Драконья доля

Ой!

– Это как?

– Тпрууу… – натянул мужик вожжи, заставляя притормозить гнедую кобылу. – Если торговать, али покупать, али на работу хочешь устроиться – то серебрушка. Ежели конный – верхом или на телеге – тоже всегда серебрушка. А кто идёт к лекарю или в храм – тогда половинка.

– Спасибо, дяденька!

Почесала нос. И как быть? Я хочу на работу, но не знаю, найду ли её тут. А в храм пойду точно. И денег у меня мало. Выходит, будет не таким уж лукавством заплатить половинку. Только у меня все монетки – целые. А ежели отдам целую, неужто мне стража что-то возвернёт? Это вряд ли. Значит, надо деньги разменять. А где?

Медленно двинулась вперёд, озираясь по сторонам. Пока шла, сунула руку за пазуху, запустила пальцы в свой мешочек, нащупала одну монету, вытянула и крепко зажала в кулаке. Вот так. Всё, что есть, никому не покажу!

Сперва я думала, что из моей затеи ничего не выйдет. А потом углядела, что чуть в стороне от дороги сгрудились телеги и полотняные палатки. Похоже, здесь останавливались те, кто не хотел платить за въезд в Гифару. Может, тут торгуют чем-нибудь дешёвым и даже мне нужным?

Рядов было всего два, и торговали тут в основном привезённым из деревни – мешками картошки, бочонками огурцов да квашеной капусты. А к чему мне капуста? Наконец я заметила прилавок с грубыми нитками и иголками. Вот это точно пригодится! Подошла и спросила цену, ткнув пальцем в средних размеров моток серых ниток, из которого торчала игла.

Продавец хитро прищурился:

– Этот – пять медяков.

Это много или мало, как узнать? Шесть медяков стоят две кружки пива в трактире или полтора стакана вина. А больше сравнить было и не с чем. Но, подумав, решила, что пока обойдусь – сейчас рваного на мне нет, есть только грязное да мокрое. Повернулась спиной…

– Четыре! – крикнул торговец.

А я уже решила не покупать. Да хоть три – переживу как-нибудь.

Закончилось тем, что за один медяк купила две лепёшки с овечьим сыром. Есть-то по-любому надо! А в городе, чай, дороже выйдет.

Отсчитала двадцать пять медяков, зажала в кулаке, остальное спрятала в карман. И поспешила к воротам – время уже за полдень, а я всё в чистом поле пугалом торчу!

– Куда идёшь?

– В храм.

– Откуда сама?

Похоже, пожилому усатому стражнику было скучно.

– Из Гусиного Пня, тётка послала.

– Как тётку зовут?

– Марфёна…

– Ну ладно, давай полсеребрушки и проходи.

Высыпала на широкую доску зажатую в кулаке мелочь. Одна монетка чуть не укатилась за край, но дядька ловким щелчком отправил её к остальным.

Я заторопилась прочь. Надо бы спросить, где храм, но если я – местная, так сама знать должна. Отойду подальше, тогда уж стану вопросы задавать.

Дома были похожи на городскую стену – снизу из серого или бурого камня, наверху деревянные. И красивые – с фигурными башенками, хитрыми, растущими из крыши окошками, резными ставнями. Кровли у тех, что побогаче, блестели железом, другие были крыты дранкой. Пройдя несколько домов, увидела башню выше крыш, на которой стоял человек в блестящем шлеме. А внизу, у широких ворот, переминалась с ноги на ногу запряжённая в повозку с огромной бочкой пара рыжих коней. Ух ты, пожарные! Отец про таких рассказывал.

Вот тот, что наверху, наверняка со своего насеста храм видит. Может, покричать, спросить? Или не стоит?

Побоялась.

Зато через два дома заметила идущую куда-то нарядно одетую девушку и попыталась заговорить с ней. Та сначала испугалась, просто шарахнулась. А потом ткнула пальцем вперёд по улице и, когда я поклонилась, добавила:

– На втором перекрёстке поверните направо.

Выходит, я шла почти туда, куда нужно. Теперь точно разыщу! Только почему она ко мне обращалась, будто я не одна?

Я упёрлась прямо в храм. Не узнать его было сложно – высокий, целиком каменный дом с куполом, похожим на яйцо, и двойными распахнутыми дверями. Робея, вступила внутрь и замерла: до чего же тут чудесно! Сумрак, только тонкие свечки перед статуями богов сияют, а на белом каменном полу лежат яркие пятна от разноцветных стёкол в высоких окнах. И из этих прозрачных ярких кусочков целые картины составлены – вон конный рыцарь в доспехах и благословляющая его дева, а вот святой старец с длинной бородой и прильнувший к нему олень. И дух от свечей плыл дивный и чистый – пахло воском и душистыми травами.

Стала ходить от статуи к статуе, пытаясь угадать, кто изображён, а потом уж разбирая подписи. До чего боги красивые! И лица мудрые и благостные… Опустилась перед нишей Богини-матери на колени, прося заступничества. Коли никого у меня нет, пусть она будет.

И не заметила, как ко мне подошёл храмовник в длинной серой рясе, перепоясанной верёвкой.

– Ищешь чего, отроковица?

– Да, отец. Ищу приюта и работы, – слова легко, словно кто подсказал, слетели с уст.

– А можешь что-то пожертвовать богам за помощь?

Ох. У меня же денег совсем мало, и тёплых вещей на зиму совсем нет… Как отдавать-то?

– Отец, а могу я отработать? Я усердная и сильная.

– А что умеешь?

– Готовлю, стираю, убираю, с огородом и коровами могу, шью, пряду… – заторопилась я.

– Ладно, поглядим. Можешь остаться в нашем приюте на три ночи. Будешь помогать готовить и раздавать еду. Сейчас я тебя провожу, следуй за мной!

Двухэтажное строение на заднем дворе называлось интересно – странноприимный дом. Было туда два входа – отдельно для женщин и для мужчин. Мужчины жили на первом этаже, и там же располагалась кухня, куда меня отвёл отец Ансельм. Молодая сноровистая женщина, мешавшая что-то в котле, из которого валил пар, обернулась:

– Новенькая? Как зовут?

Я замялась. Если меня ловят под именем Син, надо назваться как-то по-другому. Только в голову ничего не шло. Совсем. Открыла рот, закрыла… а потом ляпнула:

– Белёна.

– Да какая ж ты Белёна, если чёрная, как грач?

Я пожала плечами, что, мол, не виноватая… Хотя, по-честному, именно я и виновата, это ж в мою дурную голову пришло взять имя сестры, которой то подходило намного больше.

– Ладно, Белёна так Белёна. Садись картошку чистить. Умеешь?

А то как же!