– Почти десять лет. Это последняя наша фотография.
– Он всё ещё здесь…
Но она словно не услышала этих слов.
– Ты чем-то напоминаешь мне Мишеля, хоть и гораздо моложе и красивее, Эрик. Наверное, способностью любить и быть любимым. Это ведь тоже большой дар, его удостаиваются не многие, – в её глазах появился взволнованный блеск.
Душа не стареет. Я видел Марго его глазами, или он воспользовался моими, не знаю. Наши губы приблизились, и в этот момент зазвонил телефон.
Видение исчезло. Маргарет вышла, а когда вернулась, нам обоим стало неловко.
– Завтра я возвращаюсь к занятиям и уже не смогу проводить с тобою столько времени…
– Я всё понимаю, мой мальчик.
Она начала убирать со стола посуду. Солнце почти скрылось за горизонтом, и стало резко холодать, я помог собрать оставшиеся приборы.
– Кто-то обещал, сходить со мной в церковь, помнишь? – я попытался разрядить атмосферу.
Маргарет загадочно улыбнулась.
Рано утром меня разбудила Конни, она обнаружила бездыханное тело своей тёти в комнате, где они были так счастливы с Мишелем.
Часть 3. Глава 1
Тихий и внезапный уход Маргарет оставил глубокий след в моей душе. Я как мог помогал Констанс с организацией похорон. Этот дом опустел, как и частица моего сердца, словно оторванная, она кровоточила глубоко за рёбрами. Проводы были скромными. Собралось человек двадцать, в основном мужчины. Если не считать соседок и Конни с Кати, других женщин не было. Это понятно и вполне оправданно. Последнее время мы проводили вместе с Марго, а в эти дни, оставшись в одиночестве, я ощутил оглушительную пустоту, вакуум, в котором не выживало ни малейшее проявление звука. Вечный холод окутал меня. Я говорил с людьми, утешал осиротевшую племянницу, но внутри была звенящая тишина, словно я всё ещё ждал её последних слов, недосказанных мне.
«Марго! Почему ты меня не разбудила? Я ведь знаю, что твоя несмелая тень приходила со мной проститься. Но ты не потревожила мой сон, не сказав мне о самом главном…»
Я уже пережил смерть родителей и ещё очень многих людей, но этот уход был особенным, возможно, своей внезапностью. Мне казалось, что у нас впереди ещё много времени. Иллюзорность всего существующего реально предстала передо мной во всём своём обличье. Нам только кажется, что жизнь будет достаточно долгой, чтобы устать от неё. На самом же деле, эта тонкая нить может оборваться в любой миг, и самое страшное, что это может случиться не только с тобой, с этим бы ты ещё как-то смирился, но и с близкими, родными, любимыми, с теми, кто необходим тебе как воздух, как дыхание.
Недосказанное душит. От недослышанного болят уши, напрягаясь настолько сильно, что хочется кричать, лишь бы заглушить пустоту, образовавшуюся внутри.
«Маргарет, как ты глубоко вошла в моё сердце. Я и не ожидал, что так глубоко.»
– Потрясающей души женщина! – сказал мне мужчина в сером плаще, сняв с лысеющей головы шляпу.
Мы стояли на кладбище рядом, лил дождь, и капли его стекали по лицу, смешиваясь с солёными слезами. Я молча кивнул, не зная, что ещё сказать.
– Она меня спасла когда-то, – не унимался незнакомец. – Доброе сердце, покойся с миром!
Даже молиться тяжело, слова застревают в горле.
«Где вера твоя, священник?! – говорила мне совесть. – Маргарет там, где ей хорошо, в Доме Вечной Любви!»
Хочу в это верить. Не может такой милосердный человек не войти в Царствие Небесное! Сама мысль, что её больше нет рядом, и я уже никогда не услышу этого голоса, нежная рука не погладит по-матерински мою голову, убивала. Во мне говорил человек, ребёнок, которого мама недавно держала за руку и вдруг ушла. Как передать это словами? Нет таких… А дождь всё шёл, умывая землю слезами. Нужно время, чтобы выйти из этого состояния, свыкнуться, отпустить.
Что поделать, так уж мы устроены: к хорошему быстро привыкаем. Трудно проститься с ним. Может поэтому я стремлюсь всю жизнь к минимализму. Мне хватает пары брюк и четыре рубашки, стакана кефира и корки чёрствого хлеба. Я могу жить просто на воде, не испытывая особых трудностей, но привязываюсь душой так сильно к тем, кого люблю, что бесконечно страдаю в их отсутствии. Эта слабость лишает меня покоя и делает уязвимым, но возможно именно благодаря ей, аз есмь.
