Лунные сказки

Лунные сказки
Настасья Кергеданова

Ускользающие сны, которые так хочется поймать за хвост. Миры, в которых мы никогда не побываем. Память, причудливо переплетённая с фантазиями. И единственное место, в котором хранятся эти сны – Луна. Совершите увлекательное путешествие по бессознательному. Посмотрите, что на обратной стороне Луны, и, быть может, именно вам повезёт прихватить с собой одну из её сказок.

Лунные сказки

Настасья Кергеданова

© Настасья Кергеданова, 2019

ISBN 978-5-0050-7705-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Бар Bright Midnight

Мой бар стоит на углу Мельничной аллеи и улицы Мысликова. В нём картины Мухи в рамках от Сальвадора. Вместо барных стульев кресла такого рода, что легче взять за стойкой бухла и напиться стоя.

Мой бар небогат, в нём половицы скрипят и нет четырёх ламп на люстре. Сантехник Иван Петрович спился, и теперь в лаваториях не только дубак, но и смыв через шестое чувство. Обои содрали ещё при Коле Саныче (который владелец другого бара, снесённого по ошибке): выкручиваюсь как умею; забила стены досками и сукном с бильярдов, доставшихся по наследству (от тётки, живущей в Англии, о которой узнала на вписке).

Мой бар – чемодан с фантастическими тварями. Пушкин, Байрон, де Сад, брат Ван Гога, жена Гогена и собака Тургенева вприкуску с байками и чёрствыми снами абсент пожирают за ночь. Абсент, между прочим, добыт двумя смертями (по крайней мере двое из тварей об этом прекрасно знают). Добыт и доставлен подпольными норами сквотов из Амстердама в Париж, из Парижа в Данию, оттуда каким-то чёртом в, прости господи, Германию; лишь с района Кройцберг (непосредственно через Преториуса, естественно) абсент доставляют в Прагу. Давно думаю сменить поставщика: с Амстердама до Праги, если срезать через бар, два квартала.

В моём баре по средам поёт Джим Моррисон, а по пятницам инструменталит Кафка. Получается так себе, но посетителям ничего другого не надо. Коктейли мешает ужратый Дионис, путая маргариту с вином острова Лесбос (на котором он болтал с головой Орфея, о чём в сорок пятый раз говорит какому-то человеку по кличке Гея). Когда валится с ног, его подменяет парень из Восточного Бруклина, имя которого для пьяного тела непроизносимо. Поэтому все зовут его Саня.

Саня, не покладая шейкера, мутит дичь с белками яиц и сливками 20%. «Кулинар», – со смешком говорит женщина явно вымышленной природы. В мой бар таких не пускают, но ей, пожалуй, можно. Женщина, кстати, является каждый вечер субботы, жалуется на мужа и тычет всех носом в свои переводы.

Мой бар открывается в восемь, на паспорт никто не смотрит. «До последнего посетителя» – это для тех, кто не боится Джеральда с битой на входе. Здесь правило только одно: не глазей на мёртвых. Общайся, как будто живые. И сам ты живой. До закрытия в полдень.

Ответы

Никогда не ищи ответов, не задавай вопросов.

Ты ведь не хочешь быть один, изо дня в день провожая сутки. Распахнув глаза, выискивать перемены в камнях. Тебе не нужно горе осознанья, когда всё счастье – в неведении. Ты не готов идти забытыми тропами через вереницу дождей и промозглые горные кручи лишь затем, чтоб, остановившись, увидеть мощь прибрежных волн. И не готов не находить пристанища, ведь знающий не властен больше над ногами – нет дома, нет приюта, нет никого вокруг.

Не задавай вопросов, никогда не ищи ответов.

Ведь сладко спится с кем-то рядом, и старость поджидает ласково. Вот ты уже отец, вот – дед. И смерть не кажется тебе не неизбежной, она ведь с самого начала часть тебя. Ты никогда не смог бы удалиться в пучины океана, чтобы там, на дне, найти удушливые шлейфы смертных истин, испить их. Остаться там – вне времени и силы. Ты не желаешь видеть – это ведь так больно, – как мир вокруг тебя кружится вихрем, а ты лишь наблюдаешь. Вне его.

Не задавай вопросов.

