Кощуна о женстве

Мораны.

А она, Морана, лише Лиха лихого одноглазого.

Ибо Смерть она. И Зима. И Ночь.

Мрак обиталище ее. Морок – слово ее. Мор – веселие ее. Смрад – дух ее.

И мерещатся неведомые страхи в сумерках, и даже негодяя по сей день называют славяне мрасью или мразью – как сказалось пращурами в стародавние годы.

Чур меня, Чур, ибо многие Мары –

беды лютые, злыдни жестокие стерегут меня в ночи. Малые ростом, обликом неопределенны – как узнать их? Как угадать? Оберечься как?

Неугомонны они.

Неусидчивы.

Прилипчивы.

Где один проник – глядь – уж и тьмы егозят. Не ходит беда одна.

Чур меня, Чур, ибо многие Злы стерегут на земле Живого. Но кто поставит это Тебе в укор, мать Мокошь? Всем равно даровала Ты драгоценную искру жизни. Добрый ли, злой – все равно любимы Тобою. И алчущий хищник, и жертва его терзаемая, пожираемая.

Слава Тебе Праматерь сущего, слава!

***

Катит к Западу колесница Даждьбогова.

И вот уже вышла встречать любезного брата другая сестра его, Заря Вечерняя. И горит лик ее румянцем радости, и принимает она усталых коней брата своего, и ведет их на отдых, и восходит на Небо Луна,

стеречь сон суженого.

А захочет обнять ее супруг – вышлет Луна взамен себя брата своего,

Месяца.

Но в иные ночи разгорается перед рассветом светом победным радостным колдовская Денница-звезда.

Ах, сияет она!

Ах, сияет!

Не при детях будь сказано, отчего.

Хороша утренняя звезда Денница.

Но не от Лады краса ее недобрая, жгучая.Желанно ложе звезды Денницы. Но не от Лады любовь ее пылкая, страстная.

Не было этой ночью Даждьбога в родном доме.

***

Падают ливни теплые. Цветет Земля. И торжествуешь Ты,

Праматерь сущего, ибо есть Ты животворная сила Мира, Влага, Жизнь, Женство.

Слава Тебе.

***

У слияния двух рек на остром крутом мысу городище славянское. Рвом глубоким, валом высоким отделилось оно от леса.

А лес свой.

Родной.

Знакомый до последнего деревца, до самого робкого родничка светлого сладкого. И старыми, и малыми исхоженный вдоль и поперек. А дальше, за родовыми конами встают боры темные, сырые, дремучие, царство хмурого Лешего. Лишь мужами они знаемы, дружиной охотничьей. За валом, за частоколом славянские избы с очагами – очами небесными огненными. А вертограды огорожены вне. Огород пустяшный, не на человека, на лесного зверя глупого, несмышленого, чтобы от потравы сеянное оберечь. Ране-то вертограды в завалье закладывали, но растут роды, множатся, мало места на мысу.

А сажают по палу Перунову.

Хорошо родит Земля матушка за ударом Перуновым огненным. А иссякнет сила плодоносная, по соседству пустят кура красного, птицу огненную Перунову. Вертоград же старый, заброшенный зарастет кустом, диким деревом. Ничего. Придет и его пора. Выжжет пал-огонь пустошь наново,

борозду проложит соха-матушка,

бросят в землю бабы семя разное, и поднимутся по времени травы сладкие, травы горькие, и съедобные, и целебные.

Многое сеется в вертоградах бабами.

Еще более Земля сама родит.

Знает Земля материнство. Отцовства не знает, и знать не желает.

***

В граде по летнему времени, почитай, одни бабы, девы да дети малые. Мужи в борах. Они добытчики, они и защитники. Их дело – бой. Со зверьми ли, с лихими людьми.

Бояры.

Охотники.

Много в роду трудного и опасного мужского дела, кое справляя на свете не заживаются. Оттого стариков почти что и нет. А доведется кому уцелеть – хоть бы и покалеченный, хоть бы и ползал еле-еле – иди, трудись, мужествуй с мальчишками. Готовь их к многотрудной мужественной жизни.

Работает калека, старается, отрабатывает свой корм. Постигают мальчишки трудную науку.

Науку охоты.

Науку боя.