Что мое, что твое

Рут скрестила руки.

– Понимаете, мы – мы все работаем. И не зависим от правительства или от какого-нибудь мужа.

– Может, вы могли бы одолжить мне несколько галлонов из вашего баллона? Мы протянем.

– Если вы ждете от меня жалости, то зря. Не вы одна вышли за очередного пройдоху, который даже не может позаботиться о своих детях.

– Он не виноват. У него химический дисбаланс…

– У всех у них дисбаланс, – сказал Рут и стала закрывать дверь.

Лэйси уперлась в дверь рукой.

– У меня дети замерзают.

– Добро пожаловать в настоящую жизнь, милочка. А чего вы ждали?

– Пожалуйста.

– Выкрутитесь – это мы, женщины, умеем.

– Тупая пизда.

Медсестра захлопнула дверь.

Лэйси яростно зашагала обратно через лесок, специально наступая на хрустящие ветки. Приблизившись к дому, она услышала, что звонит телефон. Она побежала, чтобы успеть подойти.

– Робби?

Это была школьная медсестра. Диану опять вырвало в автобусе, ее надо забрать домой. Не могла бы Лэйси за ней приехать? Всю дорогу до школы Лэйси трясло.

Выложила все Маргарита. Когда учительница спросила, почему она все время кладет голову на парту, она сказала, что плохо спала, потому что у них дома зима. А поскольку Диану вырвало в автобусе, сложить два и два было легко.

– Я еще не придумала, как быть, – сказала Лэйси в кабинете директрисы.

Директриса покачала головой и спросила, что у них происходит. Лэйси и не подумала, что они не в курсе. Разве суд не должен был написать школе письмо? Неужели власти не должны были избавить ее от этого унижения?

– Мой муж под наркотиками угнал полицейскую машину. Не черно-белую, как у шерифа, обычную. Просто машину какого-то копа. Она стояла перед баром где-то в центре. Он не знал.

– Мне очень жаль, миссис Вентура, – сказала директриса. – Но в понедельник мне придется что-то предпринять. Даю вам выходные.

Лэйси обошла классы и забрала всех девочек. Домой ехали молча: сперва через улицы с рядами домов в городе, затем через поля с заброшенными амбарами, через железнодорожные пути, перед которыми пришлось остановиться, чтобы пропустить поезд.

– Чух-чух! – сказала Маргарита, на что раскрасневшаяся Диана чуть-чуть улыбнулась.

Дома она вскипятила девочкам бульон из банки, почистила и нарезала в него картошки, вывалила банку куриной тушенки. Потом сделала им еще гренки и какао, все это отнесла к себе в кровать, и там накрыла девочек всеми одеялами, а потом забралась к ним сама.

– Раз одна заболела, можем поболеть все вместе, – сказала она и поцеловала каждую в нос. На улице было еще светло – всего около часа.

– Ты не включишь отопление? Ты же слышала, что сказала директриса.

Ноэль по-прежнему на нее не смотрела. У нее горели уши, и Лэйси не могла понять от чего – от температуры или от стыда.

– Тише, – сказала Лэйси. – Я расскажу вам историю.

Девочки прижались поближе к матери, даже Ноэль, хотя она, наверное, сделала это только ради тепла.

– Давным-давно жила-была принцесса. Жила она в замке в самой чаще леса со своими сестрами. Все мужчины были на войне, а в этом королевстве не было стариков, поэтому некому было показать им, как жить. Как наполнять ров, как кормить лошадей, как не дать потухнуть факелам, как чистить подземелья…

– Что такое ров? – спросила Диана, рассасывая тайленол с недовольным лицом. Лэйси велела его проглотить.

– И вот они оседлали лошадей и поскакали далеко-далеко, через долины и ручьи, в королевство, куда все мужчины ушли воевать и не вернулись. И тамошние принцессы показали им, как делать все, чего они боялись: как чистить конюшни, как выращивать пшеницу, как налагать заклятие, как сжигать мертвых…

– Как наполнять ров?

– Ага. А когда они узнали все, что хотели, они поскакали обратно в свое королевство и скакали весь день и всю ночь, и им не было страшно. Они были готовы править. Но в конце концов править им не пришлось, потому что пока их не было, принцы вернулись домой. Они победили.

