Год жизни: от начала по кругу

Год жизни: от начала по кругу
Натали Ловели

Десять лет брака прошло, как одно мгновение. Оставшись один Роман, мужчина проживший эти годы в полнейшем ощущуении счастья, стоит над могилой своей жены, не зная, что будет дальше. Разучившись жить без неё, он больше не в силах продолжать ходить по привычному пути день изо дня и круто меняет свою жизнь. Целый год раздумий, путешествий, знакомств и всё ради одной цели: понять а был ли брак настоящим? Картинка счастья или вселенский обман скрыты за непроницаемыми дверьми прошлого, так умело запрятанных в любимых глазах?ОСТОРОЖНО: описание самоповреждений!Боль становится непереносимой, умножаясь, пока горло не перехватывает, пока кожа не покрывается мурашками целиком, пока всё естественное состояние не отвергает последствия нахлынувших чувств. Сливаясь воедино комок продолжает затягивать в мягкую топь, убаюкивая, требуя не предавать значение накатившей безысходности. Грязь и поток мягкой обматывающей тины незаметно обволакивают все части тела, создают новую броню от мира вокруг.

Натали Ловели

Год жизни: от начала по кругу

Глава1.

В какой момент мы понимаем, что погружаемся в пустоту? Неосознанно или всё-таки с осознанием собственной беспомощности каждый приближается к точке необратимости, деля жизнь на до и после. С точки зрения формальной логики нельзя предусмотреть все проявления на сто процентов. И нет разницы происходит это дома, на улице, на работе. Просто в один момент приходит осознание, что больше ничего нельзя поменять, что уже всё изменилось, и ты сидишь в новых для себя обстоятельствах, а всё, что тебя окружало стало другим. В полуночных снах нельзя найти истины, так и в реальности истина не всегда подводит к пониманию. Да, осознание всегда на шаг отстаёт. А на сколько этот шаг будет длинным лишь одному тебе предстоит выяснить.

Вот сидит человек на обычной больничной кушетке и вроде обстановка не привычна, но разум заставляет верить, что не так и страшно ждать дальше. Но уже ничего не такое, как секунду назад. Спрятаться в мираже один выход из миллиона более трудозатратных. Ты начинаешь принимать правила новой игры и оставляешь будущее, оставаясь в уповании собственной беспомощности. В один миг происходит всё и одновременно ничего, нельзя сразу остановить вращение, так не бывает, время идёт по кругу, но приводит в конечном итоге дальше. Мир в принципе огромная шутка, нельзя понять, что именно ожидать или к чему стоит готовиться. Нельзя быть готовым абсолютно ко всему. Человек не приспособлен принять страдание сразу, отсрочивая ту волну понимания.

И вот ты сидишь и сидишь. Много людей проходит мимо, не замечая того, как терпеливо ты ожидаешь, всё ещё надеешься, но уже где-то глубоко понимаешь, что ждёшь напрасно. Но больше ничего не остаётся. Просто сидишь и ждёшь. Сидишь и вглядываешься в лица. Вот он. А нет, нужно ещё ждать. Смотришь в следующее лицо, и снова промах. Тебя не видят, проходят мимо. Уже становится трудно понять, где и что пошло не так. А может и ты нереален, как ещё объяснить, что смотрят сквозь, не замечая.

Вообще очень странная штука – время. Когда ты проживаешь жизнь оно вроде идёт, но ты этого не чувствуешь, и раз, уже поздно, и два, пора спать, чтобы завтра начать новый круг. Но для кото-то круг заканчивается и можно ли назвать это свободой? А с другой стороны когда чего-то ждёшь, волнуешься, то время намеренно тянется, и настолько, что в конечном счёте погружаешь в транс, и ты один остаешься в своём медленном переживании, но другие продолжают двигаться с обычной скоростью. Пытаешься отвлечься, но что-то непременно будет раздражать. Вот, например, эта лампа. Все мы знаем, как бесит, когда начинаем мигать лампочка в светильнике или люстре, не важно. И вот она мигает, да поначалу это раздражает, но в скором времени привыкаешь, принимаешь ситуацию и двигаешься вперед, не замечая, но, когда все мысли сосредоточены на ожидании, она мигает как будто намного сильнее, чаще, будто пытается вызвать ещё большее отторжение. Не думаю, что персонал больницы обращает внимание на эту мелочь, они сосредоточены на чём-то более важном. Но ты-то ничего не делаешь, просто сидишь, а она мигает и мигает, погружая в больший транс. Можно начать сопротивляться, смотреть в другую сторону, но не важно свет распространяется далеко, и сбежать не получится. Ты во власти света и тьмы, нельзя бороться с тем, чего не видишь.