Ведь страшно, глядя в небо, понять языческие танцы чёрных птиц. Невыносимо, глядя в горы, услышать шёпот меди и алмазов. Узнать, прислушавшись, о чём тебе кричат ветра во время штиля.

Никогда не ищи ответов.

Не будет тебе счастья. Не будет ни покоя, ни одиночества, ни чувства, что ты кому-то нужен. Ответы не дадут тебе эмоций. Ты истребишь себя, оставшись вечным не-собой для мира. Не задумываясь, кто ты. И есть ли ты вообще.

Ступай к своим. Смотри на них. Пой и танцуй, ешь, пей, жуй «Орбит», бойся пламени и темноты, смейся над чужими шутками, плачь от восторга или скорби. Но никогда – я заклинаю, – никогда не задавай вопросов. И не ищи ответов.

Лиссания-Лиссиан

В Лиссиане часто выдаются такие погожие деньки – снежно-белое небо словно соревнуется с кроваво-красной травой бескрайних лугов старых, как сама Вселенная, полуразрушенных, некогда величественных гор, а ветер мягко колышет листву высоких анчаров. Воздух наполняется умопомрачительным ароматом чёрных роз природного сада, и вот уже скоро – жди секунду! – прольётся медленный дождь аквамариновых чистых капель, чтобы застыть на мягком бархате лепестков.

Здесь же – в Лиссании – самые красивые реки и самое ласковое солнце. Алмазные струи ручьёв дни напролёт играют с еле ощутимыми вязкими лучами красноватого света, который, если с чем и сравнивать, можно на Земле встретить в вечерней саванне волшебной Африки. А сегодня – в один из погожих деньков – было особенно упоительно заниматься наблюдениями. Тот, кто имеет богатое воображение или повышенное чувство Голоса Лиссиана, может даже понять, о чём говорят две непобедимые вечные стихии.

А дальше – бесконечные синие волны лесов с широкими глянцевыми листьями. Когда солнце поднимается на востоке, лес зажигается невообразимым голубым пожаром, слепя наблюдателя, заставляя его сердце замирать в восторге, и это удивительное нежгущее пламя обязывает человека клясться себе: «Вечно, сколько бы раз я ни наблюдал эту картину, буду умирать от восторга на целую секунду». И как ни странно, эта клятва всегда исполняется им. Днём (сейчас, например) океан леса мирно дышит величественным спокойствием, перешёптываясь ленивыми замечаниями с равнинами и мириадами рек, нашедших убежище среди высоких синих деревьев, и никто, даже солнце, не способен изменить этот лес.

Если обратить свой взор на север, можно обнаружить горы. Это непростые горы, и чтобы почувствовать это, вовсе необязательно слышать Лиссанию. В этих вершинах живёт тёплая душа Лиссиана. Через твердь она разговаривает с другими мирами и космосом. Энергия перетекает во все части этой земли – от гор питаются и реки, и лес, и поля, и даже независимое солнце, а люди, поселившиеся здесь, каждое утро воздают хвалу недостижимым кручам, устремив туда всё своё ничтожное существо. На душе Лиссании лежит вечный снег, который в такие дни, как этот, полностью сливается с небом, и твердь земная сливается с твердью бесконечной, и сердце с душой замирают от такого зрелища. Можно почувствовать единение с этим призрачным миром, даже если ты здесь всего лишь гость. Те, кто бежал сюда, говорят, что достаточно одного дня, проведённого наедине с природой Лиссиана, чтобы остаться здесь навсегда.

Можно упасть в объятья красной травы и понять, что такое счастье – именно в такой погожий день, как сегодня.

Но так было не всегда. Когда-то давно, до первого удара сердца Кришны и Наи, эта земля была неприступной и пустынной. Вечный мрак царил над горами, венчанными блекло-чёрным снегом, и кроваво-красные реки, отравленные кровью войны, текли по пустыням. Леса здесь нет уже триста лет – вся древесина, богатая энергиями, ушла на сотворение изощрённого оружия и страшного яда. Лиссания была обителью Ангелов, и дым их энергий затмевал даже звёзды.

Мир, созданный Люцифером, подчинён алчности творений Бога, которые впали в безумие гражданской войны.

