– Чего – чего? – удивился Юра.
– Ну, это логическое построение, на базе которого делаются выводы, – небрежно пояснила Надежда. – Валяйте дальше, Алексей, я Вас внимательно слушаю.
Алексей Алексеевич покосился на Юру и продолжал, по привычке впадая в менторский тон:
– Силлогизм, как известно, включает в себя две посылки, большую или общую, и малую или частную, а каждая посылка – в свою очередь – два понятия, одно из которых является для них обеих одинаковым, общим. Для построения правильного вывода достаточно изъять из посылок одинаковое понятие и объединить в одном выражении то, что от них осталось. Например. “Представители древнейших профессий торгуют собой”. Это первая посылка, общая. Вторая, частная: “Журналисты – представители второй древнейшей профессии”. Изымаем общее понятие – в нашем случае, как легко видеть, это “древнейшая профессия” – объединяем то, что осталось, и получаем: “Журналисты торгуют собой”. Этот вывод абсолютно безупречен. Спорить против него бессмысленно.
– А я и не спорю, – ввернула Надежда. – Я ожидала чего-то похожего.
– Прекрасно. Так вот это – то, что называется формальной, или в просторечии мужской логикой. Кроме нее существует еще логика ассоциативная, в просторечии именуемая женской. Пример. Первая посылка остается без изменений. Вторая – “Проститутки – представительницы первой древнейшей профессии”. Какой, по-вашему, в этом случае следует вывод?
– Ну, Алексей, ты даешь! – сказал Юра. – Тоже мне, вывод… Проститутки торгуют собой, что ли?
– Нет, – возразил Алексей Алексеевич, – так следовало бы по мужской логике. Женщина, следуя цепочке бессознательных ассоциаций, делает другой вывод. Женщина говорит: “Хорошо бы стать манекенщицей”.
Юра прыснул от неожиданности, но тут же спохватился и покосился на Надежду.
– Зря смеешься, – сказал Алексей Алексеевич. – Этот вывод, в принципе, тоже абсолютно безупречен. Другое дело, что он несколько, скажем так, неожиданный. Но мужчина, если напряжется, может выстроить цепочку силлогизмов, в конце которой придет к тому же результату.
– Ты, конечно, в чем-то прав, – сказал Юра, по-прежнему косясь на Надежду. – Но в журналистике работает куча мужиков.
– Я говорю “женщина” в… э-э… расширительном смысле слова.
– Это понятно, – сказала Надежда. – Вы продолжайте, продолжайте.
– Разумеется, на один правильный вывод женская логика дает десять неверных, но это бы еще полбеды. Скверно, что пользуются женской логикой лишь исключительно порядочные журналисты. В основном же в журналистике в ходу логика инвариантная.
– А это что еще за зверь? – содрогнулся Юра.
– Не мешай, – набросилась на него Надежда. – Валяйте, Алексей, врите дальше, получается у Вас занятно. Я говорю: “врите” в… э-э… расширительном смысле слова.
– Ах, ну да. Я тоже понимаю. Так я могу продолжать?
– Сделайте одолжение.
– Итак, инвариантная логика. Общая посылка в этом случае не имеет значения, она может быть какой угодно. Частная посылка тоже не имеет ни малейшего значения. Все равно вывод к ним обеим никакого отношения иметь не будет. Вывод будет всегда один и тот же, а именно – какой был нашим журналистам заказан и оплачен. Собственно, отсюда и происходит название этого типа логики, в переводе означающее "вариантов не имеет".
– Дорогой Алексей Алексеевич, – послышался откуда-то голос Нахапарова. – При чем здесь журналисты? Что ж Вы из пушки по воробьям? Мелочь это, журналисты. Эта самая Ваша инвариантная логика, она же характерна для всей нашей общественной и политической жизни. Послушайте, у вас там прорезался интересный разговор. Может быть, позволите присоединиться? У меня тут как раз имеется парочка бутылок сухого. Мукузани.
– О, – оживился Юра, – Мукузани – это прекрасно. Волоките их сюда. Обе. Наш номер…
– Я знаю. Сейчас буду.
– Минуточку, друзья… Мы тут с Оленькой обменялись мнениями, – раздался из-за стенки лоджии голос Бориса, – и пришли к заключению, что Вы, Алеша, слегка передергиваете. Как и тогда, с Каббалой.
– Алеша, не верьте ему, – закричала Ольга со всей присущей ей экспансивностью. – Я всегда на Вашей стороне. О-о, как у вас пахнет кофе. А у нас с Борисом есть чудесный шоколадный набор…
– Тащите и вы, – завопил вконец разошедшийся Юра, – только чашки, чашки не забудьте. Или стаканы.
– Ничего я не передергиваю, – обиженно сказал Алексей Алексеевич.
– Передергиваете, передергиваете, бросьте, – заявила Надежда. – Причем, как всякий поднаторевший в дискуссиях человек, не в выводах, где Вас можно было бы поймать, а в посылках.
– Ай, Надюша, ай, молодец, – Борис вихрем пронесся по лоджии и чмокнул Надежде руку с таким пылом, что суть не опрокинул ее вместе с кофе и креслом-качалкой на пол, – ай, умница, вот спасибо. Я же знаю, что прав, я имею в виду – с Каббалой, Вы, мне кажется, в курсе нашей дискуссии… но он мне всю голову заморочил. Теперь я хоть понимаю, где искать, и все его посылки переворошу… – А Ольга, усаживаясь на койку Алексея Алексеевича, весело рассмеялась и сказала:
– Борису все неймется. Он снова рвется в драку. Задайте ему перцу еще раз, Алеша. Всыпьте, всыпьте, как следует. А я с удовольствием послушаю. Мы все с удовольствием послушаем.
