Затишье. Легенда Гнилого князя. Начало

– Не та тропа! – крикнул Веник, когда стало ясно, что едут долго и никак не доберутся до Круга. – Путает нелегкая, чтоб ее! Чур меня, чур, пропусти обратно!

Майкл взмок, накручивая педали и проклиная корзину для ягод, в которую скинули часть барахла. Из брезентовой упаковки вырвался край палатки Веника и парусил на ветру. Наконец, показался бетонный круг, его проскочили на полной скорости и разом попали в густую ночь, так низко висели лиловые тучи, перекрывая остатки света.

Где-то сзади сверкнула молния, все вокруг озарило кровавым сполохом. Сразу же ливнем стегнуло спину, словно злобные небеса лупили в землю многохвостой плетью.

– В Тишинку бьют, твари, в самую реку! – выругался мокрый Влад, пряча свои окуляры. – Веник, я дорогу к Дому не вижу, вода смывает картинку.

– Дом-на-сваях? – догадался Майкл. – Вон же он, справа, окнами светит!

Все четверо, мерзлые и уставшие, посмотрели на Майкла, как на дурного.

– До Дома еще километра два, – начал Петька и вдруг осекся.

Остальные тоже увидели Дом и помчались под ливнем из последних сил.

Уже у ворот Майкл обернулся.

Молнии всё лупили в реку, но вдалеке, на горизонте, вдруг ударила молния наоборот, с земли в лиловые небеса, и еще одна, и еще.

А потом ворота раскрылись, впуская долгожданных гостей, и опасная гроза осталась в прошлом, ветер стих, ливень иссяк. Над Майклом светили родные звезды, складываясь в созвездия, и он сразу нашел Большую Медведицу, дружелюбно подмигнувшую с высоты.

5. Кунсткамера

– Что так долго? – проворчал охранник. – Шляетесь ночью незнамо где, честным людям поспать не даете!

– Извините, Олег Георгыч, – натянул покаянную личину Венька. В сочетании с его побитой рожей личина смотрелась как-то не очень.

– Нас на Круге задержало, тропы сбились, – пришел на выручку вежливый Влад, вытирая очки мягкой тряпочкой. Даже мокрый насквозь и в чужой футболке с призывом разрушать мир насилья, Влад был образцовым юношей, любовью всех бабушек в мире.

– Ну лады, – смягчился охранник. – Дуйте тогда на сугрев. В актовом зале перекантуетесь, после спустится кто из жильцов. Валяйте, Добрыня пропустит.

От охранника разило спиртовой настойкой, да так сильно, что Майкл закашлялся.

– Ну а что ты хотел? – хихикнул Веник. – Это ж Горыныч, огнедышащий змей!

Майкл оглянулся на сторожа. То ли пары алкоголя подействовали, то ли от усталости сбоило зрение, только он увидел в белесом тумане, как растроилась голова Горыныча, окруженная языками пламени. Венька втянул его по спине, чтобы не отставал от коллектива, Майкл моргнул, и все стало, как прежде: пожилой алкаш запирал ворота, изрыгая из пасти спиртной перегар.

– А Добрыня – это кто? Богатырь?

– Вообще-то он учитель физры, так что не обзывайся. Влепит двойку под конец года, прыгай тогда через козла до помутнения разума. Что дозволено Горынычу, знаешь ли… Физрук прозвище очень не любит.

– Почему? Хорошее прозвище!

– Так и Медведь – нормальное, да? Если не комплексовать.

Майкл не нашелся, что возразить.

Дом-на-сваях продолжал удивлять. Когда ехали мимо в машине, казалось, это просто нескладный дом, по периметру обнесенный оградой. А теперь они шли и шли от решетки, а парковая зона все не кончалась. Здесь были дорожки из шлифованной плитки, выложенной узорами. Здесь росли яблони и черемуха, клеились почками тополя. Белели в полумраке березки. Вдалеке журчал то ли фонтан, то ли подземный источник.

