Доченька

Доченька
Надежда Нелидова

…Дочка прыгала: «Папочка, купи золотой браслетик, хоть самый тоненький! Все девочки в классе в золотяшках – только у меня нет».На шею бросалась, обнимала мягкими прохладными ручками – у какого отца душа не растает? Строго разнимал объятия, а у самого сердце таяло, как сахар в горячем чае.

Доченька

Надежда Нелидова

© Надежда Нелидова, 2023

ISBN 978-5-0059-5155-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ДОЧЕНЬКА

– Ого, Майя Викторовна, собрались отметить ноябрьские с размахом?

Галя спрыгнула с табурета. Она вставала на него, чтобы снять с верхней полочки одинокую бутылку вина. Бутылка томилась там в давнем и безнадёжном забвении. Кто в селе купит итальянское вино за пять тысяч рублей?!

Галя – бывшая ученица Майи Викторовны. Вытерла тряпкой толстый слой пыли с тёмно-синего стекла. Подошла уборщица Света, рукой в резиновой перчатке убирая со вспотевшего лба волосы. Света тоже была ученицей Майи, только выпуск на семь лет позже. Да кого ни возьми в селе – почти все жители «прошли» через Майин класс, были её учениками.

– Что вы, разве бы я купила для себя? – засмеялась и смутилась учительница. – Вот еду повидаться с Любашей Земцовой! Она ненадолго в наших краях, квартиру в городе продаёт.

Деревенский магазин – источник актуальной информации. Уже к вечеру всё село знало: Майя Викторовна, которая за всю жизнь по причине больных ног почти не выбиралась из села, едет в гости к любимой ученице, знаменитой актрисе Любови Земцовой! Везёт гостинец – итальянское вино за пять тысяч рублей!

Завтра сядет на утренний автобус, путь неблизкий: триста километров. Значит, обратно ждать дня через два: переночует у Любы, а может, и дольше задержится. Привезёт ворох новостей: как там столица, как снимают кино… Ученик Андрюха, колхозный шофёр, рано утром подкатил к домику учительницы, бережно под ручку вывел, довёз с ветерком до автобусной остановки.

– Любке там привет передавайте. Поди, нос задрала. И не вспомнит, как я её снежками забрасывал, проходу не давал. Ох, и втрескался в неё тогда – всемером оттаскивай…

– Андрюша, школьные годы не забываются. Тем более первая любовь.

***

Молоденькая Майя приехала по распределению в село – как картинка. Пальто приталенное, сборчатое, с барашковым воротником. На кудрявой головке – котиковая трофейная шапочка – «таблетка» с янтарной брошкой. Крутые каблучки ботиков проваливались в тротуары. Таких тротуаров Майя ещё не видела: вкопанные в землю чурбаки, кругляшками кверху.

На каблуках форсила недолго: обморозила ноги. Дважды в неделю после уроков и проверки тетрадей учителя ходили в дальние деревни читать лекции о международном положении, о текущей обстановке. Однажды в буран сбилась в пути, завязла в сугробах. И даже огромные валенки на шерстяной носок не спасли от обморожения.

Она продолжала вести уроки только стоя: а как иначе – учитель! Но узкие туфельки сменила на плоские, как калошки. И по ночам крикивала в голос от того, что ноги крутило, выжимало жгутом. Благо, никто не слышал её слёз и криков в избёнке на отшибе.

У неё не было хозяйства, не держала кроликов и кур, как другие учителя. И вдруг… завела корову. Не по своей воле – тёлочку привела на верёвке скотница, мать Андрея. Детей у той было шестеро, Майя занималась после школы с каждым, вытягивала на твёрдую «тройку». Кормила кашей, которую вообще-то держала для себя закутанной в платок в печке.

Неделю назад Андрюха был уличён в преступлении: не устоял перед великолепием янтарной брошки, украдкой вытащил из котиковой шляпки, спрятал на сеновале.

Скотница привязала тёлку к калитке, поклонилась в пояс:

– Спасибо, Викторовна, что в милицию не заявила. Всех моих в люди вывела, может, и этого дурака уму-разуму научишь. Безотцовщина, от рук отбился.

– Очень благодарна, конечно, но немедленно – слышите – немедленно! – заберите телёночка назад.

– Мне её премией дали, – не слушала скотница. – У меня корова дойная имеется, куда мне? А это выбраковка, всё одно на мясо пустят.