Бог учредил ранги и звания. Слабые, но ревнивые Ангелы, затаив злобу на более достойных, начали бить исподтишка, совершая убийство за убийством. Ангелы-солдаты до того наработали опыт, что смогли уничтожать даже Первородных Архангелов. Никто не собирался вмешиваться. Это было сделано специально, чтобы остались сильнейшие и хитрейшие посланцы Божьи, ведь в будущем их ждёт не самая благодарная работа, не самая завидная участь.

Но сейчас – в беспроглядном мраке – лишь изредка мелькают роскошные перистые крылья готовых ко всему Ангелов.

– Восьмой Легион пятого Зала Света затих, – сообщил разведчик Михаэль, подлетая ближе к своему командиру. – А их союзники вовсе покинули Лиссиан.

Ангел с пепельно-русыми волосами и необычным острым лицом промолчал. Его платиновые чистые крылья рассекали черноту, то выгибаясь, то прогибаясь под потоками штормового ветра. Пронзительные змеиные жёлтые глаза сверкнули сталью…

– Амон, что нам делать? – в замешательстве поинтересовался разведчик, плавно снижаясь.

– Ждите, – твёрдо прозвучал его низкий тёмный голос. – Они дадут о себе знать.

Две пары крыльев затрепетали и сложились, и два силуэта, приземлившись, синхронно выпрямились, но только Амон зажал в кулаке безжизненную багровую почву, тихо усмехнувшись, глядя в темноту и стиснув зубы.

В погожие дни, такие как сегодня, в это уже трудно поверить, и только горы на севере помнят, как Первородный Ангел сделал невесомый, тихий шаг в пустоту.

Я вздрогнула от внезапного видения, и солнечный свет подхватил его остатки, бережно хороня там, где Амон когда-то набирал землю в кулак. Я глубоко вздохнула и огляделась по сторонам. Мой Дом… Мой истинный Дом – такой, каким я его сделала после тех тёмных времён войны. Лиссания не была бы такой, если бы мне не пришло в голову усовершенствовать Алгоритм этого творения. Не было бы ни океана леса, ни аквамаринового дождя, ни даже рек или солнца. Никто не увидел бы прелести моего края, если бы не долгие тысячелетия кропотливой работы.

И отчего бы мне беспокоиться сейчас? Но тревога коснулась сердца. Я знаю Амона. Очень много раз судьба сводила нас, но столько же и разлучала. Видение воскресило в моей памяти его пронзительный янтарный взгляд, и я в который раз повторила себе: «Он будет ждать». Кому, как не мне, знать, что Амон способен ждать вечность?..

– Лилит? – окликнул меня знакомый голос, и я облегчённо вздохнула. – Что с тобой?

Я с улыбкой и в замешательстве обернулась, безошибочно впившись в сапфировые сильмарионские глаза. Он тяжело вздохнул и протянул мне руку, которую я охотно приняла.

– Что же мне с тобой делать? – задумчиво протянул он, сжимая меня в крепких объятьях.

– Ничего, – тихо ответила я, поражаясь звенящей певучести задетого покоем голоса. – Это же моя земля. Её память – моя память.

На это он отреагировал глубоким вздохом, и я в который раз заслушалась его сердцебиением.

Мы говорили нечасто. Уже столько эпох прошло, и так случилось, как случается у всех Тёмных, проживших долгое время вместе, – наши разумы слились воедино, и теперь слова были глупы. Мы оба могли безошибочно определить, когда кто-либо из нас вернётся, где находится, о чём думает, что собирается говорить какому-либо гостю, и даже знали память друг друга. Не было недомолвок, лжи или фальши. Мы Любили друг друга так, как не Любили бы целую Вселенную. Внутри умиротворение… А общаемся мы жестами.

В Лиссиане мы с ним уже довольно давно – затишье после второй Бури шло порядка миллиарда лет, а из этого миллиарда вне Лиссании мы провели всего-навсего полтора миллиона. За время покоя и умиротворения мы сделали много магических открытий и научились понимать друг друга на высшем уровне.

Я благодарила Лиссанию каждое мгновение, а не только по утрам, как местное население. Потому что знала – это время пройдёт, ведь ничто не вечно. По давнему закону колебаний рано или поздно грянет третья Буря, и я не вправе буду оставаться в стороне, как и он. Мы уйдём в войну с головой, забыв о миролюбии. Ведь он Первородный Демон, а я Высшая.