Год жизни: от начала по кругу

Вопрос поставил в тупик, как она может не понимать, разве можно останавливаться на достигнутом, всегда нужно желать больше, если не прогрессировать, то и смысла нет.

– Можно купить землю и построить дом. Мы сможем жить там летом, неужели не прекрасно.

– А дети? У нас же будут дети?

«В смысле, она же не серьёзно», – пришли мне на ум такие мысли. Ведь это же очевидно, дети там тоже будут, только не сразу.

– Да, конечно, просто для этого нам сначала нужно встать на ноги. Ты же помнишь, как неприятно жить с братом в одной комнате. Я хочу, чтобы у наших детей было всё самое лучшее.

– И когда по твоему мнению этот момент настанет, когда мы сможем достичь того, о чём ты так воодушевлённо говоришь?

– Не знаю, думаю уже в тридцать можно об этом поговорить, бьюсь об заклад уж к этому возрасту мы будем по-настоящему независимы.

Тот разговор мне был в тот момент не очень приятен, не из-за её вопросов, просто она так печалилась, что мы ещё не достигли высот. Но сейчас я думал, что возможно там скрывалось нечто большее, чем просто размышления о будущем. В первый раз за столько лет мне пришла в голову одна забавная мысль. Вдруг ей и не нужно было чего-то ждать, она хотела услышать совсем другое, Алиса могла намекать, что у нас и так всё хорошо, ведь это так чётко прослеживалось в словах, а мне не досуг было искать потаённый смысл.

Нет, не в Таиланде прозвучала идея о детях, она прозвучала гораздо раньше, но именно в тридцать Алиса решилась спросить напрямую. Она ждала после этого целых шесть лет, чтобы вновь вернуться к тому разговору.

Воздуха стало не хватать, мысль одна за одной летела навстречу, врезаясь, сбивая с ног. Мы могли иметь детей гораздо раньше, и тогда у нас был бы шанс стать родителями, но вместо этого я был так нацелен на карьеру, что ничего вокруг себя не замечал. Могла ли Алиса быть несчастной именно из-за этого?

Целых три года мы мечтали стать родителями. Поначалу попытки не увенчались успехом, но разве мы могли подумать, что период неудач затянется так надолго. Мы просто занимались любовью и не думали, что раз за разом, ничего не происходит. Когда уже прошёл год стало не по себе. Я и не понимал, что мы уже так много времени пытаемся, пока Алиса мне не сказала. После того, как осознание пришло, мы пошли к врачу. Было проведена куча анализов, сделано множество тестов, которые ни к чему не привели. Врачи разводили руками, говорили, что всё в порядке, и нужно продолжать попытки, предлагали попробовать ЭКО, раз естественным путём ничего не выходит. Но Алиса была категорически против, её до одури пугала сама идея об вмешательстве. Она не могла признаться себе, что ей нужна помощь. Я помню, как она тихо плакала по ночам, после очередного теста с одной полоской, а потом с утра, как ни в чём не бывала шла на работу. Мне было её искренне жаль, но я не мог ничего сделать, кроме того, чтобы не опустить руки вместе с ней. Я старался утешить жену, как мог, постоянно напоминая о том, что ничего не потерянно, и у нас ещё есть время, но похоже мои слова ничего не значили, ведь каждый раз она всё больше погружалась в пучину отчаяния. На это было очень больно смотреть. Мне хотелось детей, но я мог пережить их отсутствие в своей жизни, но она не могла. Только сейчас стало ясно, почему моя жена воспринимала этот факт, как главную трагедию. Она-то видела себя матерью и раньше, когда наша жизнь не была до конца устроена, а по причине моей невнимательности ей пришлось ждать так долго.

Я начал винить себя, хотя не мог ощутить вину в полной мере. Как она могла не сказать, почему усердно молчала, потакая мне во всём, разве это семья, когда супруги скрывают такие тайны? А самое страшное было другое, раз теперь мне известно, что Алиса не договаривала, то что ещё она могла утаить?

Впереди маячил рассвет, целая ночь прошла и время снова потекло вдаль, часы больше не тянулись на месте, а значит настал момент найти жильё, ведь бродить по улицам сутками никому не по силам.

***

Месяц прошёл очень стремительно, жизнь вошла в колею. Мне удалось найти небольшую квартирку недалеко от центра по приемлемой цене. Она была маленькой, но довольно уютной, без излишней скупости в дизайне. Я обещал себе не строить планов, но по прошествии недели не смог устоять, чтобы не задать расписание. Утро начиналось с кофе и небольшой пробежки, потом я плотно завтракал, в одном из заведений города, и отправлялся до середины дня на прогулку. Ходил туда и сюда вне зависимости от погоды, не менее двух часов в день. Сначала мой маршрут строился по центральным улицам, потом я начал уходить всё дальше и дальше, изучив все районы, заглядывая в каждую подворотню, встречавшуюся по пути. Потом возвращался домой и предавался безделью, изредка включая сериал, который мог смотреть снова и снова.

