У старых грехов тени длинные

Светлана вылезла из-за стола и заковыляла за начальницей.

Они прошли сквозь общую комнату со столами, за которыми сидели сотрудники отдела. Катенька сделала в спину дяди Федора страшные глаза. Егоров, старший по возрасту и самый бесполезный из троих, укоризненно покачал головой.

Федора Игнатьевна царственно поплыла по коридору, зашарахались по стенам, давая дорогу, встреченные коллеги. Светлана почти вприпрыжку неслась следом, про себя дебатируя с начальственной спиной. Было бы практически невозможно объяснить дяде Федору, что все, чем Светлана занималась дома, все это «обслуживание» можно было бы тоже обозвать «миссией», любимым словом начальницы. В конце концов, не все люди были созданы для выполнения больших целей. Федора Игнатьевна выбрала целью своей жизни служение образованию, задача Светланы была гораздо скромнее. Каждый день, наполненный улыбкой дочери, отогревал душу и словно возвращал кусочек себя. Может быть, к тому моменту, когда Вита вырастет, в сердце Светланы закроется, зарастет дыра.

Федора Игнатьевна зашла в приемную и, не говоря ни слова, проследовала мимо стола секретарши в свой кабинет. Даяна Дмитриевна, симпатичная женщина средних лет с постоянно сонным выражением лица, неуклюже вскочила с кресла и бросилась открывать дверь.

Кабинет Федоры Игнатьевны был самым большим на этаже, но выглядел меньше своих размеров. Высокие до потолка стеллажи занимали две стены. За стеклянными дверцами стеллажей находилась практически вся история районного отдела образования начиная с восьмидесятых и заканчивая современностью. У стеллажа с начищенными до блеска кубками и рамками фотографий стояли массивный полированный стол и кресло, больше напоминавшее трон. С центральной фотографии на столе строго смотрел первый президент республики в компании группы товарищей, включая саму Федору Игнатьевну.

– Отправляйся прямо сейчас. Если поторопишься, как раз к концу рабочего дня успеешь. – Федора Игнатьевна села за свой стол и надела очки. – Завтра на работу можешь не выходить. Проведай сестру. Ее Аида зовут, насколько я помню? У тебя есть сумка на колесах?

– Дома есть небольшой чемодан, – сказала Светлана, с трудом удерживаясь, чтобы не вытянуться в струнку.

– Маленький чемодан не подойдет, карты обычно в рулонах, – отрезала начальница, – возьми мою сумку, в шкафу. И не забудь веревку, коробка с пробирками будет тяжелой.

Даяна Дмитриевна, сфинксом застывшая на входе, очнулась и, коротко кивнув, исчезла за дверью.

– Вес нетто пять килограмм семьсот двадцать грамм плюс коробка, – сказала Федора Игнатьевна, вглядываясь в экран компьютера.

– Пусть все-таки снабженцы съездят, – взмолилась в последний раз Светлана, – или кто-то из учителей, им тоже, небось, хочется в город смотаться… за казенный счет.

– У каждого учителя по тридцать с лишним человек в классе, – помрачнела начальница, – только в гимназии дела обстоят лучше. Город рядом, хорошие учителя уезжают, а плохих мы не держим. Мой тебе совет: старайся думать не только о себе, но и о других. Жизнь станет только богаче.

В дверь протиснулась Даяна Дмитриевна в обнимку с огромной сумкой и с грохотом поставила ее на колеса. Светлана вздрогнула, на темном габардине сумки изгибались оранжевые цветы-мясоеды, а в утробу при старании можно было бы легко запихать карликового гиппопотама.

– Счастливого пути, – пробасила Федора Игнатьевна.

– Ага, – подавилась Светлана, – только мужу скажу, что сегодня не приду домой.

Глава 5

Автобус до города выглядел полупустым, Светлана с грохотом втащила сумку дяди Федора по ступенькам. Лицо женщины у окна показалось смутно знакомым, но не настолько, чтобы останавливаться. Светлана облегченно кивнула женщине, впихнула сумку в проход и пошла к своему месту, стараясь не сильно грохотать колесами. Жизнь в якутском поселке имела свои неудобства. Каждый встречный-поперечный считал своим долгом осчастливить тебя перекрестным допросом: куда, зачем, на сколько, как дела у мужа или у мыши, которая в прошлом году померла в твоем дворе. В поселке ее детства народ был в основном приезжий, народ ехал на Север на заработки из разных уголков страны, были и те, кто прижился в поселке после амнистии политических заключенных. Ни те ни другие обычно не спешили раскрывать малознакомым душу. В Покровске, где она жила после маминой смерти, якутов было гораздо больше, но стиль жизни напоминал городской. Люди занимались своими делами и не лезли к другим с разговорами.

