Я буду твоим первым

А вот на третьем этаже свет почему-то не горел. Я прислушалась к тишине, осмотрелась. Прислуга в этом доме сновала бесшумно словно тени. Не хочу, чтобы меня видел кто-либо.

Но белый гигант-дом вроде застыл, забылся сном. Чувствуя биение сердца аж под горлом, я засеменила по ступенькам вверх. Коридор утопал во тьме. Фонариком светить так себе идея – буду отличной мишенью издалека. Темнота мне в принципе на руку.

Я собираюсь открыть какую-то дверь? Раз Кристофер запрещал идти на третий этаж, значит, тут что-то прямо в коридоре или за дверью, которую не запирают за замок.

Кромешная тьма. Она окружила меня со всех сторон, кроме выхода к лестнице. Зрение играло со мной злую шутку – и тени будто пульсировали, двигались, перемежались. Страх крался ледяными когтями по позвоночнику. Я дышала через раз.

Нужно решиться и дернуть за ручку какую-то из дверей впереди – по периметру каждой тянулись тусклые алые светодиодные ленты. Зловещее зрелище. И непоколебимая тишина.

Через метров двадцать я решилась, нетвердой рукой дотронулась до круглой ручки. От прикосновения металл ужалил будто искрами тока. Смелее! Повернула и дернула – заперто. Разочарование поумерило пыл. Ладно, ничего, тут в огромном длинном коридоре я насчитала по меньшей мере еще пять дверей. Попробую другую. Например, предыдущую. Надо бы вообще сначала каждую подергать.

Едва я обернулась, в темноте сверкнули глаза, поймав алый блик от светодиодов. Из меня вмиг вырвался вскрик. Чужая ладонь зажала мне рот раньше, чем мой испуганный визг долетел бы до Москвы.

– Тихо! – шикнул Кристофер, и у меня душа хлопнулась в пятки. Какую я там отмазку придумала? Неважно, все равно ничего не выдать из себя кроме мычания, пока мои губы сминает сильная ладонь.

Я только дернулась, чтобы отступить на шаг, как он двинулся на меня и прижал к той самой двери, ручку которой я дергала. Мерклый свет алых светодиодов падал на его лицо, будто высеченное из камня, ожесточал красивые черты.

Мне хана. Я тряслась, как жалкий листик, и все мои отмазки теперь выглядели несуразными и фальшивыми. Сейчас Кристофер меня по стенке размажет – это желание ярко горело в его глазах.

Или там еще было другое желание?

Будто клубок ос ухнул вниз живота, по-иному не объяснить, почему там стало жгуче горячо. Кристофер был так запредельно близко. Я прилипла к двери, как пиявка к коже, стараясь выиграть лишний миллиметр между нами. От его тела шел жар и поджигал все мои нервные окончания.

– Любопытная девочка, – хриплым шепотом произнес он. – Я знал, что ты придешь сюда.

Укусить его за руку, чтобы дал возможность выдать хотя бы самую бредовую отмазку в мире? Мои губы уже начало мелко покалывать. Его ладонь слишком долго их сминает. Это слишком интимно.

Я замотала головой, и он наконец убрал руку. Но не отодвинулся.

– Вы намеренно сказали сюда не приходить, чтобы я сюда пришла? А на самом деле тут ничего нет, да?

– Есть. Ты не ту дверь пыталась открыть. Возможно, будь у тебя немного больше удачи, ты бы сразу угадала ту самую дверь.

Он играет со мной? Его губы растягивались в опасной ухмылке. Я судорожно сглотнула.

– В любом случае ты нарушила запрет. Придется тебе кое-что сделать, чтобы я воспринял твою выходку как случайное недоразумение и забыл о ней.

Почему-то мне казалось, что ничего хорошего он не задумал. Предчувствие беды закололо под ребрами.

– А я ведь ничего сильно не натворила, – начала осторожно я. – Просто прошлась по коридору. Ну дернула немного за ручку, все равно ничего не увидела.

Как мне улизнуть? Он уперся ладонями по бокам от моих плеч, заключил в клетку. Не бить же коленом между ног брата моего отчима?

– Чтобы ты понимала, сюда прислуге разрешено подниматься только в строго определенные часы, – чеканил он суровым тоном, от которого у меня волосы на затылке шевелились. – Всех гостей предупреждают, что третий этаж под запретом. А те, кто имеют наглость плевать на запреты, платят за это. Так как ты с завтрашнего дня будешь работать моей помощницей, то я смягчу наказание.