И я плачу свою дань, прощаясь с тем, кого принял в душу.
Часть 3. Глава 2
Станцию метро отремонтировали и открыли. Впервые было трудно спуститься под землю. Тело на физическом уровне сопротивлялось, осознавая опасность. Но жизнь продолжается, и мы должны идти дальше, преодолевая боль и страх. Люди в форме с автоматами только усугубляли картину. Где-то в глубине души я понимал, что они здесь для того, чтобы охранять наш покой, но как раз его-то это зрелище не добавляло. Цветы и свечи напоминали о случившемся. Но… жизнь возвращается на круги своя, невзирая на утраты. Возобновились уроки, продолжилось служение.
По вечерам, чтобы заполнить зияющую пустоту, образовавшуюся после ухода Маргарет, я читал дневник одной замечательной польской девушки, которую любил так же сильно. Они оказались в чём-то похожи, только Марго была мудрая, а Агнешка пока ещё находилась в поиске этой самой мудрости. Неистощимая энергия бурлила в ней и клокотала, живая и раскалённая, подобная лаве в вулкане. Почему я не сгорал от её откровенных, пылких слов, написанных в этой тетрадке? Потому что передо мной всегда стояла Наташа, словно Ангел-Хранитель, мой воздух и свет, моя тихая прохлада в жаркий полдень. Воду её любви я пью как из источника в пещере Старца. Она утоляет не только жажду, она излечивает любые раны. И пусть мы сейчас далеко друг от друга, для души не существует расстояний. Только под этим водопадом любви я могу зайти к Агнешке и не сгореть дотла.
«Прошлый день, почти сутки, мы провели вместе. Он забирал меня из больницы, мы убегали от журналистов, словно дети, играющие в прятки. Впервые была в доме священника, жаль не у него, мне бы только хоть раз прикоснуться к тому, что его окружает ежедневно… Но там нас ожидала засада. Поехали к Юрису, его молодому помощнику.
Скользкий тип, озабоченный, я таких много встречала. Хотя теперь пытается жить праведно, но от одного моего взгляда чуть не расплавился, как масло на сковородке. Я имею власть над такими людьми, только они мне неинтересны. Я бы смогла ими управлять, как марионетками в кукольном театре, только какой в этом прок? Когда единственный, кто мне нужен, никогда не будет моим. Поэтому я добровольно согласилась, чтобы меня заперли в клетку, как опасное дикое животное, чтобы оно больше не приносило зла. Теперь сижу и рыдаю, потому что больше не вижу его. Мой единственный лучик света в царстве непроглядной тьмы, где ты?.. Как я пошла на это, сама не пойму. Как жить без тебя?!
Монашки добрые, тихо молятся, а у меня под рёбрами полыхает огонь, пожирающий всё на своём пути. Как я могла здесь оказаться? Каким путём, каким обманом ты убедил меня в правильности такого решения? Эрик и обман – несовместимы. Прости, мой безнадёжно любимый, нет мне покоя на этом свете. И все монахини мира не отмолят моих грехов.
И пусть мне больно, как бывает только в агонии перед смертью, я готова платить эту цену за свои чувства к тебе. Ты сейчас спишь. Спишь в машине, отгоняя от себя мысли обо мне, и поцелуй, который я у тебя украла на прощанье, ещё горит на твоих губах. Ты верен своей любви, ты мне не ответил, но я успела впрыснуть яд в твою чистую кровь. Теперь ты меня никогда не забудешь. Я буду жить занозой в твоём нежном сердце, бередить нежную гладь твоей прозрачной души.
Откуда ты взялся на мою голову?! Как тебе, такому светоносному, позволили ходить по этой грешной Земле? Где ты оставил свои белые крылья? Когда я думаю о тебе, готова шагнуть в бездну, но и она не исцелит меня от любви.
Вчерашняя авария на дороге… Ты держал на руках окровавленную девушку и истово молился. А я завидовала ей, потому что нет большего блаженства, чем умереть на твоих добрых руках. Она даже не поняла, кто помогал ей. И хорошо. И не надо! Вы, все живущие, не замечайте его! Пусть только я одна буду знать о твоём совершенстве, о котором ты сам не догадываешься или просто принимаешь как данность. Есть ещё и она… Та, которую ты любишь. Эта женщина узнала твою тайну. Проклятье! Почему ты не слышишь меня?
