– А уроки кто будет делать? – Светлана вывернула свитер наизнанку и посмотрела на швы. Дернул же ее черт так капитально стачать детали. Сколько времени потрачено впустую! – И не забывай при встрече здороваться.
Вита присела на кровать и тихо, словно про себя, пробормотала:
– А смысл?
– Что ты имеешь в виду? – удивилась Светлана, таким пустым и надтреснутым показался ей Виткин голос. – Какой смысл здороваться? Вообще, или только с родителями? Даже не знаю, что тебе и сказать, существуют нормы приличия…
– Приличия? – Вита неожиданно, словно ее ударило током, дернула головой. – О каких, на фиг, приличиях ты говоришь?!
– Что это за тон? Как ты со мной разговариваешь?
– Неприлично? – фыркнула Вита. – Нарушает твое кредо «ничего не слышу, ничего не вижу, никому ничего не скажу»?
– Кредо? – с негодованием повторила Светлана, одновременно испытывая невольное восхищение. Вита пользовалась словами, которым сама Федора Игнатьевна бы порадовалась. – Что ты можешь знать про меня и мое… кредо.
– Ровно столько, сколько ты знаешь про меня, – процедила Вита.
– Немедленно прекрати! Развела философию на пустом месте! Не хочешь ехать? Пожалуйста, сиди дома. Никто не собирается заставлять тебя делать то, что ты не хочешь. Мы с папой…
– Какой смысл с тобой разговаривать! – звенящим голосом перебила ее Вита.
– Ну вот, опять довела себя до слез, – вздохнула Светлана, – что с тобой происходит…
– Можно подумать, тебе интересно…
– Я твоя мама, – Светлана растерянно развела руками, – конечно, мне интересно, что с тобой происходит.
Вита быстро отвернулась.
– Хоть бы волосы расчесала, – сказала Светлана, рассматривая волосы на Виткином затылке, которые выглядели как лохматый кусок войлока. – Хочешь, помогу расчесать?
Вита резко повернулась и выкрикнула, белея лицом:
– Что я хочу? Я хочу, чтобы меня никто никогда не трогал!
Слова словно ударили Светлану под дых. Стало трудно дышать. Думать. Шевелиться. Даже Виткин профиль выглядел теперь чужим. Тяжелые щеки. Злые губы. Светлана с усилием отвела глаза. Мамы должны любить своих детей. Какими бы они ни были. Она не имеет права. Так плохо. Думать. Про собственную. Дочь. В глубине души Вита славный и добрый человечек…
Вдали заурчал, поднимаясь в гору, мотор приближающейся машины. Светлана подхватила свитер и почти бегом выскочила из комнаты.
Геннадий снял шапку и картинно встряхнул, брызнули по сторонам капельки мгновенно растаявшего в помещении инея. Как в театре, подумала Светлана. Время от времени наступал период, когда муж начинал вести себя так, словно за ним наблюдали. Случалось это нечасто, но всегда заставало Светлану врасплох, и она чувствовала себя статистом, которому забыли сказать название исполняемой пьесы.
Геннадий подошел к зеркалу и пытливо осмотрел свое лицо.
– Что новенького в пубертатных широтах? – Он широким движением мотнул головой в сторону Виткиной комнаты, напомнив разгулявшегося барина. – Оделась уже? Нам скоро выезжать.
В голове Светланы зазвенели цыганские бубенцы и эхо конских копыт.
– Не пойму, что с ней происходит, – сказала она, усилием воли придавливая разыгравшееся воображение.
– На то они и подростки, – Геннадий широко улыбнулся в зеркало, – в растущем организме бродит бешеный гормональный коктейль. Любая проблема выглядит драматично. Наберись терпения, пройдет время, Вита повзрослеет, и мы с улыбкой вспомним прошлое.
– Ты правда так думаешь? – Светлана вытянула шею, пытаясь поймать взгляд Геннадия в зеркале.
– Уверен. – Геннадий повернулся и потрепал ее по плечу.
«Спасибо, барин», – тоненько сказал внутренний голос. Светлана икнула от неожиданности.
– Что? – повернулся Геннадий.
– Дерзит, говорю, – Светлана перевела дыхание, – не хочет никуда ехать.
– Так и сказала? – В глазах мужа мелькнул тревожный огонек. – Объяснила почему?
– Уши, говорит, у борцов противные…
Настороженное выражение мгновенно испарилось из глаз Геннадия. Он красиво закинул голову и рассмеялся:
– Какая внимательная! Уши у борцов – еще те, хороший пельмень позавидует!
Светлана дождалась, пока стихнут разливы легкого, как летний дождь, смеха.
– Обедать будешь?
– Нас накормили. Шура из «Березки» целый противень тефтелей притаранила, Леночка ей помогала. Чудная девчушка. – Геннадий одобрительно покачал головой.
– Лена, небось, матери не хамит, – вздохнула Светлана.
– Чужая душа потемки, – Геннадий сморщил нос, словно унюхал что-то несвежее, – никогда не знаешь, что происходит за чужими стенами. Пойду погляжу на надутую Виткину физиономию.
Геннадий сказал все легким тоном и наверняка не имел в виду, что она отвечает за Виткино настроение, но Светлане все равно захотелось начать оправдываться.
– С тобой она хотя бы нормально разговаривает, – затараторила Светлана, – давай я бульон согрею, а ты отнеси. Мясо, так и быть, может не есть.
– Не пищей единой жив человек, – отмахнулся Геннадий и пружинисто зашагал по коридору.
«Орел, а не мужчина», – сказал внутренний голос.
– Тьфу, – сплюнула от неожиданности Светлана.
Вдалеке закрылась с хлопком дверь. Театр вместе с главным героем переместился в Виткину комнату.
Светлана прислушалась.
Внутренний голос молчал, как прибитый.
Светлана зажала под мышкой злополучный свитер и отправилась в гостиную, перебирая на ходу невеселые мысли. Неудивительно, что Вита предпочитает общаться с ярким, полным жизни и драмы отцом, а не с озабоченной «правильным питанием» клушей-матерью. Светлана была абсолютно уверена, что не пройдет и получаса, как у Витки совершенно изменится настроение.
Глава 9