(Не) люби меня

– Этот монастырь существует для исправления блудниц, – сказал Дидье, стараясь не показать, как больно его задели ее слова. – Богоугодное дело, чтобы не дать погибнуть грешницам…

– Там они погибнут вернее! – отрезала она.

Она рассказала обо всем, что пережила, стараясь говорить без волнения, но не смогла сдержаться, и голос ее зазвенел от гнева:

– Я попала туда. Да, я – грешница. Прелюбодейка. Но такое наказание слишком жестоко даже для прелюбодеев! Вместо исправления там вынуждают грешить еще больше!

– Когда я верну корону, то сделаю так, как ты хочешь, – сказал Дидье, прижимая ее к себе и укачивая. – Не оставлю камня на камне. Только продолжай говорить мне «ты».

– Нет, – она опомнилась и вывернулась из его объятий, – иначе тебя еще объявят пособником сатаны за разрушение монастыря. Лучше отмени эти жестокие правила, поставь во главе монастыря богобоязненных людей, а не тюремщиков. Пусть прекратится блуд, и те женщины, что хотят там остаться – останутся и живут набожно, а те, кто захотят уйти – уйдут. Пусть им дадут денег на приданое. Кто захочет – выйдет замуж, кто не захочет, пусть распоряжается деньгами на свое усмотрение.

– Многие опять начнут грешить, – заметил король.

– Но в этом не будет ни твоей, ни моей вины, – сказала она пылко.

Стен Ланвара они достигли в сумерках, когда мост еще не был поднят, но решетку уже опустили. Дидье вышел из повозки и стукнул ладонью по решетке, подзывая стражу.

Сэр Стефан хотел прикрыть короля щитом, но Дидье отказался.

– Я приехал в свой город, – сказал он, мрачно усмехаясь. – И не буду прятаться.

Им ответили не сразу, и, судя по ропоту на башне, стражники не могли решить, что делать. После долгого ожидания, в бойницу выглянул старший и грубо приказал путешественникам уезжать прочь.

– Через три дня коронация принца! – крикнул он. – Бродяг и проходимцев велено не пускать! Если не хотите, чтобы я позвал гвардейцев – убирайтесь!

– Настоящий король здесь! – сказал Дидье веско. – И тебе, Томас, это прекрасно известно. Ты же узнал меня.

– Нет, – ответил стражник, но по дрогнувшему голосу я поняла, что он узнал, не мог не узнать. – Уезжайте отсюда, я не пропущу вас, – а потом он протянул почти просительно: – Уезжайте, здесь для вас опасно.

– Просто открой ворота, и завтра все будет, как прежде, – сказал король. – Поверь мне так, как ты верил мне на поле Морвен, когда мы укрывались одним щитом. И Стефан был с нами. Он и сейчас со мной, а с кем будешь ты?

Над воротами повисла тягостная тишина. Мы ждали минуту, две… А потом решетка заскрипела, поднимаясь. Дидье запрыгнул на облучок, велев Ланвен спрятаться в повозке, вместе с Дианой, и сам взял вожжи, подхлестнув лошадей и направляя повозку в город.

Глава 31. Обрести и потерять

Решетка поднялась, пропуская нас, и навстречу вышли стражники – во главе с Томасом, который говорил с нами. Все они преклонили колено, приветствуя короля.

– А теперь – запирай ворота, – приказал ему Дидье, когда мы въехали в Ланвар. – И не выпускай никого, потому что сейчас побегут крысы, а их надо будет добить.

Возвращение короля, который оказался в здравом уме, да еще и был ранен злоумышленниками, потрясло столицу. Рыцари тут же перешли на сторону Дидье, простые солдаты подняли короля на щиты и пронесли по улицам города до самого замка. Лорд Кадарн и остальные мятежники попытались бежать, но были схвачены и отправлены в тюрьму. Совет лордов быстро и почти единодушно решил их судьбу, приговорив к казни.

Королева Тегвин плакала, узнав о моих злоключениях. Она убеждала меня, что ничего не знала о замыслах мятежников, и сказала, что пусть сердце ее разрывается, она не смеет просить за брата.

Наследный принц был помилован, потому что уверял, что ничего не знал о покушении и слепо доверился дяде, который вел с ним переписку, а потом приехал тайно, чтобы сообщить, что король сошел с ума, околдованный ведьмой – то есть мной.

Я не верила принцу Дреймонду. Я видела, как менялся его взгляд, когда король поворачивался спиной. Таким взглядом вполне можно было убить, словно стрелой из кустов. Но когда я попыталась заговорить об этом с Дидье, он сказал, что разберется с сыном сам.

– Дреймонд – слабак, – сказал он жестко, – и легко попадает под чужое влияние. Но он – мой сын. Как написано в Писании, сына надо прощать до семисот семижды раз. К тому же, я не имею права лишить своих подданных законного короля. Если Дреймонд не способен править, может, его дети родятся с твердым характером, – тут он немного смягчился и притянул меня к себе, обнимая. – Но все может измениться, если ты родишь мне сына. Ты не представляешь, как я мечтаю об этом. Мечтаю и молюсь, чтобы мои мечты были услышаны небесами. Впервые в жизни я счастлив – счастлив по-настоящему, и хочу быть счастлив до самой смерти.

Но я не была беременна, и не разделяла надежд короля. Как бы мне хотелось вернуться в то время, когда мы с Дидье жили в доме на озере, и жизнь казалась хотя бы иллюзией счастья. Я не говорила об этом, но испытала жестокое разочарование, когда Дидье вернул власть и корону, хотя он остался верен слову и сразу же упразднил жестокие нравы монастыря святой Магдалины.

