Ошибки и допущения

– Твои попытки бессмысленны, сколько школ ты обходила? Пятьдесят, шестьдесят? И что хоть в одной заплесневелый директор дал шанс? Нет, они боятся за своё рабочее место. В этом городе тебе не устроиться. Брось эти попытки, ты ещё молода, сможешь построить карьеру в другой области. Зачем тебе продолжать унижаться?

Иван Константинович говорит каждое слово из лучших побуждений, он и правда считает, что делает всё правильно. «Нужно остановить её пока не стало поздно», – вот каковы его размышления. Слова они так много значат для одного человека, они могут за секунду уничтожить и возродить. Так бездумно кидаться словами очень жестоко, но как винить пожилого мужчину, ведь для него его мысли и действия благо, благо для тех, кто не его дочь. Возможно Марии и стоило бы прекратить разрушающие попытки, и кто знает, что именно станет благом, но она человек, а человек в праве решать сам.

– Нет, я не могу. Моя профессия, всё, что у меня есть. И ты предлагаешь сдаться, бросить? Пока я не обойду каждую школу в этом городе, не смогу смириться. Пойми мне нужна эта работа. Кем я буду, если у меня отнять преподавание? Скажи, кто я, кто я, если не учитель?

– Ты бредишь, твоя работа – это не всё…, – старик замолк на полуслове.

Иван Константинович внутри себя издал тихий стон. Он лихорадочно начал думать, кто его дочь, что она из себя представляет, но ни одной зацепки, помимо её остервенелого желания стать учителем не за что зацепиться. Всю свою жизнь Маша яростно представляла, как вырастет и станет учить детей в школе. Отец постоянно переспрашивал дочь, надеялся, что она изменит цель, но ничего подобного, каждый раз девочка говорила всё жарче и жарче, срастаясь со своей безумной идей. И в итоге мужчина и сам перестал помнить, когда было иначе. Он помнил свою маленькую принцессу маленькой, когда она примерно училась в школе, помнил её усердно готовящейся к ЕГЭ, потом пять долгих лет в университете, и после помнил, как она устроилась в новую гимназию, в год выпуска открывшуюся в приличном районе. Планомерные и длительные этапы, которые привели к сегодняшнему дню. А могло ли быть иначе?

– И всё же я думаю нужно постепенно успокоиться, если твои попытки ни к чему не приведут, я переживаю, как бы ты не расстроилась ещё больше. Подумай над этим, взвесь все за и против. В конце концов всегда можно вести частные уроки, необязательно для того, чтобы учить детей работать в школе.

– Я не вижу себя, как репетитора. Мне нужно ощущение нужности, отец, только так я могу продолжать чувствовать, что жива. Не волнуйся, школ, куда я не ходила осталась мало, так что если и им не пригодятся мои услуги, то может быть я подумаю над твоим предложением.

Мария улыбнулась в жалкой попытке взбодрить и себя и своего отца, хотя ей это стоило немалых усилий. Она обманывает, всё, что она говорит враньё, как тяжело говорить то, что не думаешь и делать то, что не собирался делать. Час назад учительница и сама намеревалась бросить задуманное, отпустить ситуацию и посмотреть на положение вещей под другим углом, но услышав это от другого человека, ей стало очевидно: сколько не пытайся, сколько не беги от своих желаний – ничто больше не сможет поддерживать на плаву. Разбитая бутылка, ссадина на колене, порванные брюки не смогут сломить дух человека, если он в состояние вставать каждое утро с постели для выслушивания очередного отказа. Пора прекращать череду однотипных ни к чему не приводящих дней и, если унижение единственное, что способно спасти, то так и быть. Когда Мария поняла, что не сдастся, путь завтра снова откроется, с души упал груз, тягостные эмоции отошли на другой план.

Вода на плите, булькнув от возмущения спустя долгое количество минут наконец привлекла к своей персоне людей, теперь она наполнилась, и вместе с этим отозвалась с благодарностью, распространив запах полуфабриката далеко за пределы квартиры.

***

Новый рассвет даёт определённую уверенность, что сегодня случатся необходимые перемены. Солнце в первый раз за всё лето светит необычайно ярко, даже пустой кошелёк не может испортить настроение. Расстраивает только одно – придётся снова надеть старый костюм, поношенный и потерявший первозданный цвет, но чистый и отглаженный, а не это ли более важно. Выйти из подъезда и порадоваться дню, не всегда удаётся, и хмурый взгляд отца, который встал ни свет, ни заря проводить дочь и дать наставление не способен уничтожить задор, с которым Мария летит навстречу.