Дом в искривленном пространстве казался маленьким и далеким. Игрушечной постройкой из конструктора лего, собранной неумелым ребенком.

– Ох, сегодня расстояния крутит, – вздохнул Влад, надевая очки. – Лучше на великах ехать, парни. Километра два нарастили, дотянули Дом почти до бетонки!

Они оседлали стальных коней, как патетично назвал велики Петька, крутанули педали раз, другой, и внезапно оказались у самого Дома, рядом со стальными опорами.

– Ну, Кунсткамера, елки-палки! – не удержался Майкл.

Венька посмотрел с интересом:

– Как назвал? А мне нравится, пацаны! Классное словцо: Кунсткамера!

– А, тебе чем чуднее, тем круче, – почему-то обиделся Фан. – Дом – он живой, он ласку любит. Посмотрите, какой красавец!

– Да ладно, хорошее назвище, Фан. Кунсткамера, – Влад причмокнул, будто пробовал словечко на вкус. – Интересный ты зверь, Михей. Видишь, как надо, буквой владеешь! Посмотрим, как тебя примет Дом.

– Сколько вас ждать, добры молодцы? – гаркнули откуда-то из-под дома.

– Расстояния глючат, дядь-Никит!

В центральной свае загорелся свет, и она обернулась вдруг лифтом, широким, зеркальным, совершенно безлюдным. Они поместились в нем запросто, все пятеро вместе с велосипедами, и еще куча места осталась, хоть дивизию заводи.

Венька ткнул в одинокую кнопку, и их плавно подняло на первый этаж.

Встретивший их в вестибюле мужик не был богатырем. Среднего роста, сложения, с серым неярким лицом. Выделялась разве тельняшка. И синий берет за поясом. А еще пустая бутылка в руке.

«ВДВ! – догадался Майкл. – Десантник. Еще один пьющий воин в отставке. Интересно, чему он учит детей? Кирпичи ногой разбивать?»

За что десантника прозвали Добрыней, пояснил всезнающий Венька. Пацаны шептались, мол, сильный, добрый. Да еще и с Горынычем дружит! Жизнь оказалась куда прозаичнее: звали охранника Никитой Добровым.

Добрыня заставил честную компанию оставить велики в холле и торжественно повел в актовый зал. Как понял Майкл, в жилые квартиры поднимал посетителей другой лифт, а здесь, в длинном темном пространстве, украшенном коврами и хрустальными люстрами, проводились конференции и собрания: ради них спроектировали лектории, студии, кинотеатр и большую столовую. В актовом зале стоял рояль, украшая собой солидную сцену, ослепительно белый аристократ. Стены покрывала мозаика: былинно-сказочные мотивы, а еще багряные звезды и надписи КПСС. В этом был эстетический сюр, потрясное смешение жанров: царь-Кощей над сундуками и рядом сияющие серп и молот. Парой дней раньше Майкл полез бы на сцену, фотографировать со вспышкой и без, применяя различные фильтры, добиваясь сказочного антуража. И придумывал броские заголовки. А теперь лишь присел в первый ряд, радуясь сухости и теплу. Кресла были обиты бархатом сочного ягодного оттенка, на полу – дубовый паркет. Роскошь Совка, доступная избранным.

Венька сел рядом, ткнул локтем в бок:

– Думаешь, там смальта и стеклышки? – указал подбородком на звезды в мозаике. – Нет, братан, у нас, как в Кремле. Там корунды из заповедной шахты. И вообще, привыкай. Здесь везде символика.

– Коммунистическая?

– Ох, чудак ты, Михей.

– Ничего не сломайте, наследники, – пригрозил бутылкой Добрыня, потом спохватился, припрятал за спину. – Пережидайте грозу в тепле. Когда Старики освободятся, с вами поговорят.

Он ушел, позвякивая ключами.

Влад тотчас метнулся на сцену, сел за рояль, тронул клавиши.

– Не замогильное, Владик! – жалобно попросил Фан, без особой, впрочем, надежды.

Влад улыбнулся, обнажая зубы.