Геннадий всю жизнь провел в Оломске и мог затеять разговор с кем угодно, легкость, с которой он это делал, вызывала у Светланы ощущение собственной неуместности. По какой-то неясной причине лишними начинали казаться руки. И Витка была точно такой же. У Светланы сердце кровью обливалось, когда при встрече с малознакомыми людьми дочь безудержно и невпопад краснела, беспокойно перебирая пальцами первую попавшуюся под руку вещь. Малышкой Витка была другой, могла запросто подойти к любому незнакомому ребенку. В какой момент все изменилось? Прав был Геннадий: некоторые вещи доставались нам по наследству, хотели мы того или нет. Было невозможно угадать, какие страхи и дурные привычки родители передали по наследству детям.

Светлана сняла пуховик и удобнее устроилась в кресле. Исчезло за окном здание вокзала, убежала за поворот старая одноэтажная поликлиника, неровным строем побежали новые и старые дома. Шурша гравием, автобус выехал за границы поселка. С плеч Светланы словно свалился тяжелый груз, чем дальше она отъезжала от дома, тем легче становилась голова. Навалилась приятная усталость, Светлана откинула кресло и немедленно провалилась в сон.

Светлане снова снилась ранняя осень, время, когда еще не наступил ноябрь и дыхание зимы и смерти еще не опалило тайгу. На этот раз лес выглядел неоднородно. На дрожащей осине еще держалась цветными пятнами листва. Рядом с осиной тянула к небу голые, беззащитные ветки молодая березка. Где-то во тьме в глубине леса находился дом, где с нетерпением ожидали ее возвращения. Светлана напрягла глаза, пытаясь увидеть нужную тропинку. Вздрогнули, зашептались толпившиеся в низинах сумрачные тени. Тревога расправила жилистые крылья, на миг перехватило горло, но вместо страха пришло другое, полузабытое чувство. Чувство спокойствия и свободы. Чувство, что все будет хорошо, что все страхи – это всего-навсего тени прошлого, которые живут в голове. Словно по заказу изменился пейзаж, перестали казаться обрубками ветки, успокоились тени. Сумерки, еще мгновение назад мутные, приобрели сначала нежный оттенок топленых сливок, затем порозовели и стали прозрачными. Свет восходящего солнца позолотил верхушки деревьев, и из-за темной гряды сопок выскочил краешек румяного, сияющего светила. Светлану окатило теплом и тихой радостью. Чувствуя себя легкой, как птица, готовая к полету, она раскинула руки…

– Просыпайтесь, приехали, – сварливо сказал голос над ухом, – приехали, говорю. Выходите.

Светлана открыла глаза и оказалась лицом к лицу с хмурой, носатой бабкой с ведром в руках. На синем здании автовокзала за окном автобуса тускло светилась надпись «Якутск».

Под зорким оком бабки Светлана взяла с кресла пуховик и проверила карманы. Одна перчатка оказалась на месте, вторая – нашлась под креслом вместе с шапкой.

– Хорошая шапка, – с угрозой сказала бабка.

– Спасибо, – пробормотала Светлана.

По непонятной причине поворачиваться к бабке спиной не хотелось, Светлана выдернула сумку из-под кресла, подхватила вещи в охапку и задом попятилась к выходу. Габардиновые цветы-мясоеды на сумке одобрительно ощерились.

Снег в городе выглядел грязным и старым. Утрамбованный сотнями ног, он сердито поблёскивал на тротуаре и несвежими кучами жался вдоль улицы.

Преследуемая грохотом колес сумки, Светлана дошла до остановки маршрутного такси, но в последний момент передумала и направилась к магазину «1000 мелочей». Дела могли чуть-чуть подождать. Витка проиграла генетическую лотерею, лучшая мама на свете досталась кому-то другому, но Светлана могла постараться и сделать так, чтобы следующее концертное Виткино платье получилось всем на загляденье!

Дверь в магазине была неожиданно тугой, Светлана взгромоздила сумку на плечо и вцепилась в ручку обеими руками. Напоминая себе бабку из детской сказки про репку, Светлана дернула дверь на себя и кое-как впихнула себя и сумку в образовавшуюся щель. В темном тамбуре между дверьми пахло резиновыми подметками, промасленными гвоздями и чем-то еще, к чему не хотелось принюхиваться. Светлана торопливо умяла сумку в блин на колесах и ввалилась внутрь.

