Еда

Еда
Надир Юматов

Небольшой рассказ, описывающий взаимоотношения в семье, посредством продуктов.

Надир Юматов

Еда

В духоте,  под закопченным потолком, на кухне, лихо управившись с первым бульонным, а затем тяжелым, жирным вторым, голопузый Николай (он же – муж и папа) с нетерпением дожидался десерта:

– Ну, долго еще там?

– Сейчас все будет – по монашеский смиренно, но все же с упреком ответила Марфа, едва успевая обслуживать мужа – сахара сколько?

– Давай 4 на этот бокал.

Она сыпанула 3 ложки (все равно не поймет), звонко размешала, и поставила бокал на поднос, между блюдцем развернутых конфет «му-му» и тарелкой треугольных пышек. Поднесла к столу, и подала Николаю.

– А варенье?

– Только вишневое осталось. Малину вчера Римка доела.

Николай помотал головой (он не любил вишневое). Марфа села рядом, втянула губы и с задумчивым видом, сложила руки на стол.

– Хочешь что-то сказать? – без всякого интереса, спросил Николай, и отхлебнул горячего чаю.

– Да… – неоднозначно протянула Марфа.

– Ну, говори-говори.

Посмотрев на жирные усы мужа, в которых увязли кусочки жареного лука и крупинки чего-то белесого, она спросила – ты будешь еще суп или картушку? – при этом выразив интонацией, незначительность вопроса.

– Ой, нет – но тугодум Николай, этого даже и не понял.

– Я тогда уберу, а то – вдруг кто-то придет.

– Кто?

– Да кто угодно, я вообще говорю…

– А, да – убери.

Марфа встала, сложила в стопку пустые тарелки и блюдца.

– Рима! – внезапно крикнул Николай.

– О господи! – схватилась за сердце, Марфа – че так орать? – и подошла к раковине. Залязгала посуда.

Тут, в одной только ночнушке, приковыляла взъерошенная Рима, и оголтело расчесывая глаз, остановилась в проеме.

– Звали? – спросила сквозь зев.

– Да, доча – твердо сказал Николай – давай прихорашивайся и – марш в магазин.

– Опять?

– Снова.

Одним, возмущенным движением, Рима развернулась на 180 градусов, надула щеки, и  подчеркивая топотом свое недовольство, отправилась в комнату.

– Что нам надо? – спросил Николай.

Марфа отложила напененную тарелку, стряхнула в кастрюлю руки, и обтерла их об халат. Открыла антресоль, достала ручку с блокнотом, передала Николаю:

– Записывай – и села за стол.

– Так.

– 3 десятка яиц…

– Так.

– Майонез…

– Сколько?

– Ведерко пусть берет.

– А не много?

– Да, чтоб уже на месяц.

– Ладно, дальше.

– Лука килограмм…

– Ага.

– Печенье…

– Какого? Сколько?

– Разного пусть берет…

И так далее, так далее. Николай остановился писать только на половине второй стороны листа, потом вырвал его и передал жене, а та сложила список в три раза и передала как раз только что вошедшей дочери. Рима была теперь расчесана, накрашена, в черной блузке с длинным рукавом, заправленной в синие обтягивающие джинсы и в невероятно бодрой форме, словно собралась лететь в космос. Ее стиль одежды говорил, что девушке всего лишь 16.

– Вот возьми. Если не хватит, пускай тетя Таня запишет на папу. «До зарплаты», скажешь.

– Хорошо, а – перед тем как развернуться она вдруг вспомнила – можно я возьму шоколадку? – и аккуратно добавила, глядя на отца – себе.