Вот эту задумчивую бархатную большеглазку на мясо?! Пришлось оставить у себя. С сеном обещал помочь колхоз – взамен на сдачу молока. Доить научила та же Андреева мать, и раздоили – только вёдра подтаскивай. Вот тебе и выбраковка. Майя назвала тёлку Доченькой. В тёмных прохладных сенцах всегда стояло ведёрко с Доченькиным молоком, рядом на гвоздике ковш. Кто ни приходи – черпай и пей сколько влезет, как воду или квас.

А народу у Майи было много, проходной двор. Шли ученики подтянуть оценку, сельчане: газетную заметочку объяснить или письмо сыну в армию написать. Просили жизненного совета – седые пожившие люди у неё, девчонки-щеголихи. А как же: Учительница!

Хотя давно не щеголиха: руки от дойки стали как у всех деревенских женщин: сухие, красные, с раздавленными широкими пальцами. Доченьку пришлось отдать в колхоз – не хватало времени. Молодые учительницы-стажёрки не выдерживали больше года, сбегали. Майе приходилось брать их классы.

***

Да и куда она из деревни, если у неё жених? Передовой тракторист, чуб из-под фуражки волнами, страдание и ночные слёзы окрестных девчат. А с учительницей будто подменяли – тише воды, ниже травы, краснел, мял кепку. Барышня и хулиган.

Что любовь для Майи? Горько-сладкая свежесть черёмухи, прохладные гроздья, белые брызги лепестков в волосах. Лесок в изумрудном майском пушке, вечерняя росяная трава обжигает босые ноги. Туфли сняла – раскиснут. Он её подхватил, донёс до крыльца, взял в руки покрасневшие зябкие ножки: по маленькой ступне в каждую ладонь, грел дыханием, прижимался колючей щекой: посевная, фасон держать некогда.

Свадьбу наметили на июнь. Колхоз давал ссуду и материал на новую просторную избу. Наказ: чтобы крепких ребяток наделали не менее пятерых. Майя не ходила – летала, будто её несла неведомая сила, будто ногам до сих пор не давали ступить на землю крупные тёплые ладони. Влетела в класс, сумочку на стул, поправила разлохмаченные ветром кудри:

– Дежурный, все в классе?

– Земцовой нету.

Она и сама видит: место на третьей парте в правом ряду пустует. У Любы точёная головка всегда в три четверти рассеянно была повёрнута к окошку.

– Ау, Люба, вернись к нам, где витаешь? Повтори, что я сказала.

Встанет, стройненькая и ладная, вежливо, слово в слово, повторит сказанное. По всем предметам пятёрки, гордость класса, школы и лично Майи! А ещё звезда маленького школьного театрика. Подбирая бабкину юбку, величественно ступала по щелястой сцене, нервно трепетала настоящим шёлковым веером. Бог знает с каких старых режимов он завалялся у библиотекарши: с перламутровой вставкой, с зеркальцами как павлиньи глаза в каждом шёлковом пёрышке.

– Панна Мнишек славы хочет,

Панна Мнишек власти жаждет!

На престол царей московских

Я царицей сяду

И порфирой златотканной

Солнцем заблистаю,

И сражу красой чудесной…

Зал хлопал. Майя Викторовна влюблёнными глазами смотрела на талантливую ученицу, промокала глаза платочком.

Люба рано начала осознавать свою красоту, несла её как хрупкий драгоценный сосуд. Но откуда эта порода, эта стать в деревенской девочке у простых неказистых родителей? Осанка, горделивый посад головы? Резко очерченный надменный ротик, губки пухлые, будто покусали пчёлки. Глаза ясные, вдумчивые, омытые мыслью. Красота и ум – невозможное сочетание.

***

На дому у учительницы занимались риторикой – Люба готовилась в театральный. Однажды, утомлённая учёбой, уснула на Майином диване, подложив ладошку под персиковую щёчку. Майя укрыла её пледом и долго стояла над девочкой, любовалась ангельской красотой. Неожиданно такое умиление и нежность нахлынули: коснулась губами тёплых волос, и само собой шёпотом вырвалось: «Доченька!».

Но характер у Любы – ой, ой. Маленький монстрик. Гладить только по шёрстке – иначе вздёрнет головку, отвернётся. Огромные глаза нальются хрустальной влагой, слезинка картинно скатится по щеке. Артистка!