Девушка, как и каждый раз, подходит на остановку, оценивает ситуацию и видит, что ей не удастся прокатиться в транспорте и сегодня, народу, пожалуй, больше, чем вчера. Толкучка в транспорте не только испортит внешний вид, но и сулит огромными неприятностями. Нет, иногда Мария ездит на автобусе, но такое событие скорее редкость, чем обыденность. Она позволяет себе поехать, в те дни, когда количество людей в транспорте не превышает пяти человек. Такое может произойти в двух случаях: либо два номера одного и того же маршрута выехали на рейс друг за другом, либо поздний вечер и на улице остаётся не так уж и много желающих прокатиться. Топтать ноги суровая необходимость, когда люди внушают страх. Не важно какое количество километров предстоит сегодня пройти, и какое количество шагов отмерено на эту дорогу, главное не соприкасаться с посторонними в случайном или преднамеренном столкновение.

Сегодня на повестке дня две школы, находящиеся почти на другом конце города, чтобы добраться до них нужно идти минимум полтора часа в одну сторону. На пять минут дольше, чем школы, которые были посещены днём ранее. Одна школа довольно приличная, лицей с химико-биологическим уклоном, там ученики нацелены выпуститься с базой естественно научных знаний, которые в дальнейшем послужат хорошим костылём для поступления в медицинский вуз. Вторая же школа самая что ни на есть обыкновенная. В ней проводят свои годы мальчики и девочки из простых семей, не обременённых деньгами. Мария не имеет ложных представлений, что в любом из этих учебных заведений её ожидают, но в любом случае нужно идти и стараться умаслить сладкими речами директоров. В глубине молодой души, конечно, есть огромное стремление поработать в школе, более подходящей, и это стремление настолько естественно, каждый хочет лучшего для себя. Вот только не каждому суждено испытать лучшее на себе. Многие не способны трезво оценивать ситуацию, понять, ты априори не достоин по уровню знаний, компетенций и опыту.

Марии, конечно, как молодому педагогу не хватает всего и сразу, в двадцать семь лет, которые исполнились в начале июля, нельзя иметь огромный педагогический стаж, но компетенции и знания невозможно отнять, вне зависимости от возраста. Если бы дело было в этом, всё сложилось бы гораздо приятнее.

На подходе к первой школе на сегодня Мария оступилась, её подрезал старшеклассник, старающийся не опоздать на собрание. Он и не заметил молодую женщину, которая не смотрит по сторонам. Ему не дано понять, что его присутствие так близко не желательно. Парень увлечён и не видит очевидного, пока пробегает мимо, пульс учительницы учащается, за одну секунду пересыхает горло и появляется холодный пот. Одна секунда и его нет поблизости, а Мария из-за сковавшего страха не смотрит под ноги и спотыкается. Она не падает, такие казусы случаются с ней раз двадцать на дню. Жизнь научила сохранять равновесие при любых обстоятельствах, только жизнь и время не дают послаблений. За двадцать один год жизни пора бы привыкнуть к людям, привыкнуть, что они возникают внезапно и также внезапно и исчезают, но привычка не укореняется. Тяжесть встречи с человеком всё ещё непосильна. Единственное, чему научилась Мария за все долгие годы – скрывать и прятать, скрывать и прятать день ото дня воспоминания, так и норовящие прорваться и иногда и прорывающиеся через хрупкую защиту.

– Вы нам не подходите, – говорит директор школы, – У нас нет свободных вакансий.

Он и не посмотрел на резюме, ему достаточно только быстрого взгляда на имя и фамилию на титульном листе и решение приходит незамедлительно. Директор, естественно, пытается смягчить ситуацию и откровенно врёт, надеясь, что девушке не нужно повторять дважды и ей будет достаточно одного ясного намёка.

Мария понимает намёк, как не понять, ведь она слышит такое не в первый раз. Можно и сразу смириться с отказом и идти дальше, но нечто свербящее засевшее в голове на даёт спасовать. Девушке очень трудно говорить и думать в присутствие мужчины, вне зависимости от занимаемой должности. Он сидит по ту сторону от стола, и не имеет никаких дурных намерений, разум хорошо понимает, что опасности нет, но как доказать это своему телу. По-хорошему пора уходить, в случае если на работу и примут, то каждый раз входя в этот кабинет на очередное собрание учителей, будет неимоверно сложно держаться в рамках приличия, но девушка отказывается внимать предостережениям от самой же себя и начинает чётко говорить запланированную речь.