Находиться наедине с собой оказалось на редкость тяжело. Я не мог и подумать, что так сложно просто видеть себя, думать про себя. Всегда люди окружали мой день, а теперь только тишина, поэтому привычка включать сериал и не следить за сутью происходящего полностью вошла в жизнь. Мне не важно было, что именно играет на фоне, только бы разговаривало, так немного становилось легче, хоть и ненадолго.

Вечером я вновь выходил на улицу, и теперь уже в темноте слонялся, наматывая круги по району. Если днём мой путь всегда был новый, а с утра день начинался с новой кафешки, то именно вечер помогал держать баланс. Тот же путь, пролегающий через одну и ту же улицу, и так по кругу, пока голод не одолеет с огромной силой, пока желудок не сведёт судорогой. И именно в этот момент я отправлялся в одно и тоже кафе, чтобы съесть одну и ту же еду. Официанты перестали в конечном итоге удивляться, и уже не предлагали попробовать новое, а просто смиренно приносили одно и тоже вечер за вечером.

Когда желудок насыщался едой, я отправлялся домой и ложился спать, прокручивая до тошноты мысль, которая стала откровением первой ночи. Я первый раз смог додумать до чего-то сам, и не мог отпустить это мгновение, не давая себе понять что-либо ещё. Меня пугала мысль, что за словами людей может стоять большее. Я сам никогда не скрывал от других себя, не умел врать, а если не хотел рассказывать, то предпочитал просто с такими людьми не сближаться, но так изящно врать, глядя в глаза мне не было дано. Сколько раз люди бессовестно скрывали свои мотивы. Я не мог не знать, что человеческая природа коварна, мне ли не знать, что люди выдумывают любое для спасения своей шкуры. Неоднократно приходилось выслушивать разные бредни от своих подзащитных, но они не были мне знакомы, и моё мнение их не интересовало. Я работал профессионально, но всегда делил слова людей на три, а-то и на четыре, сопоставляя их с фактами. Не мудрено, что, когда в твоей жизни так много фальши, хочется хотя бы дома не ощущать эту гнетущую ложь.

Разговор по душам, всегда ли нас слышат любимые люди, и всегда ли мы слышим их? Слова, что такое слова, сказанные в порыве отчаяния или злобы. Можно ли им предавать значение, ведь они были произнесены под влиянием нестабильного эмоционального фона. Хотя скорее всего такие слова самые искренние, что доведётся услышать за всю жизнь. Мы скрываем, прячем то, что нужно проговорить, заставляя всё вокруг нас страдать, и самих себя в том числе. Люди прошли так много лет эволюции, но так и продолжают молчать, не ведая для чего им дано умение излагать мысли. Казалось бы, самое простое говорить, ведь язык для того и нужен, но нет, так просто никогда не бывает. Привычка уже сформирована, обратный путь не закрыт, но мы искусственно его закрываем, продолжая уверяться, что так и надо. Проработка собственных страхов тоже не всегда приводит к нужному эффекту. Иные в самокопании находят истину, и одновременно ложь, ведь та истина лишь удобный предлог не дойти до правды. Мы не можем понять правда или ложь, погружаясь в бесконечный процесс, забывая о времени, забывая зачем мы начали путь. Забыть иногда проще, чем помнить, так же и с разговором, легче не промолвить ни слова, чем сказать то, что на душе, ведь и это может оказаться всего лишь ложью. Слишком много надумывать не есть правильно, но одно сомнение и весь мир снова враждебен, ведь слова меняют его. Как знать, что ты, настоящий ты являешься интересен, и что твои слова важны, а не придуманный ты, которым хочется предстать перед другими, а возможно и перед самим собой. Удобно просто молчать, ведь сначала никто не может понять, что так будет только тяжелее. Когда наконец правда больше не сможет скрываться наступит тайфун, который прорвёт все затворы, и в любом случае проявит себя. Так неужели так сложно было открыть рот в начале, не дожидаясь пока сломится последний оплот? Вроде понятно, но нет, молчание сопровождает пока в целом создаётся впечатление идиллии, что всегда мимолётна, как дуновение ветерка.

***

Сегодня день не отличался от предыдущих, но число не позволяло спутать. День рождение Алисы, ей бы исполнилось тридцать четыре года. Теперь уже не исполнится. Я продолжаю взрослеть, а вот она застыла в одном возрасте навечно. И с течением времени пропасть между нами неизбежно станет разрастаться. Чтобы не предавать грустным мыслям, день было решено не менять ни коим образом.

