Пока друг распинался я закончила с одеждой и тихонько стала подкрадываться к нему.
– Я только хочу сказать, что несмотря на то, что у нас с тобой достаточно неформальный стиль общения…
Я поднялась на цыпочки и положил руку ему на плечо прошептала на ухо:
– Почему ты так завелся, Ленсифер?
Под рукой я почувствовала, как напряглись его мышцы, мою щеку опалил жар его кожи. Я не слышала дыхания, он замер, как замирали иногда дикие зайцы в дворцовом саду, когда видели перед собой угрозу. Он попытался повернуться.
– Не советую, я не одета, – соврала я.
Этот маленький спектакль веселил меня, конечно исключительно благодаря реакции Ленсифера. Мне было непонятно, почему он так реагирует, но это не значит, что мне не хотелось иногда беззлобно посмеяться над ним.
– Дафна, пожалуйста…
Я уткнула вопросительный взгляд ему в затылок. Что-то было в этом «пожалуйста», какая-то нота, который я до этого мгновения не слышала в его голосе. Настала моя пора смущаться, тут уже стало не до смеха. Я легко прочистила горло.
– Ладно, шутки в сторону, нужно надеть это платье и идти.
Портной повернулся, я стояла перед ним в белье, и это не было чем-то странным. Он не раз видел меня раздетой, в конце концов именно его задача состояла в том, чтобы я была одета. Его лицо постепенно приходило к своему привычному оттенку, хотя он и избегал смотреть мне в глаза.
– Готова увидеть платье?
– Не томи уже, давай показывай и пойдем.
– Ну ты и заноза, Дафни.
Я хотела было возмутится на счет такого коверканья моего имени, но он махнул рукой и цилиндр из дымки начал растворяться. Сначала я не понимала где платье, а потом до меня дошло, что не вся дымка уходит, что-то остается. И это и есть мое платье.
Оно было белоснежным и невесомым. Драпировка корсета сияла от пыльцы с одной стороны, и от рубинов с другой стороны груди. Рукавов у платья не было, лишь две широкие бретели из южностоличного атласа, и то, они не должны были лежать на плечах, а будто спадали по предплечьям. У платья был шлейф и огромный разрез до середины бедра, наверху разрез был закреплен серебряными нитями.
– Что это, в разрезе?
На воздушном манекене был будто чулок, сотканный из нитей, но у чулка был каблук. Там, где нити встречали друг друга, поблескивали маленькие рубины. Я узнала в этом плетении свое колье, если его можно было так назвать.
Платье выглядело чудесно.
– Это совсем не похоже на то, что ты делал вче…
– Поблагодаришь потом, давай, я должен помочь тебе одеться, – перебил меня Лен.
Я не стала возражать, у меня никогда не получалось говорить спасибо.
Спустя десять минут я была одета в платье. Из разреза выглядывала нога, облаченная в драгоценную сетку, на другой ноге была просто аккуратная туфелька. Ленсифер колдовал над застежками моего ожерелья, которое покрывало тонкой сеткой мою шею, грудь и плечи вплоть до опущенных бретелей платья.
– Ты выглядишь волшебно, принцесса Дафна.
– Твоими стараниями, Ленсифер, – улыбнулась я, – пора идти, думаю меня уже ждут, солнце начинает садиться.
– Постой, у меня для тебя есть подарок, в честь твоего шестнадцатилетия, – он достал из внутреннего кармана камзола стеклянную коробочку.
Через прозрачную крышку я увидела серьги. Они были длинные, состояли из множества нитей разной длинны, и на конце каждой был крохотный рубин. Ну конечно. Куда без них.
Я улыбнулась. Несмотря на мое недовольство сегодняшним днем, я выглядела прекрасно, ровно, как и подарок моего друга.
– Спасибо, они очень красивые.
Он помог мне их надеть. Каждый раз, когда я поворачивала голову и серьги задевали плетение на моих плечах, я слышала ласковый перелив.
– Теперь точно пора. Ступай, ты должна идти одна. Я буду уже там, все будет хорошо.
Он смотрел на меня с теплотой, и я не могла не ответить тем же.
Дверь за моей спиной закрылась, и я впервые за день увидела коридор. Везде были белые розы и пионы. В кадках на полу, в подставках, в букетах на подоконниках. Белые розы – потому что так завещают многовековые традиции. Белые пионы – потому что мой отец любит меня, и решил сделать мне приятно.
Я остановилась у своего любимого окна, недалеко от мастерской Ленсифера. Из него открывался тот же вид, что и вчера – долина, залитая теплым солнечным светом. Я прислонила голову к холодному камню, который не хотел нагреваться от солнца. Что ж, в сегодняшнем вечере есть все же один весомый плюс. Завтра я смогу официально покинуть дворец, чтобы пересечь эту долину верхом на своем жеребце, и никто не сможет сказать мне и слова на это. Но не слишком ли это малая плата за оковы короны?