– Мне нужна эта работа, до первого сентября остаётся неделя. Неужели у вас совсем нет вакансий, или может вы считаете, что у меня мало опыта? Смею вас заверить, что на предыдущем месте работы мне удалось наладить контакт с детьми, они хорошо обо мне отзывались. Недостаток опыта никоим образом не скажется на работе. Я буду очень усердно трудиться, дети меня полюбят и рейтинг вашей школы благодаря мне поднимется. Не хотите брать на постоянную работу, так возьмите сначала на испытательный срок, проверим сможет ли моё преподавание улучшить среднюю успеваемость в классах. На основание оценок и отзывов о моей работе, вы сможете принять окончательное решение о моём найме.

Сердце забилось, неужели она смогла всё сказать без единой запинки, если и это не оттопит к ней отношение, наверное, и правда дни, проведённые в поисках бессмыслены. Что же он ей ответит, обычную отговорку или позволит сказать нечто большее?

Директор медленно поднял глаза, погружённые в одну точку на столе и почти вздохнул, ему тоже непросто. Он бы и рад нанять такую храбрую женщину, да только она не подходит, что толку утруждать себя бесполезными раздумьями, по факту итог известен задолго до её прихода.

– Для вас в нашей школе у меня нет вакансий, прошу покинуть мой кабинет, через десять минут у меня следующее собеседование.

– Нет, прошу, позвольте доказать свою компетентность.

– Что же вы такая настырная, сказал же вакансий нет. Это моё последнее слово, – твёрдо говорит директор и пододвигает папку с бумагами на противоположный край стола.

Рука приближается, она менее метра от Марии, а девушка лишь сглатывает, но не на миллиметр не шелохнувшись, остаётся сидеть, так себе достижение, но лучше, чем ничего. Всё что удалось достичь и большего не предвидится.

– Скажите ведь отсутствие вакансий не настоящая причина, верно?

Вопрос напрямую буквально глуп, ведь и так всё понятно, но зачем поддерживать ауру вранья, если хочет отказать, так пусть говорит напрямую без всяких юлений и уверток. Директору удобней просто уйти от прямого ответа, ему удобней придерживаться собственной версии событий, так и зачем Марии помогать жалкому человеку в таком неблагоразумном поступке. «Пусть прочувствует стыд», – думает девушка и одновременно пугается своих мыслей. Как она докатилась до того, чтобы ставить взрослого человека, педагога, в неудобное положение.

– До свидания, – категорично заявляет директор и поворачивается к компьютеру, создавая вид бурной деятельности.

Простая формальность сказать человеку «до свидания» и не иметь намерения встретиться с ним никогда больше. Это ли не самое главное лицемерие искусственно созданного этикета.

– До свидания, – отчеканивает учительница и выходит из кабинета, в котором больше не суждено побывать.

Первая школа теперь позади, есть малюсенький, незаметный шанс, который может дать вторая. Шанс или иллюзия шанса, как знать, что предстоит дальше. Пока не опробуешь не узнаешь, а пока не опробовал всегда есть несколько возможных путей, довольно реальных и откровенно не существующих. Отложить казнь вполне разумно, но не дальновидно. Как не старайся всё равно придётся идти.

Последний отказ подействовал на психику Марии очень сильно, если ей не осмеливаются даже произнести вслух причину отказа, то к чему подвергать себя бесконечным пыткам. «Чего я хочу добиться?» – девушка совсем погрузилась в себя. Она, ходя вокруг здания второй школы, приклонялась к земле всё сильнее и сильнее, сливаясь с природой и с каждой травинкой. Уверенность в своей беспомощности стала столь очевидна, как никогда до этого. «Они все лицемеры, ни один из них не спросил, почему так произошло, что послужило причиной, ни один из людей с минимальной властью директорского кресла не осмелился взять ответственность. Они боятся за своё положение, за свой статут. Это правильно, почему должно быть иначе, кто я такая, чтобы ради меня рисковать», – подумала Мария.

Встав на месте и задумчиво расправив плечи, она посмотрела вокруг, вот как ей бы удосужилось видеть мир, если бы не действительность. Видеть мир с более высокого ракурса и так явно, так отчётливо самое прекрасное на планете. Жить без постоянного страха, держать свои эмоции под контролем, что может быть лучше. Когда всю жизнь провёл внизу, можно забыть какого ощущение превосходства, чувство уверенности так прекрасно, в нём нет ничего отталкивающего, но до того момента, пока очередной из десятков тысяч случайных людей не пройдёт мимо, не повернётся в ненужную сторону, не подойдёт ближе положенного. Ничто для всех, но не для Марии, которая на уровне интуиции чувствует всех за сотни метров от неё самой.