И вот спустя время, когда уже ничего не ждёшь, кто-то решает смилостивится. Тебя замечают. Ты всё же реален. Взгляд этой девушки всё говорит за себя. Она ещё совсем молодой врач, не привыкла к боли и ужасу, которые будет преследовать всю жизнь. Сейчас её взгляд полон тоски и жалости, но вскоре он не будет таким мягким, он утратит прежнюю теплоту, будем менее прозорливым. Мы все меняемся, но врачи гораздо быстрее, погружаясь внутрь себя, чтобы не стать частью кошмара. Все мы, когда только начинаем свой путь верим, что нет, со мной так не будет. Но это случится, не потому что ты станешь злой и тебе будет всё равно нет, в большинстве своём люди всё-таки человечные что ли, утратить базу, основу довольно трудно, пока ты в ладах с собой. Но если не стать жёстче, и продолжать взваливать весь груз на себя, то сгоришь полностью и ничего не останется, абсолютное ничего. Я знаю, что она скажет мне, могу предугадать, как неловко ей будет, когда перейдёт недозволенную черту, но это пройдёт. Всё проходит рано или поздно.

***

Тот день я не смогу забыть никогда. Тот пасмурный октябрьский день, осень уже полностью вступила в свои и права и полностью захватила ситуацию. Она не давит, но обречённо поддерживает хаос, создавая ветер и дождь, будто желая испепелить, что осталось.

Как справится с болью, с утратой? Похороны и так не самый приятный процесс, но если ещё и день мерзопакостный, вокруг туман и морось, то как не впасть в большее уныние? Да, это тяжело и нет ничего хорошего в том, что умирают люди, особенно когда были так молоды. Это неправильно, но борьба со смертью не приносит пользы, по большому счёту вовлекая нас в бессмысленность, просто стоит принять тот факт, что смерть не имеет второго шанса.

Я стоял прямо напротив гроба, в котором нет отражения человека, который был прежде знаком. Человек утратил основную свою функцию – жизнь, да, там уже нет человека, просто слабое тело, без права функционировать дальше. Как абсурдно, наверное, это кажется со стороны, стоять здесь. Как можно принять факт того, что человека, которого ты знал более десяти лет, больше не рядом. Ты придёшь домой, а он нет. Вы не скажите другу другу, что не смогли сказать раньше. Не встретите ещё один день. Не скажите люблю или извини. Не займётесь сексом. Вас больше нет, остался только ты и твои воспоминания, больше ничего.

А ещё хуже, когда пытаешься оглянуться по сторонам и видишь убитые горем лица. Каждый переживает своё горе по-разному. Вот в стороне стоит её брат, стоит с видом как будто ничего не случилось, но он ещё не прочувствовал, а это намного больнее, отсроченные чувства сжирают заживо, повезёт, если хоть что-то останется. Его можно понять он такой молодой, ему всего шестнадцать лет, начало жизни. Нужно думать о любви, учёбе, поступлении в ВУЗ. Нужно гулять с друзьями по торговому центру, ходить в школу, играть в игры, а не присутствовать на похоронах старшей сестры.

Как же мучительно сложно принять смерть. Можно было бы принять, если бы в гробу был человек преклонного возраста. Да, это всё равно больно и грустно, нет никаких сомнений, но это правильнее, не должны лежать в гробах такие молодые, это даже не абсурдно, просто страшно.

А вот и её мать, стоит ближе всех, застыв в мгновении, словно сама лишилась жизни. Никогда не забыть мне тот взгляд отчаяния и безысходности, запечатлевшийся на её, тронутой морщинами, коже лица. В этом взгляде я помню нечто неуловимое, невозможное объяснить. То было лишь секундой, но в момент, когда она отвернула взгляд от тела своей дочери и устремила свой взор на меня, я почувствовал, что она всем бы сердцем желала, чтобы я там лежал вместо своей жены. Не знаю винит ли она меня в её смерти, но это и не важно. Теперь уже ничего не важно. Вне всяких сомнений я чувствую свою вину. Вину что не говорил так часто, как я люблю её. Вину, что так мало был рядом. Вину за то, что у нас так и не появилось детей. Но вины за её смерть в этом бесконечном списке не числилось.

