Грешница Люсиль

Птицы щебетали, стрекозы и шмели весело жужжали, цветные гирлянды развевались на ветру…

Музыканты были готовы играть самую прекрасную музыку…

Но атмосфера была довольно напряженной. С одной стороны, женщинам не хотелось видеть Люсиль снова такой ослепительной. С другой, без нее им было бы попросту нечем заняться.

– Мой опять у нее был, – жаловалась Адриана. – За полночь вернулся! Довольный, как скотина!

– И не говори, – качала головой Ева Фернандес, – Мой по три раза в неделю ходит… Как по расписанию, честное слово!

– Кобели, – ворчала Росита. – И чего их к ней так тянет-то? Было бы, на что взглянуть…

Люсиль появилась, как всегда, неожиданно. Женщины не слышали ее шагов, но почувствовали ее присутствие. Она стояла рядом в черной блузе и желтой юбке, ее волосы были подобраны. И до того она была хорошенькая, что аж злость брала.

– Дамы, – мягко проговорила Люсиль, – я могу сказать вам только одно: вашим мужчинам с вами скучно, и я понимаю, почему. Вам стоило бы заняться собой и уделять мужьям больше внимания – и все!

– В советах шлюх не нуждаемся! – презрительно выкрикнула Росита. – И мы можем сказать тебе вот что: тебе бы стоило следить за собой, чтобы не оказаться в аду!

Женщины загалдели и закивали, выражая полное согласие.

– Послушайте! – воскликнула Люсиль, лучезарно улыбаясь. – Я очень тронута тем,что вы так заботитесь о моей грешной душе и судьбе ее в адском котле. Правда, я очень благодарна вам. Но,согласитесь, было бы не справедливо, если бы я не сделала для вас того же самого и не вспомнила о ваших грехах.

Все притихли. Никто не возражал, хотя стоило бы.

– С нашей любимицей, самой кроткой и религиозной Марией Кабрера я уже беседовала, -усмехнулась Люсиль. – И уж если мне место в аду, то я, так и быть, займу и ей котлишко. – На этих словах Адриана кинулась было к грешнице, но Хорхе-старший удержал ее. Люсиль, сделав вид, что ничего не заметила, продолжала: – Та, которая осуждает секс как явление и на каждом шагу кричит о грехе – подглядывает за теми, кто им занимается. Та, которая твердит о любви и милосердии – молится, помимо прочего, о несчастьях и даже смерти, к примеру, Хуаниты Мендес… ну, и Люсиль Гринье, разумеется, куда же без меня. Издевательства над собственной матерью и распускание сплетен о брате тоже стоит вспомнить. Ну, и еще – девушка, краснеющая при слове «гениталии», запираясь в комнате якобы для молитвы, ласкает себя всеми возможными способами. Трогает свое упругое, податливое юное тело, нежное, прекрасное… Впрочем, об этом теле лучше бы рассказала Анхелика Эспантар, не правда ли?

Люсиль перевела насмешливый взгляд на Анхелику, съежившуюся в тени акации:

– Мать считает ее ангелом. Ну, на то она и мать… Но, кажется, ангелы не спаивают своих подруг в лице Марии и не раздевают их при луне. Еще они не мучают годами парней, умоляющих их о свидании. И уж точно не завидуют таким, как я. Впрочем, Анхелика честна перед собой, лучше других себя не мнит. Это все грехи другой Эспантар, – Люсиль повернулась, выудила из толпы глазами нужное лицо и с удовольствием протянула: – Росиииты. Любезная Росита, видимо, сидит на какой-то особой диете, от которой чудовищно растет нос. Иначе я не могу понять, как он вечно оказывается в чужих делах.

По толпе прошелся смешок. Росита скорчила презрительную мину.

– Уважаемая Росита, – продолжала Люсиль, – если уж так сложилось, что ваш нос каким-то таинственным образом оказался между моих ног, то ладно, так уж и быть. Если ему там уютно – пусть, – мужчины смеялись, женщины шушукались и фыркали, – но в таком случае было бы очень мило с вашей стороны заглянуть в вашу собственную кровать и посчитать всех, кто в ней спал в определенный период вашей жизни – ну, хоть ради интереса. Только,прошу вас,не сбейтесь, и порассуждайте, кто бы мог быть отцом вашей Анхелики. Ваш муж, который уезжал в город? Какой-то заезжий поэт? А может, муж той, кого вы зовете своей подругой?

Росита стояла и открывала рот, силясь хоть что-то ответить. Все вокруг уже хохотали над ней, хотя женщины были несколько напряжены – мало ли, чей муж мог оказаться в кровати их предводительницы. Это все, конечно,дела давно минувших дней, но как-то оно все…

– Адрриана Кабррера! – выразительно прорычала Люсиль.

Адриана заранее схватилась за сердце.

– Потрудитесь объяснить, дорогая, своему мужу Хорхе, куда подевались те его сбережения, хранимые на черный день, которые вы,якобы,отдали на лечение больной кузины в городе. А когда будете объяснять – подробно, – упомяните о том, что это не свекольный суп был такой волшебный, а слабительное, что вы подсыпали ему в еду,подозревая в измене. А когда уж речь зайдет об этом, заметьте, что даже если бы он вам изменил, то был бы прав, потому что с ним вы излишне стервозны, общих интересов у вас нет, и вообще, вы всячески показываете, что он – ошибка вашей молодости.