Нереальная перспектива будущего маячит на горизонте, и что с того, что дни так и будут проходить друг за другом, если один человек вне суеты не сможет провести их с толком, с ощущением собственной значимости. Каждый хочет иметь значение, хочет нести часть себя миру, но, когда всё против, что толку барахтаться. Мария прошла круг, третий, десятый и с осторожностью кинула взгляд на часы. Около пяти минут осталось до следующей неприятной беседы. Секундная стрелка неумолительно летит вперёд, наворачивая такие круги по циферблату, как и учительница. «Сдаться, значит предать свои идеалы», – вот, что Марии приходит в голову. Она твёрдо, без колебаний, пока не успела передумать идёт к школьным воротам, звонит по домофону и не даёт себе ни малейшего шанса к отступлению. Важна только решимость, а одинаковые отказы, да какой толк о них думать, если они были неизбежны.

Мария проходит вглубь здания, поднимается по центральной лестнице на второй этаж, и без оглядки стремится направо, где её должны ожидать. Постучав в дверь и спросив разрешения зайти, ещё один ритуал вежливого человека, она на зов заходит. Кабинет не отличается от предыдущих, в которых ей удалось побывать: выкрошенные в стандартную бежевую краску стены; несколько габаритных шкафов, где хранятся документы на каждого ученика; стол с красующимся на нём допотопным компьютером; да и офисный стул с высокой спинкой. Хотя, при ближайшем рассмотрение можно почуять, школа не так хороша, как та, что была час назад. Разительное отличие можно заметить с порога, в холле не висит бесчисленное множество сверкающих плазм, нет идеально сделанного ремонта, что уж говорить, если даже не все окна заменены на современные пластиковые. Странно, как могут отличаться по сути два одинаковых места, где учатся по своей сути ничем не отличающиеся дети.

И директор, тот, что безвременно остался на заднем плане, холёный, в добротном костюме, с дорогими часами на запястье и шлейфом хороших духов, так не похож на женщину, что сейчас сидит напротив. Директриса похоже очень устала, её глаза и окружающие их морщины выдают откровенную озабоченность и тоску, в ней нет ничего, что могло бы выдать истинную её должность. Она по виду своему кажется старше своих лет, хотя на самом деле ей едва ли исполнилось пятьдесят, но проседь в голове никак не может дать реальную оценку. Женщина не носит красивую одежду, не душится французским парфюмом. Конечно, ей, как и каждой женщине положена некая грация, но тяжёлый изнуряющий труд и борьба с системой совершенно изнурили то, что так хотело бы прорваться наружу.

– Вы нам не подходите, – срывается с губ директрисы заезженная опостылевшая фраза.

Школа не отличается шиком, но и тут ничего не меняется, постоянный отказ будто подпитывается от мысли, что и тут нет места ищущему человеку. А может дело в том, что именно сегодня, как никогда прежде всё нутро Марии было нацелено на долгожданный успех. Учительнице отказывают просто, потому что она есть она, и этого нельзя изменить. Откровенная тупая боль проходит через сердце девушки и внутри будто оборвалась последняя ниточка.

– Для меня нет вакансий? – зачем-то уточняет Мария.

Женщина, решающая судьбу, медленно отрывает голову от бумаг, и единственная из всех отваживается поглядеть на человека. Глаза не дают соврать, они отражают все истинные побуждения и желания.

– А вы ждали другого ответа? – голос директрисы, добрый и бархатный, откликается в душе девушки.

– Я знаю, что у меня недостаточно опыта, и что вы сомневаетесь в моей квалификации, но смею заверить недостаток опыта никоим образом не отобразится на образовательном процессе. Рассмотрите мою кандидатуру хотя бы на испытательный срок, так я смогу доказать, чего стою. Благодаря моей умелой работе с детьми обещаю уже к концу сентября средний балл ваших учеников улучшится.

Формальные фразы, ничего не меняющие и ничего не значащие, по сути лицемерные и приводящие к однозначному концу не имеют возможности ни на что повлиять, но так по крайней мере частица достоинства сохранится, а такой результат уже может иметь значение.