В тот день я как обычно задерживался на работе. Впрочем, она тоже никогда не стремилась прийти домой раньше. Мы оба были трудоголиками, в полном смысле этого слова. Нет, нам нравилось проводить время вместе, нравилось засыпать в объятиях друг друга, иногда ездить за город. Всё это было прекрасно, и я всегда буду вспоминать это с теплотой. Но именно то, что мы находили вдали друг от друга и делало нас такими близкими. Мы были молоды и хотели познать себя, самореализоваться. В целом иметь свою жизнь, вне спектра чужих интересов, здорово.

Но именно в тот день она ехала с работы раньше обычного. Я помню, как она последний раз позвонила мне и как всегда своим сладким голосом спросила:

– Что бы ты хотел на ужин, дорогой?

В основном наш рацион составляли блюда из магазина или кафе на заказ. Благо финансы позволяли не отказывать себе в этом удовольствии. Разумеется, никто из нас не убирал в квартире, этим занимался клининг раз в неделю. Делегирование обязанностей на других людей составляло основу нашего брака. Но бывали дни, когда моя жена хотела сделать что-то сама, например, приготовить ужин. Обычно такое случалось в дни, когда у неё выгорала важная сделка, фирма заключала контракт или заканчивался тяжёлый многомесячный проект. В такие дни её настроение было необычайно приподнятым, она отпрашивалась пораньше и мчалась на всех парах домой, чтобы поделиться со мной своей радостью. Я любил её за такую непосредственность, за улыбку, за смех. Не всегда у нас, конечно, всё получалось, бывали и грустные дни. Но я любил её и тогда, её редкие вздохи, и как она подергивала губой, пытаясь сдержать слезы. Всё это было в нашей простой жизни, всё как у всех.

В тот день, 3 октября в 16:27 по местному времени, когда она вела машину и уже узнав, что я хочу на ужин, в неё на полной скорости влетел белый фольксваген, за рулем которого был пьяный водитель. Он скончался в ту же секунду. Но моя жена нет, она стойко держалась до больницы, хотя её позвоночник сломался, а помимо всего были разрывы многих внутренних органов. Как сказали потом врачи: шансов и не было. Вроде компрессия спинного мозга. Но проведя часы около операционной мне не было важно, что говорят, ведь она должна жить. К сожалению, как и предрекали врачи, этому не суждено было случиться. И знаете, что странно, я даже не могу вспомнить, что я тогда хотел на ужин. И вспомнить имя того водителя, что унёс сразу целую жизнь, я тоже не могу. Его имя наверняка мелькало в газетных хрониках или социальных сетях, но мне было без разницы как его зовут, кто он такой, или почему он вообще позволил себе сесть пьяным за руль. Одно было важно её больше не было со мной. А вот имя моей жены мне было очень важно, её звали Алиса. У неё были длинные волосы, ниже лопаток тёмно-каштаново цвета, серого цвета глаза и в ней была жизнь, она любила жизнь. И ей было всего тридцать три года. Она только два месяца не дожила до тридцати четырёх лет, что должны были стукнуть третьего декабря.

– Сынок, всё в порядке? – подошла ко мне моя мама, взяв за руку.

– Да, не беспокойся.

Я очнулся. Мы были всё на том же месте, стояли рядом с могилой, правда теперь уже засыпанной слегка промёрзшей землей. Мать Алисы уже не смотрела на меня, а тихонечко плакала в стороне, уткнувшись в плечо своего мужа. Этот мужчина не был настоящим отцом Алисы, но было видно, что он горюет, как горевал бы и по своей дочери. Настоящего отца моей жены я никогда и в глаза не видел, как она сама говорила, его не любят вспоминать в их семье. Он был человек так скажем своих принципов, он унижал свою жену и дочь, а после бросил их. В те редкие дни, когда мы заговаривали об этом, Алиса говорила, что вскоре он женился снова и вроде как у него два сына, в которых он не чает души. Не знаю, что чувствовала Алиса по этому поводу, но едва я решался спросить об этом, она ловко уводила тему в сторону, а после как ни в чем ни бывало задорно улыбалась, рассказывая очередную историю.