На витрине под стеклом зазывно блестели россыпи бисера, сияли светом бусы и украшения, переливалась красками укутанная в мотки мишура для рукоделия. Большая брошь в виде страусиного пера просто просилась на костюм для новогоднего Виткиного выступления! Светлана откашлялась и нерешительно махнула рукой в сторону миниатюрной продавщицы.

Продавщица сложила губы в угрожающее сердечко и оглядела Светлану с ног до головы. Что-то было в этих городских девицах, что вызывало у Светланы дурацкую робость. По шее потекла позорная струйка пота. Продавщица взмахнула безупречно накрашенными ресницами и подошла.

– Что желаете?

Чувствуя себя непрошеным гостем, Светлана повернулась боком, чтобы скрыть неприглядный блин сумки на плече и ткнула пальцем в стекло.

– Какую именно? – Продавщица дернула плечом и зацокала по стеклу безупречными вишневыми ногтями.

– И эту тоже. – Светлана поджала пальцы в маникюре недельной давности и обрубком указательного пальца указала на изумрудный куст с пламенными цветами.

Продавщица положила броши на прилавок и качнулась на каблучках:

– Что-то еще?

Светлана наклонилась к стеклу. Сумка воспользовалась оказией, соскользнула с плеча и с грохотом шмякнулась на пол.

– Извините, это все, – пробормотала Светлана, небрежным движением запихивая сумку под прилавок.

Продавщица подобрала губы в осуждающую полоску, но ничего не сказала.

Светлана поспешно стянула с головы шапку и приложила к ней первую брошь. Страусиное перо вспыхнуло огнями, придав шапке диковинный, восточный вид.

«Не каждый может позволить себе все, что пожелает. У людей порой нет средств на самое необходимое». Голос Геннадия прозвучал настолько ясно, что Светлана невольно огляделась по сторонам. Геннадий был, скорее всего, прав, и не только потому, что лучше понимал односельчан. Вряд ли Светлане удалось бы уговорить родителей раскошелиться на дорогие побрякушки для выступления. Конечно, Светлана могла бы купить брошь только для Витки, но было бы лучше, если бы все участники ансамбля выглядели со сцены одинаково привлекательно. И потом, Геннадий не раз говорил, что люди в поселке не любили, когда кто-то выделяется из общей толпы.

Страусиное перо на шапке немедленно потеряло часть очарования и перестало сиять. Светлана вдруг разглядела, что коготок крепления на одном из фальшивых камней был темнее, чем другие. Дефект? Низкокачественный металл?

– Брать будете? – агрессивно, словно почувствовав колебание, спросила продавщица.

– У вас есть серебряные блестки? – к витрине подошла школьница, на вид чуть старше Витки.

Продавщица бдительно сощурилась в сторону новой угрозы. Школьница дерзко вскинула подбородок.

– Спасибо, я раздумала. – Пользуясь возникшей паузой, Светлана положила обе броши на прилавок и ретировалась к витрине с нитками для вязания.

Нитки были выложены красочной радугой цветов, один оттенок богаче другого. Пламенный красный, напоминающий о тогах римских легионеров, соседствовал с теплым оранжевым цветом, лимонный желтый подчеркивал изумруд зеленого, холодный лиловый цвет солировал на фоне насыщенного черного. Более качественная пряжа красовалась в передних рядах, более скромные мотки лежали подальше. Светлана зажмурилась, пытаясь представить, какой цвет лучше всего оттенит яркую Виткину внешность. Жаль, что у Виты больше не было прежнего детского румянца, а из глаз исчез теплый янтарный огонек. Душу пронзило смутное чувство утраты. Наверное, все матери девочек-подростков чувствуют себя именно так. Да и может ли быть по-другому, когда вместо доверчивой малышки по дому начинает бродить погруженное в себя существо, которое ставит под сомнение каждое твое слово.

– Девушка. – Светлана подозвала продавщицу и показала на несколько мотков.

Продавщица быстро выложила требуемое на прилавок и пошла следить за школьницей, которая интересовалась блестками. «Тяжело быть пожизненной „девушкой“», – подумала Светлана, трогая по очереди мотки. Пряжа насыщенного брусничного цвета оказалась самой мягкой и приятной на ощупь. Светлана вытащила из кармана кошелек. Ни муж, ни сельская общественность не могут запретить красивый красный свитер! Мысль неожиданно вырвалась наружу.