– Хочу вам задать вопрос. Вы действительно полагаете, что одна из школ отважится вас нанять после инцидента? Я думаю вы или очень наивны, или откровенно глупы. Не хотелось бы вас обижать, мне кажется вы достойная молодая женщина, но говоря на чистоту, как можно со всей серьёзностью верить в то, чего не произойдёт?

Вопрос поставлен предельно чётко и в нём, в отличие от речей всех, кто занимает пост директора, совершенно нет второго дна или скрытой подоплёки. Женщина на самом деле смотрит с интересом на Марию, ей в своей жизни не довелось увидеть настолько упёртого человека, кто с таким напором может сквозь любые неудобство пробираться к свету.

– Мне нужна эта работа, я хочу работать. Многие работают ради денег, карьеры, и мне тоже всё это нужно, но главное моё желание стать тем человеком, который может изменить ум детей. Работа учителем же не заключается только в тупом науськивании своим предметом. Не каждый ребёнок способен достичь успехов во всех областях знаний. Дети они видят угрозу, в тех, кто старается их заставить зубрить. Я же хочу помогать, подбадривать, в некотором смысле стать той первой ступенью опоры в жизни, чтобы они при выпуске из школы не выходили с абсолютной тотальной ненавистью ко всему, что было частью их жизни на протяжение одиннадцати лет. Мне бы хотелось, чтобы они вспоминали годы, проведённые в школе, как время их формирования, а учителей, как наставников, а не как тех, кто уничтожил любые зародыши благоразумия и стремлений. Научить детей жить наиболее важная задача, чем вдолбить кучу знаний, которые осядут и забудутся без должного применения.

Пламенная речь и то, как она была произнесена коренным образом заставило Марию вспомнить, что для неё действительно важно и, что было печально отнято людьми, абсолютно ничего не смыслящими, они как коршуны уподобились роли охотника и не имели понятия, какой труд был вложен в простое, казалось бы, получение образование. Они не видели труда вложенных девушкой, не видели, как старается её старый отец, чтобы она достигла желаемого.

– Вы точно говорите об образовании? На мой взгляд ваши убеждения переполнены напыщенностью. Не свойственно в наше время столь молодым девушкам рассуждать об истинной цели образования. Вы же работали в другой школе четыре года и неужели после этого, можно взаправду рассуждать о научение детей жизни. Большую часть времени мы как раз и занимаемся тем, что вдалбливаем знания, как вы выразились. Я бы сказала, что ваши слова могли бы быть правдивы в том случае, если бы за этим не крылось препятствие в виде системы. Вам ли не знать, бесконечные отчёты, собрания, разборки с родителями и учениками, ненормированная нагрузка. Никого не может это прельстить, да и сами дети, они думаете нуждаются в вашей поддержке, сейчас их общение построено на бесконечном унижение учителей. Если не имеешь крепкий стержень, они сожрут. Может в той гимназии, в которой вам довелось поработать дела обстоят лучше, не могу сказать. Но знайте, у нас всё по-другому. Наши ученики преимущественно из неблагополучных семей, родители либо беспробудно пьют, либо в разводе. И скажите на милость, вам кажется вас будут слушать такие дети, они всецело ненавидят породивший их мир, смогут ли они прислушаться к вашим словам, когда за стенами их собственного дома ждут страх и боль? Мне вам больше нечего сказать, с таким идеализированным отношением к жизни, я бы посоветовала сменить профессию.

Женщина-директор неимоверно потряслась тому, что отчаянно пыталась доказать неправильную точку зрения. Конечно, она считала иначе, девушка говорит вещи, которые имеют право на жизнь, да только мир не может принять такую точку зрения, сейчас мир в том виде, что предстаёт из экранов телевизора не даёт выбора на идеал. Если хочешь уметь жить, то неоспорим тот факт, что приспособление не самое худшее, что можно представить. Возможно директриса бы и рада поверить в лучшее, но долгие годы преподавания, а потом и директорский пост не оставили никакого желания бороться, следы выгорания и неимоверной печали сочились повсюду, и тут уже ничего не повернёшь вспять. Вот сидит напротив девушка, её разум не до конца подвергся влиянию, а толку нет, её в любом случае нельзя взять на работу или спокойному беспечному укладу наступит конец.

– Я осознаю, что мои понятия слегка устарели, но это только так кажется. К сожаленью очевидно, что мне не удастся переделать тех, кто не захочет слушать, но если есть хоть минимальная возможно помочь хоть кому-то, то почему мне следует сдастся? А рутина, это мой спасательный круг, если мне не удосужится больше работать учителем, то и меня не станет, это то, кем я являюсь и кем мне суждено быть.