Ноэль закатила глаза.

– Короткая какая война, – сказала она. – Тупая история. Они столько проехали и столько всего узнали, а в результате все зря.

Лэйси хотела объяснить ей, что нельзя забывать принца, если принц по-настоящему любит, но Ноэль заткнула уши, Маргарита заверещала, что хочет быть принцессой, а Диана спокойно встала и очень серьезно попросила кого-нибудь пойти с ней в туалет, потому что ее опять тошнит.

Когда девочки уснули, Лэйси выбралась из-под одеял. Она выключила свет и вышла на заднюю веранду с последним леденцом из супермаркета. Она разгрызла твердый леденец передними зубами и посчитала на пальцах, сколько дней прошло с тех пор, как она отправила Робби деньги, – пять, а он так и не позвонил. Чтоб тебя, Робби, подумала она. Чтоб тебя.

Она вернулась домой и теперь уже совсем не почувствовала разницы между температурой внутри и снаружи. Лэйси отыскала в ящике старую записную книжку, пролистнула страницы, нашла его телефон по фамилии. Гиббз, Хэнк. Записную книжку и телефон она вынесла в гостиную. Выключила звук на телевизоре и набрала номер. Раздались гудки.

– Я знал, что ты передумаешь, – сказал он, и свободной рукой Лэйси выкрутила ручку термостата на десять градусов.

3. Сентябрь 2018 года

Пригород на севере Атланты, Джорджия

Солнце еще не встало, когда Ноэль вышла на веранду чтобы решить, что делать с приглашением на вечеринку. Саттоны устраивали эту вечеринку каждый год: на первой она была с Нельсоном, когда они только переехали в Золотой Ручей. Тогда их это завораживало: немецкие машины их соседей, хрустальные бокалы, женщины и мужчины в сверкающих чистотой одеждах нежно-кремовых цветов. Говорили про местную политику, про районную инициативу построить более просторный парк для собак. Как будто им дали небольшие роли на съемках в каком-то скучном, но приятном кино.

Теперь весь лоск сошел – и с Саттонов, и с их дома с фронтоном, со всего Золотого Ручья. Теперь даже их с Нельсоном коттедж казался ей слишком маленьким с дороги. Лужайка, на которой она хотела разводить цветы, так и стояла лысая, не считая синего знака, который они вдолбили в землю: голосуем за левых.

Несмотря на раннее утро, было тепло, и Ноэль вышла с чашкой кофе, баночкой витаминов, пилкой для ногтей и приглашением. Она разложила его на коленках и стала подтачивать ногти. Сколько всего она забросила? Она перестала заниматься спортом; слишком много пила; волосы стали ломкими на кончиках. Хотя бы не бросила принимать витамины. Она и не помнила, когда последний раз читала пьесу.

Этот уголок Золотого Ручья осеняли дубы, такие огромные, что не верилось, как дерево может расти так долго. “Они тут со времен рабства”, – сказал Нельсон, когда они только переехали. Со временем она научилась смеяться, когда он так шутил, но сама бы не осмелилась такое сказать.

Если идти вечером к Саттонам, она хотела по крайней мере выглядеть подобающе. Она сделает йогуртовую маску на волосы, побреет ноги, намажется сывороткой с цитрусовым запахом, которая обещала подтянуть, укрепить и разгладить. Нельсон был живым доказательством старой поговорки: черные как вощеные. У нее, наоборот, вокруг глаз и губ лучились морщины. На самом деле выглядеть старше она не боялась совсем. Ее больше беспокоило, что морщины символизируют: времени осталось мало.

Во Франции уже полдень, но еще слишком рано для дневных встреч и уже поздно для утренних съемок. Ноэль позвонила Нельсону. Телефон звонил и звонил.

– Милый, – сказала она, когда включился автоответчик. – Я, считай, рада, что тебя нет. А то пришлось бы тебе идти к Саттонам. Везунчик же ты, а? Люблю.

Она думала, что он будет чаще звонить, несмотря на разницу во времени и на работу. Но они так расстались – не ей его винить. Она снова позвонила.