«Но на что ты рассчитывала? – спрашивала я себя, глядя на горделивую фигуру короля, когда он выслушивал объяснения и оправдания высоких лордов, уверявших, что все они стали жертвой преступления лорда Ирвина Кадарна. – Ты думала, что такой человек бросит всё и уедет вместе с тобой в домик на озере? Он не создан для спокойной и уединенной жизни. Он создан, чтобы владычествовать. И ты не имеешь никакого права менять его судьбу, потому что когда любишь – меняешь свою жизнь, не ущемляя свободу любимого».

Но тогда получается, что я полюбила, а он нет? Ведь он не изменил свою жизнь ради меня. Он подстроил мою жизнь под свою. Как поступил с жизнями Жозефа и королевы Тегвин.

Все это бередило мою душу, и конечно же, все это было чем-то очень далеким от счастья.

В тот день, когда на площади, под восторженные крики толпы, казнили лорда Кадарна и мятежников, пришла булла Великого Понтифика, в которой объявлялся развод между королем Дидье I Ланварским и леди Тегвин, урожденной Кадарн. Булла была оглашена на следующий же день, на благодарственной мессе, когда епископ зачитал молитву об избавлении королевства от войн и распрей.

Дидье настоял, чтобы я находилась рядом с ним, и держал меня за руку, не отпуская. Разведенная королева тоже присутствовала в церкви – бледная и кроткая, одетая в черное, она молилась в стороне, и ее окружали придворные дамы, пожелавшие сохранить верность своей госпоже. Тоже в черном, прямые и торжественные, как траурные свечки, они поддерживали леди Тегвин и бросали на меня негодующие взгляды.

По окончании мессы мы с Дидье вышли из церкви первыми.

Перед собором колыхалась толпа горожан – обычно король и королева раздавали милостыню, а король благословлял детей и больных. Но в этот раз Дидье остановился на верхней ступени крыльца и поднял руку, прося тишины. Людское море поутихло, но не переставало колыхаться, волнуясь и бурля.

– Сегодня, в этот день, когда Ланвар счастливо избежал братоубийственных распрей… – звучный голос короля разнесся по площади, достигая самых дальних рядов. – Когда Великий Понтифик удовлетворил прошение о разводе…

Я стояла рядом с ним, чувствуя взгляды тысяч глаз. Дидье по-прежнему держал меня за руку, иначе я убежала бы, спряталась, не желая, чтобы на меня смотрели с такой ненавистью. Потому что куда бы я ни смотрела, всюду видела угрюмые, искаженные злобой лица.

– Сегодня, возблагодарив небеса за счастливое спасение, – говорил тем временем Дидье, – я беру вас всех в свидетели и объявляю эту женщину, – он поднял мою руку, словно принося клятву верности не только мне, но и своим подданным, – объявляю эту женщину – Диану дю Рой своей законной супругой и вашей королевой… Она спасла меня от мятежников, я обязан ей жизнью и вручаю ей свое сердце, пока смерть не разлучит нас, – он замолчал, оглядывая толпу, но на площади тихо, словно она опустела вмиг.

Было слышно, как где-то далеко женщина звала: «Шон! Бэт! Домой!».

Я вдруг поняла, что такая тишина – она не к добру. Так и море затихает перед штормом.

И буря разразилась.

– Не хотим шлюху на трон! – раздался одинокий голос откуда-то из задних рядов, и сразу крик потонул в волне негодующих воплей.

Сначала вопли толпы звучали разрозненно – непонятным ревом, но вот рев сложился в слова, и над площадью прозвучало:

– Смерть мятежникам и блуднице!

Задние ряды напирали на тех, кто стоял впереди, и гвардейцы с трудом сдерживали натиск. Будто в один миг люди превратились в диких зверей, требуя крови. Я взглянула на Дидье, потому что у меня не было другой защиты. Он не заметил моего взгляда, он смотрел на толпу, и лицо его наливалось кровью. Я испуганно схватила его за плечо, потому что в этот момент он был страшен и, поистине, выглядел безумным!

Брошенный кем-то из толпы камень просвистел в пяди от моей головы и ударился в стену церкви. Я невольно вскрикнула, а люди разразились радостными криками. Сейчас все они начнут швырять камни… По древним законам блудниц побивали камнями…

Король сделал шаг вперед и вправо, заслоняя меня.

– Остановитесь!! – от его голоса даже у меня задрожали колени.

Разгневанная толпа, требовавшая моей смерти наравне с предателями короны, постепенно затихла, приготовившись слушать.

– Я давно стал мужем этой женщины, – сказал Дидье в наступившей тишине. – И это я склонил ее к греху. А значит, я грешен больше, чем она. Потому что как написано в Писании – лучше быть соблазненным, чем принести соблазн в мир. Если кто-то желает обвинить ее – пусть обвиняет меня, и пусть бросит камень в меня. Обещаю, после этого он не пострадает.

Уткнувшись лбом ему в спину, я слушала эти слова, и слезы наворачивались мне на глаза. Несмотря на недостатки, этот мужчина был лучшим из всех людей на свете. И сейчас я ощущала себя его частью, частью его тела, его сердца, его души, хотя наш союз не был благословлен церковью. Я держалась за его поясной ремень, как когда мы ехали в повозке, и молила небеса о чуде, хотя сама не знала, какого чуда ждала.

– Значит, никто, – услышала я голос короля и встрепенулась. – Идем, моя королева, – он обернулся ко мне, предлагая руку, и я послушно вложила пальцы в его широкую и надежную ладонь.