Не к ночи будь помянута

– Некому звонить, уж будь уверен, – она криво усмехнулась.

– Родные, знакомые…

– Знаешь, что я тебе скажу, мой мальчик? – она вдруг вся подёрнулась, опираясь на тощие ручонки. – Знаешь что? А если я к вам пришла? Вы – мои родные. И знакомые. И больше никого нет. Нигде. Никого не ждали? А я и сама не ждала.

Я почувствовал, что у меня вспотела спина. Так не говорят дети. Так говорят взрослые стервозные тётки. Открыл было рот для дальнейшего выяснения ситуации, но она снова откинулась на подушку, как будто из неё спустили воздух.

– Как тебя… Герман, так ведь?

У меня язык присох.

– Я сейчас уйду, ты не волнуйся. Только… поесть что-нибудь можно?

Передо мной теперь снова лежал ребёнок, худой, страшненький и голодный. Какое уж тут вышвыривание!

– Борщ будешь?

– Ага.

– Сюда принести или на кухню пойдём?

– Пойдём…

Она свесила ноги и, прежде чем встать, секунд десять посидела. Да чем это она вся обсыпана? То ли пудра, то ли цемент, какой-то сероватый налёт на щеке, там, где я её облил.

– Может, в ванну сначала сходишь? Извини, конечно, но вид у тебя…

– Можно?

Если уж делать добро, то не наполовину. Я подумал, что от мамы не убудет, возьми я что-нибудь из её гардероба. Одену и накормлю, раз такое дело. Включил ванну наполняться и полез в шкаф. Так… один нюанс – в любую мамину одёжку можно зашить троих таких заморышей. Ну, хотя бы этот халат, вроде приличный, сойдёт. Наверное, надо ещё бельё, но тут уж – извините…  Воскресенье восьмидесятого уровня, блин! Взрослый сын в отсутствии матери тырит у неё вещи из шкафа!

Девица полезла в дверь ванной, я сунул ей одежду и полотенце.

Она же будет мыться моей мочалкой! Другой-то на виду нет. А, чёрт с ней, потом выброшу.

Я пошёл на кухню, прихватив чашку. Поставил суп в микроволновку.

Значит, что мы имеем. Она знает меня, отца и мать, причём знает давно. Она знает как минимум про две наших ценности. Выглядит как зомби. Говорит вообще невесть что. Либо это хитрый развод, либо понаехала совсем левая родня, которой я совсем не знаю. В любом случае, человек не будет специально биться головой об косяк. Если он нормальный.

Я вспомнил про пальто, поднял его, но вешать не стал, а бросил подальше с глаз долой, в угол. Фу! Даже руки завоняли. Чем же пахнет-то так? Не бомжатиной, нет. Такой застойный запах, как из старушечьего сундука.

Пока я мыл руки, тренькнула микроволновка. Что-то тихо в ванной, однако…

– Эй! Ты живая?

– Да!

Плюхалась она полчаса, не меньше. Оно и понятно, если бы от меня так несло, я бы, наверное, там полдня сидел. Вышла, утопая в розовом махровом халате и с полотенцем на голове.

– Пошли кормиться. Тебе со сметаной?

Я поставил тарелку и стал разогревать второе. Когда микроволновка выключилась, она от неожиданности уронила ложку, и уставилась на технику как на чёрта.

– Ну, чего нервничаем? Ешь, давай, супчик вкусный…

Да её не надо было уговаривать! Налетела она, будто неделю не ела. Да кто знает, может и не ела…  Борщ просто всасывался. Раз – и тарелка стала пустой. Я молча поставил пюре с котлетой. Та же история. У неё что, булимия?

– Ну что, теперь чаёк?

– Спасибо. А борщ ещё можно?

– Мне, конечно не жалко, но плохо тебе не будет? Вообще-то люди должны жевать. После бани чай самое оно. Потом посидишь, подумаешь, еды полно…

Я сунул ей баранку и поставил чашку. Чай налил не горячий, а то обожжёт себе всё нутро с такими скоростями. Она отхлебнула и теперь уставилась на холодильник.

Недавно мама бесцеремонно свалила всю мою старую коллекцию магнитиков со страшилками в коробку и выставила на балкон. А ведь я копил их с седьмого класса! Под лозунгом «Кухня должна быть стильной!» она так же заменила наш старый круглый стол стеклянной раскорякой с сушёными перцами внутри, а вместо жёлтых шторок мне пришлось, провозившись полдня, повесить жалюзи. Холодильник без магнитов стал казаться неприлично голым. Мама не растерялась и повесила на него сборный магнитный календарь, по-моему, довольно глупый и уж совсем не стильный – куча жизнерадостных фруктов и овощей, и на каждом пропечатан один месяц. Всё венчало яблоко с обозначением собственно номера года.

– В ноябре тебе будет двадцать два года. – сказала девочка. – Пятнадцатого.

Вопрос застрял поперёк горла, я им подавился, но промолчал. Куда она денется, в халате-то… Само прояснится. Девочка молчала и продолжала есть. Она употребила ещё одну котлету, четыре куска колбасы, три ломтика сыра и теперь доедала вторую баранку. Пауза, как говорится, становилась мучительной.

– Может, представишься, – я не выдержал первым.

– Ада. Слышал когда-нибудь? – сказала она с набитым ртом.

– Вроде, нет.

– Понятно.

– Мм… ты, наверное, издалека.

– Всё равно не поверишь.

– Ну, хоть попытаюсь.

– А! – она махнула рукой. – Давай потом. Я сама должна сначала разобраться.

– Родители в курсе? – вдруг вырвалось у меня.

– Что?

– Родители знают, что ты куда-то рванула?

– Послушай, Герман, не лезь куда не надо, а? Вот сейчас мне только до родителей… У тебя коньяка не найдётся?

Я чуть со стула не рухнул.

– Ты не приборзела ли? Кальян тебе не приготовить, ребёнок?