Затишье. Легенда Гнилого князя. Начало

Петька сразу махнул рукой, вынул из рюкзака спальник и расстелил на паркете:

– Завтра контрольная, – буркнул сонно. – А я не выспался ни фига. Эти двое пинались всю ночь!

– Сам подскочил ни свет ни заря, – огрызнулся Влад, терзая рояль. Получалось красиво, душевно и невероятно тоскливо.

Фан сдвинул два ряда кресел, накинул сверху тент от палатки и тоже устроился отдыхать, забравшись с ногами в домик.

– Наши спальники в корзине остались, – приглушил голос Майкл, как на концерте. – Вень, наверное, вымокли все.

– Раскулачим Петуха, – оживился Венька. – Или укроемся алыми флагами, я знаю, их скинули за кулисы!

Скрипнула дверь, вернулся Добрыня.

– Ну, кто из вас самый крепкий? Там у меня матрас. И одеяла с подушками. Тащите сюда, не стесняйтесь. А я в столовку схожу за едой. Гордей распорядился.

За матрасом и одеялами пошли скопом, даже Влад отвлекся. Все устали и хотели спать. Из неприметной кладовки потащили кто что схватил, и в итоге на сцене свили гнездо, настолько теплое и уютное, что Фан мигом разобрал свой домик и деловито прополз в середину.

Добрыня из столовой пригнал тележку с согретой овсяной кашей и кизиловым киселем. Все похватали хлеб и ложки. Кочевряжиться и ругать меню даже Майклу на ум не пришло.

Что было потом, он помнил смутно, вроде упал на матрас и уснул, но почему-то смотрел в потолок и слушал, слушал голоса Кунсткамеры.

Скрип и шуршание. Еле слышное. Так скрипят дорогие кресла и старинные фолианты. Чуть уловимый запах парфюма.

– Может, перенести их в комнату? Мы кровати застелили, чай заварили. Что за иллюстрация к «Республике ШКИД»?

– Ну а что? – усмехнулся кто-то и сухо прищелкнул пальцами. – Настоящее приключение: ливень, скачка, ночевка вповалку. Им бы сюда котелок, костерок…

– Нет, пожарная безопасность…

– Власенька, милая, я шучу. Оставим детей в покое. Пусть Элочка принесет пирожки и электрический чайник. Захотят позавтракать, справятся сами.

– А что с грозою, Гордей?

Сердце стукнуло в ребра оглушительно громко. Майкл вздрогнул, постарался дышать через раз, приказал себе успокоиться. Но где-то рядом стоял Гордей, запретивший визиты к беловолосой. Гордей, давший допуск в Кунсткамеру.

– Атаку отбили, но шшшш… – зашипел змеею Гордей, засмеялся. – Кое-кому в этой куче не спится. Ты к нему, Власенька, присмотрись, что там за формула у человека? Тихий Лес его зовет, аж сосны крючит. А Дом признал, приютил. Чудно!

– Я ведь сразу сказала про пришлого. Его нельзя оставлять в Затишье. Он сын Ивана, Гордей! И путь ему на Калинов мост.

Тишина и скрип дорогого кресла. Шуршание по паркету:

– Не тебе решать, Власелина. Мне нужна формула. И прогноз. Элеонора, душа моя, рад, что ты заглянула. Спой молодежи, чтобы сладко спалось.

Майкл не расслышал ответ. Запахло пирогами и южным ветром, гуляющим в абрикосовых рощах, а потом все слова перекрыла песня, тихая, нежная, как мамины руки, качающие в колыбели.

Расслабился рядом Венька, засопел пригревшийся Фан. Влад сложил руки поверх одеяла, зашевелил длинными пальцами, будто пытался сыграть мотив. Петька дернулся и притих, с улыбкой подчиняясь тонкому голосу. Майкл сопротивлялся, пытался встать, вынырнуть к поверхности из глубины, но пруд цеплял рыжими водорослями, тащил на дно в склизкий ил, а песня текла полноводным ручьем и не давала вздохнуть.

– Глупый упрямый зверь, – кто-то потрепал его волосы. – Намаемся мы с ним, Гордей. Почище, чем с Венедиктом, намаемся.

Гордей скрипел кожей, чем-то шуршал, хрустел и щелкал сухими пальцами.

Элеонора пела, и не было сил бороться со сном. Усталость расплющила в одеялах, брал за горло пережитый стресс. Пруд отпустил, хлестнула гроза, Майкл вскрикнул и вдруг оказался в роще. Пахло спелыми абрикосами, они сами падали в руки, уже подвяленные на солнце, сладкие, с тонкой кожицей. Майкл пихал их в рот и выбрасывал косточки, а рядом шел Венька, весь в рыжем соке, и Фан, собиравший плоды в подол не по росту длинной рубахи, расшитой алыми звездами. Влад хоронился в тени деревьев, а Петька скакал где-то поверху, сбрасывая абрикосы друзьям. Всех сморил сон, пропитанный солнцем, летним зноем и кураговой сладостью. Укрыл от забот ласковым куполом, но Майкл упрямо брыкался, цеплялся в реальность четырьмя лапами, потому что помнил, куда идут. Они спешили на помощь Ромашке и беловолосой девочке. Они шли в Тихий Лес за алоцветом…