Язык не повернулся сказать, что я еще не согласилась. Мне, конечно, сейчас любая работа в Лондоне должна быть за радость, но лучше бы не с ним, не на него. От Кристофера слишком веет опасностью – из-за нее мои нервы, словно оголенные провода.

– Не думаю, что у меня достаточно профессионализма для такой должности. Мама меня перехвалила.

– Не бойся. Я тебя всему научу.

Его слова отозвались горячей вспышкой в теле. Как же он умел их наполнять порочной многозначительностью… Или это только я слышала в них развратный подтекст?

– Ты ведь способная девочка, – сказал он вполголоса уже ближе к моему лицу.

Стало нечем дышать. Я глубже втягивала воздух, а вместе с ним характерный мужской запах. Немного не такой, как утром в машине, не перебитый шикарными духами. Скорее, подчеркнутый нотками геля для душа. Да, Кристофер, похоже, совсем недавно принял душ.

О чем я вообще думаю?

– Раз ты такая любопытная и бесстрашная, поедешь завтра со мной в одно место.

Любопытная – да, бесстрашная… вряд ли, коленки мелко подрагивали.

– Это и есть наказание? В какое место?

В Лондоне ведь есть почти все, чего душа пожелает. “Одно место” может быть чем угодно. И Кристофер не ответил на мои вопросы, лишь разомкнул клетку, убирая ладони от стены. Можно выдохнуть.

– Завтра в восемь утра чтобы была готова. Я тебя буду ждать внизу. Оденься прилично – сначала мы заедем в офис.

Снова брать что-то из маминой одежды? Размеры у нас одинаковые. Еще пару лет назад, я помню, многие люди при знакомстве сначала думали, будто мы сестры. Мама что только ни делала, чтобы затормозить время, безжалостное к внешности и фигуре.

И мне придется что-то умыкнуть из ее гардероба на первое время. Он настолько огромен, что там поместился диван, манекены с самыми изысканными и дорогими платьями, сотни полок и шкафов, с матовыми стеклами. Когда мать выбирала мне платье к ужину, хвасталась, что половину одежды еще не успела ни разу надеть.

Если я возьму один костюм, она и не заметит. Потом верну. На обеденном перерыве смотаюсь в ближайший магазин и куплю что-то на последние деньги.

Неужели я правда в мыслях готовлюсь работать на Кристофера? И почему он внезапно решил, что я сгожусь ему в помощницы? Глаз положил? Пусть даже не надеется, бесстыжий гад. Я его намного моложе, я, в конце концов, дочь жены его брата!

Или тут замешано что-то еще? Я до сих пор не верю, что мы случайно столкнулись. И почему мать так его боится? Спросить бы, но сомневаюсь, что кто-то из них ответит правду.

Едва Кристофер разрешил уйти, я с трудом заставила себя не побежать. Медленно пошла по коридору навстречу свету, идущему со стороны лестницы. Я запомнила дверь, которую пыталась открыть? Вроде да. А теперь бы поймать момент, когда Кристофера не будет дома…

На третий этаж я еще вернусь.

И только возле комнаты поняла, что уронила где-то там телефон, испугавшись. Идти обратно? До трясучки в поджилках страшно. А как я проснусь утром без будильника?

Ладно, сейчас немного успокоюсь и поднимусь снова. Отмазка теперь есть железобетонная. Но всего минут через пять в комнату тихонько постучали – за порогом оказалась рыженькая девушка из прислуги. Она протянула мне молча смартфон и удалилась бесшумно. К счастью, не разбился. А лицо девушки я запомнила. Возможно, она что-то знает?

Самым ранним утром я выбралась из постели, прокралась на носочках в мамин гардероб, нашла себе бежевый костюм из безумно ласковой ткани. Не слишком офисный, но другого ничего не обнаружилось.

И, как назло, я, когда оделась и привела себя в порядок, напоролась на мать прямо на лестнице между этажами. Она ощупала одетый на мне костюм насмешливым взглядом и поднялась мне навстречу, преграждая дорогу.

– У меня к тебе, Миола, просьба – не опозорь меня, – шипела она. – Я вчера на ужине тебя расхвалила – теперь постарайся сделать так, чтобы не разочаровать Кристофера. И к этому костюму кое-чего не хватает. Все-таки ты не кто попало с улицы, а дочь графини.

Мама достала из кармана сережки с бриллиантами и потянулась к моим ушам. Что это с ней? Я не видела ее настолько милой лет сто. Что-то тут не так.

– Прости, что взяла без спросу одежду. Я верну ее вечером. Сережки – это лишнее.

Не хочу думать, что в моих ушах висят драгоценности, которые дороже всей моей жизни.