Стальная волчица

***

–Она в порядке? – спрашивает обеспокоенный баритон – Да хватит мне нашатырь совать! – возмущается атлет, сидя напротив рабочего стола медсестры, спиной ко мне.

–Молодой человек, не распускайте руки, я лучше знаю!

Эй, вы тише, голова трещит! Трещит так, будто кирпичом приложили. Сотрясения для полного счастья мне только не хватало! Где…? Медкабинет, судя по вони. Сколько интересно я тут провалялась.

Глаза распахнулись не охотно. Веки отяжелели сразу. Но я все же рывком села. Зря! Виски загремели.

–Лежи – подбегая к краю кушетки, просит Эдвард. Я не подчиняюсь. Медсестре подавно.

Не маленькая, справлюсь.

Белену, туманящую взор игнорирую. Подчиняю онемевшие конечности. Встаю, и едва не падаю обратно. Боль становится сильнее. Плечо горит, как от прострела. Кожа под тату синеватого оттенка. Майки нет. Она мирно покоится на спинке стула.

Я озадачена до беспредела.

Что я, черт возьми, сотворила?! Била вроде парня, тогда почему сама в таком положение?

–Не помнит? – угадав, спрашивает медсестру брюнет, без рубашки.

Женщина спохватившись, кидает озадаченный взор на покрасневшего волка.

Похоже рисунок для нее открытие. Хорошо.

–Пройдет – спокойно говорю я, тянусь за майкой.

Сестра не сильно опровергает заключение. Встает, достает капсулу и вручает мне, приговаривая:

–Поможет, поможет.

«Поможет от чего?» хочу спросить, но передумываю. В конечном счете, она тут главная, и ей виднее.

Эдварду она тоже протягивает капсулу, молча, проходя к рабочему месту. Берет пластиковый стакан, потертый журнал, и выходит за дверь, как будто не при делах.

Зрачки сами собой останавливаются на трещине в полу. Атлет садится напротив.

–Ты кричишь, во сне – вдруг говорит юноша, глядя в пустоту.

–Правда? И что же? – не отрываясь от точки фокуса, спрашиваю. Для меня это открытие.

–Дословно или в общих чертах? – искривляя рот в подобие улыбки интересуется. Выбираю второе, игнорирует. Поднимая лицо к подобию окна, он цитирует – Я, это я виновата! Папа, папа, не уходи! – на секунду Эдвард замолкает. Переводит дух вопит, что есть мочи, парадирует видимо – Это все не правда!!!

Повисает пауза. Короткая, исполненная печали.

–Думал, привиделось, а теперь убедился.

–Это я тебя так? – указывая на ярко сиреневое пятно у шеи, уточняю, отводя взгляд. Он кивает – Очень больно?

–Терпимо – все так же без эмоций отвечает спортсмен – Сам дурень, не надо было держать до последнего, увернулся бы. Силы у тебя хоть отбавляй.

–Я не… – только успеваю сказать, как большой палец останавливается на моих губах.

Я судорожно сглатываю. Еще одного раза боюсь, не вынесу. Головная боль утихла, а вот с плечом труднее. Связки задеты. Отсутствие первой помощи, драки, пуля и операция повредили значительно. Хватает легкого прикосновения, как тихая волна импульсов завладевает им, что уж говорить об ударе, о край деревянной парты.

–Сколько пар мы пропустили?

–Серьезно? Хочешь учиться после всего произошедшего? – в его глазах, да голосе, царит насмешка, пополам с укором.

–Есть другой вариант? – пытаясь изобразить веселье, спрашиваю. Свободная от майки рука тянется к тату с незатухающей болью.

Потребуется пару дней, чтоб прийти в норму. До тех пор, руку задирать не предоставляется возможным. Любое несложное движение и то вызывает неприятное ощущение. Плохо. Зато хоть физкультуру пропущу. Не придется через козла прыгать, с кувырками и то ладно.

–Слушай, откуда у тебя столько рубцов? – кладя на могучую руку указательный пальчик, спрашиваю неожиданно. Подражать ему не получается, все кажется не правильным.

–Методы воспитания не обсуждаются – резко отворачиваясь, буркает спортсмен.

–Я и не собиралась. Просто…Эдвард, мне жаль, что так вышло – касаясь скулы юноши, говорю. Он только прижимает сильнее холодные пальцы.

–Твоей вины здесь нет. Я сам…

–…не трудись, Бри все рассказала. А вообще я догадалась.

–И ты согласна продолжать? – изумленно спрашивает юноша.

–Пожалуй, да – прикусывая нижнюю губу, отвечаю, дразня. Интуиция кричит: попала!

С небывалой для него застенчивостью он касается моего подбородка и робко приближается в слабой надежде на поцелуй. В лилово-голубых зеркалах мелькает нехарактерная для него, всегда такого серьезного и непреклонного, нежность.

Дыхание учащается. Искусный рисунок, выведенный на моем теле рукой китайского мастера, вспыхивает под «музыкальными» пальцами.

–Пожалуйста, не делай так – сжимаясь от осторожного движения, хриплю, но не отстраняюсь.

Непослушный коралловый хвост, властно перекидывают на другое плечо. Я загораюсь и снова ощущаю дрожь собственного тела. Он что потешается надо мной, глупой маленькой девочкой?

Хватаюсь за его рубашку, не шевелюсь, не зная, оттолкнуть его или притянуть ближе.

–Пока не попросишь – не отрываясь от рисунка, повторяет он.

Глава 7. Ярость.

С последней встрече проходят почти две недели, тянущиеся черепахой.

Паркс наполняется жизнью в преддверие праздников. Люди семьями закупают тонны подарков. Тонны полуфабрикатов для застолий. Тонны спиртных и не слишком алкогольных напитков. Заполняют багажники, с трудом впихивая полмагазина. И со счастливыми лицами покидают парковки.

Стефы не остаются в стороне. Вещают сутками о благотворительности, Оповещают жителей городка о планах на перспективное радужное будущее 3027 года. То и дело, перерезая красные ленты у очередных салонов, приютов, фирм. Вследствие чего подругу я попросту не вижу. Бритни только успевает, что поправить макияж с прической, как на горизонте возникает очередной интервьюер. Лами и Джозеф Стеф иногда передают брозды правления Сероглазке, но больше двенадцатилетнему мальчику.

У капитана быков возникла иная проблема. Его команда застряла на загородных соревнованиях. Выиграли один матч, так соперники заподозрили в нечестности, пришлось переигрывать. Победа оказалась честной. Но ребята настолько сыгрались, что тренеры решили организовать показательные выступления. Мнения спортсменов, разумеется, не спрашивали.