Хантер

Староста с женой еще спали – Хан слышал их ровное дыхание – когда в дверь дома постучали. Открывать ведьмак не стал, он был тут лишь гостем, но по запаху догадался, кто пришел в столь ранний час.

Стук повторился, и староста заворочался в своей кровати. Босые ноги зашлепали по деревянному полу, скрипнула дверь.

– Инейко! Инейко вернулся! Где он, наш спаситель, буду в ноги кланяться! – запричитала знакомая Хану старуха.

– Ну-ка, цыц! – шикнул на нее староста. – Спит он, совсем без сил остался, пока проклятие развеивал. Да и шутки ли, всю деревню очистить. Ведьмаки не маги, в них чар куда меньше будет.

– Меньше, но достаточно, – ответил Хан, возникая за спиной старосты. – Пойду я.

– Куда? – растерялся мужичок. – Рань-то такая, ты еще и не завтракал даже.

– Я, я накормлю его! – тут же вызвалась женщина. – Хоть чем-то отплатить смогу за то, что жизнь внуку спас! Господарь!

Она подорвалась кинуться Хану в ноги, но ведьмак ловко подхватил ее, остановив неуместный порыв.

– Годно. Тогда подождите немного, – староста метнулся в дом, и вернулся с небольшим мешочком. – Вот. Всей деревней собрали, сколько смогли. Ты, главное, про смесок уж никому не рассказывай.

– Я и без этого бы молчал, – ответил Хан, однако мешочек все же принял.

Не дурак он был, чтоб деньгами разбрасываться.

– Знаю, нечисть благодарить не принято. Но все же хочу спасибо тебе сказать, – он протянул ведьмаку руку. – В нашей деревне тебе всегда будут рады, а если вдруг окажешься в Сурграде, то обратись к тамошнему управу. Скажешь, что от Мирши, и он тебе во всем поможет, мы с ним родственники.

Хан улыбнулся и пожал протянутую руку.

«Спасибо» неприятно кольнуло его иголками – нечисть боги не спасают – но доверие мужчины тронуло ведьмака. Немногие люди решались назвать ему свое имя.

– Как же хорошо, что вы пришли. Иначе не спасся бы Инейко, а он один у меня остался, – вновь запричитала женщина, едва они вышли из дома старосты.

Хан молчал. Инейко просто повезло, что самым последним обратился, а ведьмак тут вовсе не причем был. Но объяснять это женщине он не стал – толку-то? Просто не слушал, раздумывая, куда ему двинуться дальше.

Денег, выданных старостой, хватит на какое-то время, но ведь он так и не убил нечисть, а значит, скоро голод станет сильнее, и так или иначе, ему придется выйти на охоту.

– А все этот йольф, побери его навь, – внезапно привлекла его внимание женщина.

– Хм. Вы его знали? – удивился Хан.

Проклятию почти сотня лет, свидетелей сейчас найти подобно чуду.

– Мать мне о нем рассказывала. Пришел к нам, девок околдовал и смылся, – сплюнула женщина. – А потом девки все брюхатыми оказались. Только смеска лишь у одной из десяти вышел, да и его нечисть забрала. Тогда все решили, что это ей богиня наказание послала за связь с высшим. А моя мать расстроилась, ведь я нормальной родилась. Она надеялась, что тоже от йольфа понесла, а не от мужа своего. А потом смески стали появляться все чаще и чаще.

– Кровь сильных йольфов не сразу проявляется, – кивнул Хан. – А что еще ваша мать рассказывала?

– Что он был очень красив, этот йольф. Красивее всех мужчин, которых она когда-либо видела. Черноволосый, красноглазый и очень обаятельный. Он пришел в деревню пешком, один и пробыл тут всю зиму. Неизвестно, откуда он взялся, ведь война тогда еще дальше от нас, чем сейчас грохотала. Да и не был он на простого солдата похож, скорей уж на кого из знатных. Многие его боялись и презирали, однако ни слова поперек сказать не смели. Шутка ли, настоящий йольф с темной магией? А ну как уведет всех на войну, али убьет просто, а после подымет, и все равно воевать уведет? Но девушки, которыми он начинал интересоваться, тут же в него влюблялись, как кошки. Мужей и честь оставляли, лишь бы рядом быть разрешил. А потом он ушел, и все про него забыли, кроме этих девушек, что следом идти хотели. Правда, с его уходом, видать, и магия приворотная ослабла. Девушки поуспокоились, а после и сами вспоминать его перестали. Только мать моя такого не желала, и все твердила о нем, чтоб из памяти не ускользнул. Остальные помянули йольфа только когда смеска первый родился. И то, вспомнили не до конца – сойтись не могли на том, как он выглядел, да с кем связывался. А потом и снова забыли. Видно, специально он так сделал, чтоб никто после его описать не мог. Связи-то людей и йольфов запретили из-за пророчества об обещанном. Мать говорила, что ей особо нравились его узоры нательные, что словно живые были, да то в птицу, то в дракона складывались. Ой, пришли почти. Вы уж простите, господарь, но я вам больше ничего рассказать не могу. Да и при Инейко как-то не хочется. Он еще пока не понял, что смеска.

Хан кивнул и, поднявшись на крыльцо, они вошли в дом.

