– Ты сам себя обижаешь. Я удивляюсь, как ты с твоим уровнем интеллекта прикипаешь сердцем к этому ширпотребу. “Уникальная философская концепция”! Черт возьми! Эта, как ее, Червонцева сумела перещеголять Аристотеля, Гегеля и Соловьева, да?! Неужели у нас есть режиссеры, которые способны…
– Она не режиссер. Она писательница. Пишет романы и заодно киносценарии.
– Еще хуже. Все эти современные писатели… Ты знаешь, впрочем, что я о них думаю. Пусть благодарят своих писательских богов, что до сих пор не попали в мои руки.
– Да, Мамба, если б ты не была отравительницей, ты стала бы литературным критиком.
– О нет. Травить ядом порядочнее, чем травить словом… Погоди. Ты что, в чай добавил кедровые иглы?!
– А, догадалась! Согласись, аромат и вкус преоригинальные.
– Да уж. Нарик, я больше такого чаю не хочу. Я слишком традиционна.
– Это издержки твоей специальности. Что может быть традиционнее убийства?
– При желании я могла бы тебе составить предметный ряд. Но для этого я слишком устала.
– Для усталого человека ты выглядишь чересчур агрессивно.
– Я всегда так выгляжу, дорогой мой.
– Послушай меня, Зульфия! Ты не должна упрекать его! Сердце мужчины пусто, как старая мечеть, и мужчина сам не ведает, какого бога там поселить…
– Не кощунствуй, Фирюза! Свой блуд ты прикрываешь лживыми речами, но я более не потерплю такого! Защищайся, если сможешь!
– Мой любимый момент, – прочувствованно сказал Нарик, глядя на экран, где две закутанные в черные одеяния дамочки принялись неумело, но энергично размахивать ятаганами. – Такие спецэффекты!
Одна дамочка отсекла другой руку по плечо. Кровь выхлестнула как из нового брандспойта и залила половину экранного пространства. Лариса презрительно скривилась и аккуратно выплюнула в чайную ложечку изжеванную кедровую иголку.
– Примитивно, – только и сказала отравительница.
– Ты в ужасном настроении, Черная Мамба. Обычно ты относишься к моим невинным развлечениям с большим терпением. А фильм все-таки интересный. Там еще появляются дети.
– Неужели? У убийцы?
– И у начальницы. И они долго выясняют, от кого кто рожал.
– Ну что тут скажешь…
– О Фирюза! Ты клялась мне в дружбе и предавала меня за моей спиной! Пусть простит тебя Пророк, а я простить не могу!
– Зульфия! Пощади меня ради моего несчастного ребенка!
– Я сама воспитаю твою дочь, Фирюза! Она никогда не узнает, какой подлой тварью была ее продажная мать!
Лариса проявила усталую заинтересованность:
– Кто кого убьет в конце концов? Зульфия Фирюзу или наоборот?
Нарик победно усмехнулся. В такие моменты он казался Ларисе младенцем с усами.
– Решение не такое лапидарное, – заявил кинолюбитель. – Фирюза и Зульфия объединяют усилия против злосчастного общего возлюбленного.
– Каким образом?
– Они совершают вместе с ним паломничество в Медину и сбрасывают сладострастника с верхушки самого высокого минарета. Он летит три минуты под старую фонограмму “Энигмы”. Рапидная съемка. Первоклассный эффект.
– Да, Нарик. ты серьезно болен этой чушью. Но у твоей Червониевой клиническая картина куда более неблагоприятная. Чтоб такие сценарии писать, надо обладать особым психическим сдвигом.
– В какой-то мере ты права. Чай остыл, между прочим.
– Послушай меня, Зульфия…
– Нам не о чем больше говорить, Фирюза! Я проклинаю тот день, когда дала тебе слово верности и присягнула служить тебе! Лучше сгинуть в страстном ложе песков пустыни, чем вновь и вновь заглядывать в твои лживые глаза!
– Ты ничем не лучше меня, сестра! Ты также услаждала его чресла и припадала губами к его мощному животворящему источнику. Пусть же эти губы выжжет клеймо позора!
– А-а-а!
– О-о-о!
Снова восьмиминутная драка, сопровождаемая тяжелым чувственным дыханием дублерш, коим выпала суровая доля озвучивать воинственных Фирюзу и Зульфию.
– Клиника, – опечаленно покачала головой Лариса.
– К слову сказать, Мамбочка, мы все со сдвигом. И ты можешь первой бросить в меня камень, если Уже перестала принимать мединал.
Лариса пасмурно посмотрела на товарища по оружию.
– Не издевайся надо мной, Нарик, – тяжело сказала она. – Ты знаешь, что у меня есть сны.
– Сны есть у всех.
– Такие, как у меня? – Лариса дернулась на софе. – Если б у всех были такие сны, большая часть мирового населения поселилась бы в домах скорби.
– Ну, не все так мрачно.
– Все, Нарик. Именно все.
– Махмуд, повелитель моего сердца, огонь моего лона! Клянусь ризами Пророка, что никогда не имела я склонности к ложу другого мужчины! И на небесном совете суждено было так, чтоб я исполнила волю неба и стала твоей пери. Ты приходил ко мне во сне, не видя твоего лика, я преисполнялась нежностью к тебе, меня повергал в истому твой взор и наполнял негой твой голос…
– Нарик, если ты сейчас же не выключишь это, я разобью экран.
– Я уже говорил, что ты агрессивно настроена?
– Говорил.
– Тогда не буду повторяться. И не буду подвергать свою технику опасности твоего безжалостного воздействия. Бедная Червонцева! Благо тебе с ней не встретиться.