Неизвестная Тэффи

– Что за натяжка! Невооруженным взглядом видно. Но есть и другие, если хотите для прихлопу…

– Нет, нет. Не нужно.

– Ну, возьмите гарнитурчик для праздника Вознесения. Здесь даже прилагается специальная статья одного очень известного приват-доцента. Очень интересно. Я вам советую остановиться на этом гарнитурчике. Лучшего нигде не найдете.

– На что он мне, ваш гарнитурчик? Мне теперь нужен материал злободневный.

– Злободневный? Отлично! Так бы и говорили. Вот есть у меня из злободневных про Пуришкевича[2 - Владимир Пуришкевич (1870–1920) – известный политический деятель, член Государственной думы, из-за своих крайне правых взглядов бывший излюбленной мишенью юмористов тех лет.], как он ругается. В осеннем настроении, в летнем, в весеннем и зимнем. Какой угодно – цена одинаковая. Я бы вам советовал взять весь набор, на все четыре сезона. Бойкий товар. Это не залежится. Всегда спрос. И заметьте, как вам будет удобно: он только что выругался, пока все ахают да ахают, а у вас уж и фельетон готов! Да ведь вашу газету нарасхват! Подумайте!

– Гм… оно, действительно… Только ведь не всегда же он одинаковыми словами ругается! Он скажет «дурак», а мы напечатаем «свинья». Вот и скажут, что мы искажаем факты.

– А на что в газете существует редактор? Вы впишите необходимое ругательное слово и сдавайте фельетон в набор. А то поставьте несколько точек в кавычках – вас же похвалят за скромность. Зато весь антураж как у вас будет описан! Одно описание Екатерининского зала, где гулко раздавались много веков тому назад шаги временщиков! Одно это описание потрясает до слез. А фигуры депутатов, их побледневшие лица и мгновенно поседевшие бороды! Нет, батенька мой, здесь работало перо такого мастера, которого вам и читать-то не доводилось, не то что печатать в своей захудалой газетке! Да-с!

– Почему же это не доводилось? – обиделся редактор. – У нас тоже очень почтенные лица писали. А читаю я кого угодно. Я все газеты читаю, почему ж бы я именно на такую прелесть натолкнуться не мог? Уж очень вы высокого мнения о вашем товаре!

Продавец слегка смутился и стал усердно навязывать еще какой-то гарнитурчик.

– А как вы подписываетесь? – спросил редактор, выбрав, наконец, два фельетончика по сходной цене.

– Мой псевдоним «Грез» – мужской род от Грезы. Но если не нравится и расходится, так сказать, с принципами вашей газеты, то я, конечно, не постою.

– Я как будто уже встречался с вашим псевдонимом…

– Очень может быть. В «Мармыжском Голосе» была моя статейка. «Синайские Отголоски» также меня печатали. Статью. Купили целый гарнитур для прихлопу, да потом раздобылись деньгами и раздумали. Теперь поеду в Саратов, может, что продам. Да вам не нужно ли что-нибудь починить, переделать? Перекроить старый фельетон на новый? Передовичку залатать после цензурного уреза? А? Я скоро еще наведаюсь. Будьте здоровы!

Он раскланялся и вышел.

Во дворе снова раздался его голос, звонко и уже вполне ясно выкликавший свой товар:

– Передовые тянуть! Фельетоны крутить, стишки высиживать, статьи править! Темки! Свежие темки!

1910

Проклятые вопросы

Вчера у меня спросили девять раз:

– Куда вы думаете на лето?

Третьего дня спросили семь раз.

По теории вероятности, сегодня спросят тринадцать раз, а завтра – пятнадцать.

Они каждый день прибавляют по два вопроса. Но больше шестидесяти четырех вопросов в день я вынести не могу. У меня слабый организм. Ведь это выйдет, если вычесть восемь часов на сон, по четыре вопроса в час.

Но вопросная болезнь заразительна, и я уже с ужасом уличила себя три раза в нападении на самых мирных и беззащитных людей.

– Куда вы думаете на лето?

И пока они тянули свою длинную мутную историю, как хотели ехать на Лахту, да там сыро, а потом хотели в Парголово, да там ветер, я мучилась угрызениями совести:

– И зачем я их растревожила? И им рассказывать скучно, и мне слушать не легче. Ни себе, ни другим. Собака на сене, или, как говорят у нас в Малом театре, «Собака садовника».

* * *

День начался.

Пришла родственница и, целуя меня в щеку, прямо в щеку, спросила:

– Куда ты… ч-чмок… думаешь на лето?

– Не знаю еще.

– А кто же должен за тебя знать? – обиделась родственница.

– Поеду в какой-нибудь курорт.

– Как это культурно – говорить «в какой-нибудь»! Ты должна ехать в Кисловодск, потому что у тебя нет кровяных шариков.

– Ты думаешь?

– Это тебе каждый дурак скажет.

Я хотела было ответить, что лучше уж подождать, что скажет доктор, но по лицу родственницы поняла, что она стоит за консультацию дураков, и покорно согласилась.

– Хорошо, я поеду в Кисловодск.

– Ну, вот и ладно. Вернешься толстая и красная. Ты непременно должна быть толстая и красная.

Сердце мое сжалось тоской. Я никогда не хотела быть толстой и красной! Но раз я должна…

Кода ушла родственница, пришла приятельница и сказала мне:

– Куда… ч-чмок… думаешь на лето?

– В Кисловодск.

– Это зачем?

– За кровяными шариками. Я должна быть толстая и красивая, – отвечала я с тоскливой покорностью.

– Да ты с ума сошла! Тебе, наоборот, похудеть нужно! С осени начнут юбки-панье носить, а она толстеть собирается. Тебе в Ессентуки нужно, вот куда. Подтянуться, потренироваться.

– Хорошо! – покорно согласилась я. – Я поеду в Ессентуки.

Приятельницу сменила просто знакомая дама.

– Куда думаете на лето?