С утра совершив пробежку и позавтракав, я отправился на прогулку. Пришлось идти под зонтом, полил сильный дождь. Положение усугублялось тем, что и ветер был колоссально сильным, а реки, что протекали делали воздух более влажным. Город стал абсолютно недружелюбным, не помогали даже начавшие появляться новогодние украшения. Как бы не прельщала других красота здешних зданий, меня она будто отталкивала.

Злость на Алису всё ещё не отпускала, что говорить теперь она представала совсем другим человеком, не тем которого мне довелось знать так долго. Она не могла стать в одно мгновение чужой, но и не такой родной, как раньше. Ей удалось сломать меня снова, как и тогда, когда мы только начинали нашу совместную жизнь. Но если тогда это было правильно, я слишком долго подчинялся тому, что навязала мне мать, то сейчас мне не слишком приятно было быть в уязвлённом положении.

– Я люблю тебя, – постоянно говорила она мне.

Помню мы смотрели фильм вечером. Да, это был её день рождения, мы только пришли с работы, не задержавшись. Я хотел утроить ей сюрприз, придя пораньше, но она уже была дома.

– Что бы ты хотела сделать? Может пойдём отпразднуем в ресторан, – поинтересовался я.

– Нет, давай просто посмотрим фильм, я так устала.

Желание именинницы было законом, поэтому я не стал спорить и позволил ей выбрать, что она будет смотреть. Алиса недолго думая включила первый попавшийся фильм, но почти не смотрела его всё поглядывая по сторонам.

– Что-то не так? Может ты хотела праздника получше? Но ничего обещаю на выходных мы соберём гостей. И пусть только посмеют сказать, что они заняты.

– Нет, я не хочу праздника.

Она взяла пульт и выключила звук, оставив только мигающее изображение на экране.

– Я всё думала о том, что не могу забеременеть. И знаешь, чем больше я думала об этом, тем мне всё больше кажется, что нам просто не суждено иметь детей. Не знаю почему, но у меня есть ощущение, что я сделала в этой жизни всё, и меня больше ничего не ждёт.

Она говорила это так грустно, могла ли она чувствовать, что это будет её последний день рождение в жизни.

– О чём ты? Не говори ерунды, у нас, у тебя так много всего впереди, может это из-за дня рождения. Многие люди погружаются в грустные мысли в этот день. Отбрось тревоги, давай смотреть в будущее с оптимизмом, разве тридцать три года возраст, это только начало жизни.

Её глаза вроде наполнились светом, но потом спустя мгновение словно погасли. Алиса так хотела жить, как никто другой, но не могла больше терпеть несправедливости, мир не рухнул, но не играл больше привычными яркими красками.

– Да, наверное, ты прав. Мне не нужно так говорить, это всё ерунда. И знаешь нам и правда надо отпраздновать мой день рождения. Пойдём в ресторан.

– Ты уверена? Если не хочешь можем посидеть дома, нас никто не гонит, ты же вроде устала.

– К чёрту усталость, плевать на всё, я хочу стать той, кем я была раньше. Прежняя я, не смотря на усталость пошла бы праздновать, разве не так? Давай вставай поскорее, я соберусь буквально за десять минут. Ой, это же нужно накраситься, нарядиться и сделать укладку.

Она подорвалась и побежала, сметая всё на своём пути. Видно усталость куда-то делась. Алиса взаправду стала прежней, мне не довелось тогда этого понять, но опять же сейчас я воспринимал миражи прошлого более очевидно. Тогда мне показалось, что она просто развеселилась, но это было не совсем так, ей просто вспомнилась она в юности, та весёлая девушка, что без всяких забот делала всё, что вздумается.

– Вот же ж дрянь! – раздался голос из ванны.

Вскрик был настолько громкий, что напугал, и я помчался на голос, испугавшись, что что-то случилось.

– У тебя всё нормально? – спросил я, встав перед открытой дверью.

– Да, вот только фен сломался, а я уже помыла голову. Теперь придётся ждать пока высохнет. Надо было сразу идти, зачем меня угораздило начать собираться, нет не так, зачем меня угораздило мыть голову?

– Подожди мне кажется нам дарили фен.

Я помчался в зал, где по удачному стечению обстоятельств лежал запакованный новый фен.

– Вот держи, а этот давай мне я выкину.

Она так обрадовалась, схватила новый прибор, не веря своему счастью.

– Это кто ж нам подарил фен? Весьма необычный подарок, и я совершенно этого не помню.

– Моя мама на прошлый Новый год, она передала его тебе через меня, а я забыл тебе сказать, положив в сервант. Так всё же дай мне сломанный фен, чего хранить мусор.

– Твоя мама, – сказала Алиса очень загадочным голосом, не обращая внимание на протянутую руку, – Ладно, не важно, фен же есть фен, правда же? А на счёт этого не волнуйся сейчас досушу волосы, и сама выброшу, ты собирайся только.