Хорхе-старший посмотрел на свою жену долгим взглядом. Адриана смотрела на землю, на желтую, высохшую на солнце траву, бегающих муравьев и жучков, надеясь, что эти слова слышала она одна.

А Люсиль порядочно разошлась. Каждому досталось. Рыжая, не стесняясь, клеймила соседей смертными грехами. Гнев? Получите, вы, с дурным взглядом! Чревоугодие? Нате, это ваше! Праздность? Ой, Господи, не смешите мои волосяные луковицы, каждый первый! В запале паре старых ветеранов прилетело – хлоп! – обвинение в убийстве. Мол,война войной, все понятно, никто вас не осуждает, но – раз уж речь идет о грехах…

Кто-то вздыхал, кто-то ругался, кто-то терял дар речи. Толпа периодически поднимала шум, но с каждым новым словом грешницы все затихали, словно она управляла ими.

Минут через пятнадцать непрерывного обличения Люсиль сделала паузу, чтобы отдышаться.

А после повернулась к тем, кто слушал ее внимательней всех.

– Злобный Хорхе! – звонко и воодушевленно произнесла она.

Хорхе напряженно смотрел на нее. Люсиль улыбалась.

– Твои грехи милее мне всех прочих, – ее лицо просветлело. – Ты дерзкий, злой, кусачий. Зато – честный. Быть может,со всеми, кроме меня. Но, как ты уже понял, не обязательно быть со мной честным. Я и так прекрасно все вижу. Мне хватает того, что ты страдаешь от невозможности быть со мной честным. И еще – ты почти так же точен в суждениях о людях, как и я. Почти. А что до Лауры, Изабеллы, Марианны и прочих – это на твоей совести, мы об этом уже говорили.

Злобный Хорхе кивнул. Он чувствовал, что рыжая Люсиль, его грешная и прекрасная смерть, смотрит в его душу, добирается до самого ее дна и там ворошит ил, и мелкие камни, и раковины, и становится на душе тревожно и приятно.

Люсиль задержала на нем свой взгляд – а в следующее мгновенье перевела его на того, кто стоял чуть поодаль, опираясь на стену, без ужаса – скорее, с любопытством – ожидая своего морального расстрела.

– Загадочный Аурелиано Молина, – проговорила Люсиль, задумчиво распробовав каждый звук. – Ты ведь не любил своей жены?

– Не любил, – спокойно ответил Аурелиано.

Все с удивлением воззрились на него. Он был единственным, кто вступил с Люсиль в разговор.

– Я женился, наверное, потому что нужно было жениться, – продолжал он. – Да и Лолита выходила замуж, потому что хотела замуж.

– И ты даже обрадовался, когда она сбежала. Тоже верно – к чему мучить друг друга зря?

– Да.

– Когда она выводила тебя – тебя! – из терпения, ты хотел,чтобы она исчезла.

– Хотел, – усмехнулся Аурелиано. – И получил. Но я никогда не желал ей смерти.

– Не желал, – кивнула Люсиль. – Был просто момент, когда ты не желал жизни… себе.

Все чуть слышно,почти синхронно ахнули.

– Твой грех – недооценивать себя, – тихо и твердо проговорила рыжая. – И я рада, что ты искупаешь свой грех. У тебя ведь единственного здесь глаза художника. Ты можешь смотреть вглубь,а не скользить взглядом по поверхности, то и дело срываясь. Но пока только один человек смог перенять это от тебя, – Люсиль длинно посмотрела на Злобного Хорхе.

Он не мог больше терпеть этого взгляда,потому что ему становилось одновременно хорошо и плохо, и он не знал, какое чувство было сильнее.

Люсиль вдруг беспечно улыбнулась и бодро завершила свою речь:

– Так что, господа, никто из вас камня в меня не бросит. Будете у нас в аду– заходите ко мне. Я напою вас кофе, сваренным на адском огне, поболтаем. Дьявол забежит на минутку, пожмет наши грязные, оскверненные грехом руки. До свидания, соседи!

И Люсиль просто ушла. Ушла, и никто не позвал ее, никто не пошел за нею. Все стояли,как вкопанные. Даже Аурелиано и Хорхе стояли на месте. Правда, у них были свои причины: они просто чувствовали, что сейчас не время, что нужно оставить ее одну.

Какое-то время она не выходила из дома и никого не принимала. После ее речи женщины стали относится к ней с опаской и некоторым уважением. Они даже стали беспокоиться, что она не показывается на улице, и хотели идти к ней, проверять, жива ли она вообще.

Их остановили Злобный Хорхе и Загадочный Аурелиано. Они точно знали: с Люсиль все хорошо, пока она появляется на берегу внутреннего моря.

Однажды Аурелиано сидел на берегу. Прищурившись, он вглядывался в морскую гладь, будто стараясь там что-то найти.

Люсиль подошла и села рядом с ним. Накрыла его ладонь своей и улыбнулась.