Помню, как твоё лицо освещала Луна, безмятежный и светлый сон лёгким облаком окутывал твоё сознание. А я любовалась тобой, затаив дыхание, и боялась пошевелиться, чтобы не разбудить. Лучи касались твоего лица, и я ревновала, что не могу этого себе позволить. Как же мне хотелось прильнуть к этим губам, дотронуться до твоей кожи, расстегнуть рубашку и припасть к твоей груди, чтобы слышать стук твоего доброго сердца и навсегда благословить его! Вместилище рая в тебе, и ада – во мне. Как странно устроен этот мир! Я должна тебя люто ненавидеть, а люблю больше жизни. Даже если бы ты был моим палачом, и смерть приняла бы из твоих рук с благодарностью и любовью. Одно твоё появление уже благословило этот мир навечно. Как можно тебя не любить?
Я прижгла рану этой девчонке, и ты понял, какой огромной силой я обладаю. Ты взглянул на меня другими глазами. Мы вместе могли бы спасать людей! Я бы весь мир для тебя перевернула, но ты отказываешься, потому что боишься. В глубине души ты понимаешь, что сильно привязан ко мне, и однажды можешь сорваться…
Ты неустанно заботишься об овцах Христовых, а ту единственную, которая готова умереть за тебя, отвёз в монастырь!
Ты уже проснулся и уезжаешь всё дальше от меня, думая о том, как бы скорее позвонить своей любимой, успеть вернуться до ночи, чтобы не потревожить её. Тебе необходимо услышать её голос, чтобы поскорее избавиться от воспоминаний обо мне. Если бы ты только знал, Эрик, как легко читать твои мысли! Как легко и одновременно трудно!..
Боже правый, куда деть эту боль, раздирающую моё сердце на куски? Благословенное имя возлюбленного прожигает раскалённым железом мою душу. Эрик… Нет для меня другого рая на земле, не было и никогда не будет. Я создана в аду, и буду пылать в нём вечно, без возможности прикоснуться к тебе.»
«Ах, Агнешка… Бедный ты мой ребёнок! Если бы я только мог помочь тебе! Но нет таких средств на Земле. Нет лекарства от любви. Можно только принять её и жить с нею.»
Зачем я мучаю себя, читая всё это? Она достойна быть услышанной. Каждое слово в этой тетрадке написано кровью её души. Как бы я хотел, чтобы эта любовь, это пламя обратилось не ко мне, а к Богу, к истинному источнику любви! Вот где она бы утолила свою жажду, исцелила свои раны, наполнилась бы благодатью и умиротворением! Но эта упрямая душа сосредоточилась на мне и мучает себя, Марика, всех нас. А я не знаю, как и чем ей помочь. До сих пор не знаю, с таким я ещё никогда не сталкивался.
Наши чувства с Наташей взаимны, они питают нас обоих. А здесь сплошные страдания и мука. Ради чего? Что во мне такого особенного? Я не Ангел, обычный смертный, которому точно так же, как и всем остальным, приходится преодолевать собственную слабость, грехи и искушения. Мне всего лишь хочется быть полезным, вот и всё. Что же ты напридумывала себе, родная? Зачем поместила меня на пьедестал? Почему не видишь, как совершенен Господь, только Он один достоин таких признаний…»
Читаю дальше и сердце болит в груди:
«У меня впереди целая жизнь, чтобы замаливать свои грехи. Все, кроме одного: этот украденный поцелуй я никому не отдам, ты уж прости, он слишком дорог мне, чтобы в нём раскаяться. Я заберу его с собой и после смерти. Если плата за него – вечное пламя, я готова принять её и заплатить.
Вспоминаю, как ты надевал рубашку, которую я выбрала для тебя. Старую я сумела незаметно спрятать, чтобы забрать с собой, потому что, кроме чужой крови, на ней твой запах, тепло твоей кожи.
Ты вытирался влажными салфетками, стесняясь моих взглядов, как нетронутый шестнадцатилетний мальчик. Было ли у тебя вообще что-то? Как смею я даже думать об этом?! Нет, всё правильно, я не достойна тебя, и ты всегда будешь солнцем на небе, до которого не долететь, не дотянуться.
Горе мне, проклятой. Не вырваться из этой клетки! Монастырь – это полбеды, не придумали ещё таких решёток, что удержали бы меня, но не справиться с клеткой, в которую ты поместил мою душу, лишив доступа к тебе. Твоё сердце занято.
Хотелось бы мне хоть раз взглянуть на ту, что завладела тобой. Испепелить её взглядом? Уничтожить?! Но разве я смогу причинить вред тому, кого ты любишь больше всего на свете? Сделать тебя несчастным? Лучше самой умереть.
Вот поэтому я здесь, где даже стены пропитаны молитвами и ладаном. Лежу на кровати, где до меня умерло не одно поколение монашек, и думаю о том, как дальше жить. Всё правильно, зверь должен сидеть в клетке, чтобы больше никому не причинить зла.