В словах женщины было много интересного, но подумать об этом ведьмак решил позднее, а пока ему хотелось поглядеть на смеску.

Инейко сидел за столом, сложив перед собой сцепленные в замок руки. Худой, высокий, тонкокостный, он уже походил на йольфа, хотя его уши пока не вытянулись, а волосы, пусть и были черными, но не того глубокого оттенка абсолютной ночи, какой встречается только у чистокровных высших.

Темная йольфская магия была прочно заперта внутри него, причем уже очень давно, едва ли не с рождения – это Хан безошибочно видел своим ведьмачьим глазом. Хорошая тут у них травница, нечего сказать. Такое запирающее зелье сварить – опыт нужен и знания. Да еще храбрость, ведь зачем иначе запирать магию высших, если только не чтоб смеску скрыть?

Пока хозяйка хлопотала, накрывая на стол, Инейко поведал Хану свою историю, которая оказалась весьма короткой.

Чистил курятник, никого не трогал, а потом что-то случилось. Дальше – как во сне. Помнит лишь холод нечеловеческий, да туман черный.

Очнулся в лесу, вокруг места незнакомые, хлопья пепла кружатся. Ноги босые, все в сажи, а воздух спертый, будто и не в лесу он вовсе, а в сыром подвале. И деревья мертвые. Побежал оттуда, думал, что никогда из леса не выберется – шел без разбора, куда ноги несли, но на удивление скоро вышел к деревне, а там и бабушка, и дом родной.

– Лешак тебя местный вывел, – кивнул Хан. – Сам бы ты не смог, заплутал. В следующий раз, как в лес пойдешь, принеси ему отвара из рябины, да сладостей. Лешаки это любят. И дерево какое посади.

Инейко восторженно закивал.

– Скажите, господарь, а проклятие теперь со всех снято? – спросила женщина, выйдя проводить Хана на крыльцо.

Ведьмак вопросительно вскинул брови.

Некоторое время та переминалась с ноги на ногу, раздумывая, но в итоге все же решилась.

– Как смески стали рождаться, так староста еще тогдашний порешил, что никому деревню покидать нельзя, и все с ним согласились. Никто не хотел, чтоб о детях наших эльфы, или йольфы прознали да пришли сюда кару воздавать. Вот только дочь моя, мать Инейко… незадолго до смерти мужа она второй раз забеременела, почти сразу после рождения первого малыша. Побоялась в деревне оставаться – все тогда уже знали, что нечисть местная смесок ворует. Только староста бы ее ни за что не выпустил, вот она и решила притвориться, что за мужем следом в навь ушла. А сама сбежала. Инейко тоже хотела с собой забрать, да токма не вышло. А теперь, раз известно, что это проклятье было, боюсь я, как бы и второй внук, али внучка в нежить не превратились. Срок-то как раз подходит…

– Проклятье снято с рода, – покачал головой ведьмак. – Ваша дочь с ребенком теперь тоже в безопасности, если только уже не обратились.

– Спасибо вам, господарь, – из глаз старухи полились слезы, и она растерла их морщинистой рукой.

«Спасибо» вновь кольнуло Хана, но он даже не поежился, лишь улыбнулся женщине, да поспешил прочь.

Лошадь встретила Хана недовольным ржанием – еще бы, он оставил ее в привязи на целые сутки.

Хан потрепал свою новую попутчицу по холке, накормил припасенной морковкой, и вновь прикрыв повязкой свой ведьмачий глаз, вскочил верхом.

Лошадь испуганно попятилась – не привыкла пока к духу нечисти – но все же послушно потрусила по дороге, хотя уши ее то и дело вздрагивали, и она постоянно оглядывалась на своего седока, словно надеясь, что он вот-вот исчезнет.

Странные вещи рассказала Хану бабка.

Выходит, забрел в эту деревню сотню лет назад йольф, и по каким-то своим причинам зимовать здесь остался. А вкусы у этого йольфа, видать, были весьма специфичны, раз он местных портить принялся. Потому что три месяца для йольфов, которые живут слишком долго, что для людей три дня – не срок вовсе. Легко бы стерпел, если б захотел только. Но йольф похоже был любителем именно человеческих женщин, раз даже кары за смешение не побоялся.

То, что девушки на него вдруг молиться стали – оно понятно. Высший, что светлый, что темный, любого человека к себе расположить может, если захочет. Только обычно им это без надобности – для них люди, что мусор, пушечное мясо.

Выходит, наделал йольф делов, а после, чтоб под закон о смесках своим же не попасться, память о себе стер, да проклятье по родам пустил. Дабы дети с магией йольфов до зрелых ушей не доживали. И сил ведь не пожалел на это.

Впрочем, если прабабка Инейки запомнила его верно, то сил этих у него было почти без границ.

Хан узнал йольфа, посетившего забытую богиней деревушку.

Нет, черные волосы, острые уши, красные глаза – так выглядели все темные высшие. Только клыков не хватало, но мать наверняка про них умолчала, дабы дочку не пугать.

Под такое описание каждый йольф подходил. Это – то же самое, что и у ведьмаков острые зубы, или у эльфов светлые волосы, белые глаза, да уши – отличительные признаки расы.