Я подняла правую руку к лицу и посмотрела на безымянный палец. Очень не вовремя я решила задуматься о ритуале. На женской линии правящего рода наложена магия, особое колдовство при помощи которого можно было очень легко доказать, что у власти находится не самозванка. Наша кровь превращается в рубины. Неважно укололась ты, порезалась, или тебе отсекли руку в бою – сначала из раны, как и полагается вытечет кровь, но уже секунд через двадцать она осыплется вниз кристаллами. Такое свойство кровь приобретает с шестнадцати лет, и сохраняет вплоть до смерти. Во время ритуала, на закате, после моей клятвы о том, что я буду служить Земле и Рубрумору пока последняя моя капля крови не превратится в камень, особым кортиком мне сделают разрез на безымянном пальце, и кровь оттуда должна будет стечь в оправу для камня на короне моей матери. Перед этим, один из самых старых камней оттуда уберут и поместят его в музей наших предков, освободив место для моего рубина. Так мы демонстрируем преемственность поколений. Разумеется, моя кровь не застынет сразу же, мне еще нет шестнадцати. Именно поэтому оставшиеся два часа до полуночи надлежит стоять на месте, молча и без движения. И лишь когда после полуночи Вельма проверит камень и окажется, что он превратился в рубин – все преклонят колени признав меня будущей королевой. Ну а потом надлежит отгулять классический прием в честь принцессы. Я еще раз посмотрела на безымянный палец, провела по его рельефу. У матери остался совсем кошмарный шрам.
Бросив последний взгляд на пейзаж, я отошла от окна и двинулась по коридору. Дальнейший путь до круглого зала прошел быстро, он находился на два этажа ниже.
Перед закрытыми дверьми меня ждала матушка, что шло в некоторый разрез с традициями. но в целом допускалось. В изумрудном шелковом платье, с убранными в прическу волосами и со стальным взглядом – вот кто был похож на королеву, она являлась ей всегда, и будет являться даже тогда, когда я займу трон. У нее на поясе была закреплена портупея с короткими ножнами, в них был еще один символ власти нашего государства – жертвенный клинок.
Мать заключила меня в теплые объятия, но быстро отстранилась.
– Ты готова, милая?
Я решила не лукавить.
– Нет, но какая разница?
Матушка недовольно хмыкнула и взяла меня под руку.
– Главное помни – улыбайся. В остальном ты можешь быть собой.
Я оценила это аккуратный укол и приосанилась, громадные двери в зал двери начали открываться.
Я не паниковала пока нас объявляли подданным, пока мы шли через зал к его центру, где нас ждала Вельма, главная придворная ведьма. Я не паниковала пока мать произносила речь, и пока отец произносил клятву свидетеля ритуала, в моей голове не проскочило ни единой мысли, пока эту клятву повторили все герцоги и герцогини. Когда настала моя очередь, несмотря на страх, мой голос не дрогнул.
– Являясь дочерью своей матери, будучи кровью от ее крови, ростком от ее древа я клянусь верой и правдой, в здравии и болезни, в радости и в печали защищать великую Землю от ножа и стрелы, от руки и помысла недруга. Я клянусь беречь и заботиться о каждом человеке и звере, о каждом эльфе и гноме, о каждом живом и неживом существе, что хранит верность великой Земле. Обещаю отдать кровь и жизнь, силы и мысли, магию и слово во имя процветания и развития, во имя защиты и целостности великой Земли. Да будут мои помысли чисты, а данная клятва правдивой.
За окном поднялся ветер, деревья гнулись будто в глубоком реверансе, природа завыла. Земля приняла мою клятву, непогода прошла так же быстро, как и началась.
Я подняла глаза на отца, он легко улыбнулся и аккуратно кивнул мне в знак одобрения. Опустив глаза в пол, я улыбнулась, он был рядом и это давало мне сил. Матушка вынула из ножен лезвие и окунула его в отвар из красного мора. Солнце бросало свои последние лучи на красивое ритуальное лезвие, которое уже будто испачкали в крови.
Вельма сняла с головы мамы королевскую корону и взяла ее в руки так, чтобы моя кровь не смогла пролиться мимо углубления для камня. Я протянула матушке руку и она, посмотрев на меня извиняющимся взглядом, резко провела лезвием по пальцу.
Боль обожгла мои нервные окончания, уничтожая их. Кричать было нельзя. Теперь мне стало казаться, что мой тренер по фехтованию намеренно не жалел меня последний месяц – меня готовили к боли. С пальца закапало, оставляя на полу темные кляксы, в воздухе резко запахло железом. Вельма подставила корону ближе и наполнила оправу моей кровью, затем развернулась и поставила ее на специальную подставку и остановилась возле нее.