские, то ли детские всхлипывания. Ой, чую, надо… Подтянула к себе корзину, прикрылась. А потом, по наитию, вытащила из кучи деревяшку – похоже, сломанную ножку дубового стола.

Из-за угла вывалился чудно? одетый мужик средних лет. Нестриженый, усатый, с плащом через плечо и в сапогах. А за руку он волок столь же странно одетую девицу – в длинной юбке и каком-то безумном чепце с хлопающими белыми ушами. Дурь полная – такое носить! Монашка, что ли?

Но, судя по тому, что мужчина собирался делать, монашкой он странно одетую особу не считал. Огляделся, недовольно сплюнул на влажную землю, а потом развернул малолетку – на взгляд я ей дала лет пятнадцать – носом в угол, нагнув и заставив опереться руками о стены, и задрал сзади юбку до талии.

Переходящие во всхлипывания вопли девочки: «Ниэ! Ниэ!» – принять за выражение восторга или согласия было трудно. Мужчина хлопнул с размаха по голой ягодице перед собой, довольно хохотнул и стал развязывать штаны. Где я? Это точно не Таллин, а происходящее – не кино. Но где бы ни была, спокойно смотреть на то, что происходило всего в нескольких шагах, казалось невозможным.

Съехав на заднице по влажной куче, в три шага оказалась за спиной пытающегося пристроиться к подвывающей малолетке насильника и с размаха, стараясь не думать о том, что делаю, опустила дубовую хреновину на его макушку.

Громко. Девица как-то резко, будто это я ее приложила, перестала выть, обернулась, выпучила глаза и приготовилась заорать. Мужик, у которого глазки съехались в кучку и закатились, валялся у моих ног. На что была похожа я, сказать не берусь. Судя по реакции спасенной, мужик ей был однозначно милее. Так и не завопив, девчонка рванула за угол, прочь от меня.

Ага! Ясно. Надо тоже делать ноги, и быстро. Или снова зарыться в кучу мусора и подождать, что будет дальше? Или бежать? Маша! Если не возьмешь себя в руки, этот тип, как очнется, тебя носом в угол поставит. Хочешь? Ой, не хочу… Но все же, ГДЕ Я??? КУДА Я ПОПАЛА???

Так, бритву Оккама на философии учила? Вот и считай, что попала туда, куда Макар телят не гонял…

И шевели, шевели и мозгами, и ногами! И руками тоже! Правильно! Кожаный кошель с его пояса себе в карман халата, и плащ, плащ с него тяни… Мужской, женский – потом разберешься. Все лучше, чем твоя полосатая шкура давно вымершей саблезубой тигрицы… Ага, стащила, а теперь тащи мужика за ногу к куче. С глаз долой, и пусть полежит на мягком, отдохнет. Может, еще сапоги снять? Эх-х, у него на вид сорок четвертый, а у меня тридцать седьмой – не катит. Капустными листьями припорошила, в плащ замоталась и ноги, ноги…

* * *

Нет, ну умом я понимала, что, скорее всего, я в каком-то городе и за углом должна быть улица. Что мой родной мусоропровод с отломанным ящиком и забытым ведром растаял в голубой дали… но не так же!!! Нормальные люди попадают в другие миры через проколы в пространстве, уведенные за руку прекрасными эльфами или, наоборот, плечистыми демонами. Ну, в крайнем случае, падают под поезд или находят таинственную дверь в подземелье. А я? Глупо-то как! Дурее было б только, если б в унитаз смыло!

А из этого непреложно следует, что ни чудесного коня с мечом-кладенцом, ни дракона с влюбленным принцем – или принца-дракона, уж как получится, ни доброжелательно настроенной колдуньи, которая вложит мне за одну ночь из чистой бескорыстной гуманности в голову три местных языка и мироустройство в придачу, мне не видать. А чего ждать от аборигенов, я уже поняла. Кстати, а с какого перепуга я взяла, что тут есть какая-то магия? Потому что сюда попала неведомо как? Ну, аргумент, конечно, но шаткий. Ведь я попала не только сюда, но и от себя – а какая у нас магия… эх-х! Всякий знает.

За углом действительно шла улица. Крутая, мощенная булыжниками. Только на шпильках и ходить. И с нее открывался панорамный вид на город, раскинувшийся на берегу широкого залива. Море черепичных крыш с поднимавшимися из труб дымками, высокий замок готических пропорций на горизонте и стоящие в гавани десятки парусных судов. Ох, точно не Москва и не Таллин… Если только не глючу, лежа на носилках в «Скорой помощи» на пути в Кащенко.

Так, что дальше? Первая задача – найти безопасное место и попытаться придумать план действий. Часть этой задачи – не попасться на глаза местным силам правопорядка. Вряд ли меня похвалят за прихватизацию чужого кошеля и плаща. А вдруг тут ворам руки рубят? Мир-то какой-то отсталый – ни одного фонаря вдоль улиц, даже газовых, и то не видать! Вторая задача – посмотреть, как выглядят местные, и постараться стать похожей. Ну, насколько сие возможно. Третья – поискать добрую самаритянку. Или самаритянина, уж как выйдет. Наверное, надо сделать что-то полезное: ну, там, от воров спасти, из-под колес кареты вытолкнуть… Ага, насмотрелась голливудских фильмов, размечталась. А кареты-то здесь есть? И лошади? Да еще вопрос – а на каком языке тут изъясняются? «Ниэ» – это «нет» по-каковски? Я такого точно не знаю.

Пока думала, брела тихонько вниз по улице, стараясь не привлекать внимания. Мужик был рослым, его темно-серый плащ удачно скрыл меня в моем экзотическом халате от шеи до пяток. Забеспокоилась – а вдруг в плаще блохи? Да нет, вроде никто не кусается. И, если кошель такой набитый, наверное, хозяин чистый. А вот я на что похожа? Вон женщина мимо прошла, как-то нехорошо посмотрела и отвернулась. А в чем дело?

Через пару минут сообразила в чем. К вечеру я накрасилась. А любая тушь, самая трижды водостойкая по рекламе, все равно рано или поздно оказывалась у меня не на ресницах, а под глазами, превращая в гибрид панды и карикатуры на Веру Холодную. Да еще яркие тени… хорошо, хоть помада «съелась» еще за ужином. И ужин – тоже хорошо. По моему субъективному времени выходило, что я налопалась под завязку всего час назад.

И вообще плюсы есть. Куда бы ни попала, а на вид почти как Европа. Все не к папуасам на острова или к зеленым человечкам на Марс. И несколько встречных выглядят почти привычно – русые, как и у меня, волосы, светлая кожа. Хорошо, что в этом году из-за запарки с учебой я еще позагорать не успела. Но косметику надо смыть, и срочно! Вон еще одна сделала явно отвращающий зло знак.

Заметив полутемную арку, рядом с которой стояла наполненная дождевой водой бочка, свернула туда. Так… «А что у нас в кармаслах?» – спросил Горлум. Студенческий, ключи от квартиры, расческа – ура! – торжество цивилизации, пара леденцов «Стрепсилс», пробка от винной бутылки, карандаш, носовой платок… ага! Он-то нам и нужен. Обмакнула беленький квадратик в бочку с казавшейся чистой водой. И отвернулась к стене. Все же снятие косметики – дело не публичное. Точно! На платке остались черные следы – тушь была где угодно, но не на ресницах. Вывернула платок, протерла лицо снова. Ага, теперь чисто. А волосы? Что – капустный лист на макушке? Ну да, при переходах через пространственно-временной континуум такое случается.

Пока расчесывала волосы – грива у меня до талии, заплетала в косу, закалывала снова на голове, – думала.