Семь-я. Седьмая книга. Сага «Исповедь»

«Мальчишка ещё совсем, а мне уже тридцать пять… Та жизнь осталась в прошлом. Нельзя так привязываться к людям, дорогая! – говорила сама себе и радовалась тому, что Эрик в отъезде, иначе бы уже давно её раскусил. – Как было легко идти дорогой зла, когда черствеет сердце и не остаётся места для слабости. Но пришла любовь и сделала меня уязвимой. Даже к любовникам привязываюсь, словно глупая овца! – злость на саму себя вскипела внутри. – Что ж, милая „племянница“, настала твоя пора совершать свои ошибки».

– Как думаешь, Агнешка, можем ли мы доверить нашу девочку этому юноше?

– Несомненно! – она ещё раз взглянула в его лицо, сконфуженное допросом строгой мамаши, и ушла к себе, не попрощавшись. Легла на кровать, обняла подушку, закрыла глаза и вспомнила тот прощальный пикник на берегу. О эти ласки на грани сумасшествия!.. Греховные танцы на воде… Она позволила себе оторваться, дышать полной грудью, забыть обо всём… Вспомнила, как Жак вытолкнул её, а сам остался погибать в бушующей пучине. Теперь вся её жизнь снова принадлежит тому, кто выбрал себе другую. Ни сбежать, ни уехать, только Эрик один в голове, и как бы он ни старался быть ей в этой реальности братом, она-то знает… Когда-то давным-давно, тысячелетия назад, их обвенчали Небеса. И пусть снова не те, и опять с другими, вечность долгая, настанет и её черёд, только вот когда? И уж точно не в этом мире.

ЧАСТЬ 1. ГЛАВА 11

– Пап, а ты когда решил стать священником?

– В шестнадцать лет. Вскоре после того, как не стало моего отца…

Мы остановились отдышаться. Подножье укреплённых стен аббатства внушает громадное уважение грандиозностью построения.

– Потеряв его, я как будто лишился защиты и стал одним сплошным оголённым нервом. На меня посыпались видения, я слышал голоса, которые заставляли содрогаться от страха. Казалось, сошёл с ума и один не справлюсь. Признаться в этом маме не мог прежде всего потому, что не хотел ещё больше расстраивать, она переживала тяжёлую утрату, не хватало только сумасшедшего сына. Она всегда заботилась обо мне, оберегала. Если б узнала, что меня тревожит, немедленно повела бы к врачу… ну а там, и до больницы рукой подать. Молитвы сдерживали волну, и я много времени проводил, стоя на коленях, просил у Бога помощи, искал возможность разобраться во всём. У меня был хороший исповедник, он то и подал идею, что раз со мной происходят подобные вещи, значит, это для чего-то необходимо, нужно только научиться выбирать полезную информацию из общего хаотичного потока и творить добро.

Даня слушал внимательно, прерываясь лишь для того, чтобы сделать очередной снимок.

– Ты тогда уже любил маму?

– Любил, наверное… В молодые годы трудно отдавать себе отчёт в такого рода делах.

– А как вы познакомились?

– Мы тогда только перебрались жить в этот город. Новая школа, чужой класс. Не просто было войти, но вида я старался не показывать, как взволнован и сконфужен. В прошлом остались друзья детства, дом, где родился и рос, но маме нужны были перемены, чтобы выжить, и я это хорошо понимал. Там всё напоминало о том, кого мы потеряли.

– Представляю… Ты вошёл в новый класс и…

– Наташа сразу же обратила на меня внимание. Из всех там присутствующих я слышал только её мысли. Они опутали меня как лианы, и с каждым днём всё больше концентрировались на мне.

– Как это?

– Поток образов, ощущений, когда мы оказывались рядом, мир вдруг замолкал, а сердце начинало громко биться.

– Обалдеть!

– Я ведь слышал не только голоса живых, но и мёртвых, и от этой какофонии не было спасения, разве что при определённых обстоятельствах, как например, в Церкви или при общении с твоей будущей мамой, а ещё в парке возле графского замка, где я любил гулять после школы. Там у меня неожиданно появился лучший друг.

– Друг из парка? – Даня беззаботно засмеялся, а я заглянул в его душу: «Неужели обо всём забыл?»

– Это было необыкновенно в людском понимании. Со мной заговорил древний дух, обитающий в тех местах.

– А вот это уже совсем интересно! – в его глазах появилась заинтересованность.

– Душа Йозефа Карницкого, лишившего себя жизни из-за любви. Прошло больше ста лет, но о нём и по сей день помнят. Он стал легендой, талисманом нашего города. Но никто даже и представить себе не мог, что дух его никогда не покидал заповедных мест.

Даниил на мгновение побледнел, его даже слегка качнуло.

– Ты общался с самоубийцей?

– Более того, полюбил его всем сердцем, как родного… – наши глаза встретились, но сын не выдержал нахлынувшего на него волнения и опустил голову. – Что было дальше?

– Гусар подсказал мне верный путь.

– Так ты его называл?

– Да, земное имя его удручало. Муки векового заключения позволяют осознать всю степень вины за совершённое без возможности хоть что-то исправить.

– Его не любили?

– Чувства были взаимны, но родители Эмилии решили иначе. Для дочери уже приглядели более богатого и влиятельного мужчину. А почти разорившиеся к тому времени Карницкие даже были вынуждены продать своё родовое имение в Эверсмуйжи.

– Что-то голова закружилась.

Я подхватил сына за локоть. За всю его жизнь мы ни разу не говорили об этом. Но сейчас нужно пойти на крайние меры, чтобы разбудить в нём то, что нас объединяло.

– Хочешь, давай посидим.

– Нас не затопчут любители истории?

– Будем надеяться, люди не настолько слепы, – мы присели с краю на гранитный выступ перед лестницей, ведущей ко входу в монастырь.

– Знаешь, там до сих пор сохранилась небольшая церковь, возведённая стараниями деда и отца Йозефа, усадьба и фамильный склеп. В отличии от замка Платеров (где остались только стены с крышей), всё и поныне цело, само имение используется теперь под интернат для средней школы.

– Ты ездил в те края?

– Был. Однажды. Не смог не увидеть места, где вырос мой дорогой друг.

– И что было дальше?

– Мы могли часами разговаривать, мне даже удалось устроиться ночным сторожем и кочегаром по совместительству в музей прикладного искусства, когда его только начали обустраивать.

– Ты работал по ночам, а днём учился?

Я кивнул в ответ.

– Ничего себе, когда же ты спал?

– Ну, дремал в перерывах между закладкой угля, кроме того, это случалось всего три-четыре раза в неделю, у меня был сменщик. По началу трудно, потом привык, даже понравилось. Там я был не один, мы общались с Гусаром, и не приходилось, как раньше, слоняться по парку часами напролёт в любую погоду. Так что, совмещал полезное с приятным. Особенно нравилось приносить в дом зарплату, честно заработанную своим трудом.

– Это тоже его территория?

– Да, музей сделали в бывшей графской конюшне.

– Он и сейчас там обитает?

Я печально улыбнулся. По-видимому память прошлой жизни ушла от Дани насовсем.

– Нет сынок, через год нашего общения Гусара освободили, он ушёл в мир иной.