– Эй, Вы, там, наверху, – со всеми модуляциями Аллы Борисовны пропел откуда-то снизу женский голос.
– Мы тут так расшумелись, мы мешаем людям отдыхать, – огорченно сказал Алексей Алексеевич.
– Вовсе нет, – поспешно возразил голос. – Я в смысле – "сейчас сама я к вам приду". Можно? Вот только насчет вклада… Захватить с собой могу только стакан и гитару.
– Это Вы, Ирочка? – заорал непонятно когда уже успевший материализоваться в лоджии Нахапаров. – Давайте, давайте к нам сюда. Я думаю, общество возражать не будет?.. Это очень милая женщина, и слышали бы вы, как она поет.
– Меня смущает только одно, – сказала Надежда, обращаясь к Алексею Алексеевичу, – мы, кажется, прервали Ваш мыслительный процесс. Вы же тут, миль пардон, работали. Из кинофильмов я знаю, что физики работают всегда, даже в ресторанах, а самые основные свои выдающиеся теории и идеи пишут на салфетках. На бумажных салфетках.
– А-а, кинофильмы все врут, – махнул рукой Нахапаров. – Заверяю Вас, как профессионал. В этом мы с вами, журналистами, схожи.
– Итак, у нас тут спонтанно образовался дискуссионно – развлекательный клуб, – с удовлетворением констатировала Ольга. – Только чтобы без занудства, без отчеств и без профессионализмов.
– Без профессионализмов – это сложно, – запротестовал Борис. – Мы привыкли.
– Перебьешься, – живо возразила Ольга. – Мне, к примеру, ваше “петухи задом не ходят”, уже вот так, – она энергично провела себя ладонью по горлу и пояснила окружающим: – у коллег моего муженька сей идиотизм есть излюбленное выражение. А что поет Ирочка? Романсы? Это замечательно. Я лично соскучилась по хорошему камерному исполнению.
– Дискуссионно – развлекательный клуб, да без профессионализмов, – это прекрасно, – поддержал ее Нахапаров. – Еще классики говорили насчет спасения утопающих. С нашей культоргшей можно общаться разве что в розарии. “Глория дей… Крейслер-империал… Чикаго писс… Дам де кер…”, а вот который из этих сортов роз пылкий, который жгучий или, там, нежный – это уж к ней, я соответствовать не могу. Но не слышавшим настоятельно рекомендую… А вот и Ирочка.
Ира оказалась той самой миловидной женщиной с гитарой, что была соседкой Алексея Алексеевича по автобусу.
– Алексей Алексеевич, я вот тут еще кипятильник захватила на всякий случай, у меня мощный. Вы ведь кофе кипятильником варите?
– Это что еще за Алексей Алексеевич? – всполошилась Ольга. – Его зовут Алеша. В крайнем случае, Алексей. Мы с Вас будем драть штраф, Ирочка. Романсами. Вам присутствующих представить?.. Не надо?.. Вот и чудненько.
Все хлопотливо рассаживались по койкам, дружно уступая друг другу кресло – качалку, пока его, в конце концов, не оккупировала Ольга на правах “самой старшей из сисюйствуюссих здесь дам-с”. Откуда-то появился пузатый фарфоровый чайник узбекских размеров и узбекской же раскраски. Кофемолка, переходя из одних усердных рук в другие, извергала из своих недр одну порцию старательно перемолотого кофе за другой. Работа, похоже, откладывается на завтра, вздохнул Алексей Алексеевич. Но тут же, поймав себя на том, что во вздохе этом была изрядная доля лицемерия, рассмеялся и принялся варить кофе.
6
На следующее утро купаться с Алексеем Алексеевичем увязалось чуть ли не все ночное общество. Любивший поспать Юра пошел потому, что так захотела Надежда, Нахапаров – потому, что с этого дня решил провозгласить себя адептом исключительно здорового образа жизни, Ольга с Борисом пошли просто так, за компанию, и только Ира заявила, что расстреляет из гитары каждого, кто попробует ее поднять до восьми часов утра.
Купаться решили в бухточках рядом со спасательной станцией, поскольку обществу почему-то подумалось, что оккупировавшая их торговля обязана в столь ранний час пребывать в объятиях Морфея.
Однако, как выяснилось, идея здорового образа жизни глубоко внедрилась в широкие торговые массы. Первая же особь рода человеческого, на которую они натолкнулись, спустившись вниз, оказалась той самой дамой с распятием, что так энергично протестовала против наличия у Алексея Алексеевича менталитета.
Монументально возвышаясь над несколькими своими товарками, обладавшими значительно более скромными габаритами, она величественно растирала полотенцем свои многочисленные подбородки.
Увидев выходящую на пляж компанию, она немедленно обратилась к товаркам, как бы продолжая ранее начатый разговор, и изрекла, возвысив голос до пределов возможного:
– И вообще, настоящие, э-э, гастрономы пьют кофе не только без конфет, но вовсе без ничего. Он, – местоимение “он” она выговорила с особенным удовольствием и даже с неким шиком, – он так гораздо вкуснее. Гораздо!