Все потихонечку начали идти по своим машинам, траурная часть подошла к концу. Оставалась самая тоскливая часть – поминки, не думаю, что она хотела бы этого, но родители настояли. Не понимаю зачем продлевать эту муку, созывать родственников и друзей, которые будут говорить слова соболезнования, только открывая сильнее не затянувшуюся рану. Я был на похоронах лишь единожды, это были похороны моей любимой бабушки, и каждый раз вспоминая это действие, оно представлялась, как непрекращающаяся тираду о том, как нам её не хватает, какой светлой женщиной она была и всё в этом же духе. Не поймите меня превратно, это прекрасно, что есть люди, которым небезразлична твоя смерть. Но неужели не лучше сделать последний путь человека более радостным что ли, не говорить об утрате, а дать возможность проститься по-своему, вспомнить те моменты, когда человек ещё был жив. Может быть рассказать истории из его жизни, грустные, радостные, а может даже весёлые. Посмотреть фотографии, сказать спасибо, что был с нами. Люди в горе не могут оценить тот вклад, что умерший заложил в их жизнь. Ему было бы больно смотреть на людей, любивших и любимых им в таком состоянии. Но кто я такой, чтобы противиться желаниям убитой горем женщины.

***

Мы сидели за столом в кафе, ели и пили, как будто это доставит хоть кому-то покой. Некоторые поднимали тост, говоря об утрате, делая всех вокруг ещё более опечаленными. Праздник смерти, не иначе. Но я пытался не смотреть вокруг, не думать ни о чем. Последним усилием воли, вспоминая наши дни вместе.

Познакомились мы в университете более десяти лет назад, в то время я заканчивал шестой курс магистратуры по юриспруденции и претендовал на второй красный диплом. Первым красным диплом у меня был диплом бакалавра. Она училась в это же время на четвёртом курсе экономического факультета в той же самой альма-матер.

Сложно поверить, но за все года, проведённые за партой, это был первый раз, когда я встретился с ней. Я очень редко в тот период жизни посещал лекции, мне казалось странным, что нас вынуждают прозябать бессмысленные часы в университете. Мне думалось, что человек на шестом курсе не обязан ходить на лекции. Главным делом, которым я занимался была подработка в юридической конторе. Контора была крошечная. Два друга адвоката открыли свой кабинет и взяли меня в качестве своего рода помощника. Редко было что-то действительно стоящее, но иногда даже туда приходили люди с откровенно потрясающими в своём роде, уникальными случаями. Да, и дело было даже не в делах, во-первых, это было какой-никакой практикой, а во-вторых моей финансовой независимостью. Мне платили по тем временам приличную сумму денег, несмотря на то, что я на тот момент не имел диплома магистратуры.

Таким образом встреча с моей будущей женой произошла можно сказать по ошибке. Я не должен был в тот день идти на лекцию. Но так получилось, что мне пришлось прийти, нам перенесли лекцию, которая обязательно к посещению именно на этот день, так ещё и поставили вечером. Не знаю с чем были связаны подобные перестановки, но так случилось. Я ждал в холле университета, в преддверии наискучнейших полутора часов, никак не ожидая, что звонок с пары изменит жизнь навсегда. Прозвенел звонок, а группа, сидевшая в лектории, не спешила выйти наружу. Преподаватель видно считал, что взрослым людям больше не чем заняться в жизни, кроме как сидеть на лекции дополнительное время.

По прошествии минут десяти, группа, наконец, начала покидать аудиторию, освобождая её для нас. Я начал зевать, пока толпа выходила наружу, люди выходили разные, но никто не привлёк внимания. Но тут я увидел её. В тот миг я не ждал ничего от нашего знакомства, просто она мне понравилась, зацепила с первого взгляда. Шла вся такая неприступная, окружённая стайкой подружек, с которыми усиленно чирикала.

Ожидание было настолько скучным, что подтолкнуло меня к смелому поступку, и я подошёл и без лишней скромности пригласил девушку на свидание. Не знаю, что мне и в самом деле придало в тот момент решимости, ведь я так раньше не делал, от природы страдая от излишней стеснительности. Я не мог тогда сказать была ли это судьба, но по прошествии лет, мне стали являться видения нашей первой встречи, и да, это была судьба. В ней не было ничего сверхособенного, просто приятная на лицо девушка, обычная студентка. Она не имела суперфигуры, или не была очень ухоженной. В конце концов какая бедная студентка может позволить в таком возрасте проводить часы в салонах красоты. Не было на ней и брендовых шмоток. Просто девушка с серыми глазами, окружённая точно такими же девушками. Да, они отличались цветом волос, цветом глаз, имели разный тон кожи, но всё равно так похожи.

Может это было любовью с первого взгляда, кто знает. Но в скором времени наши свидания переросли в большее, мы стали семьёй. Для нас это было простым решением быть вместе, потому что по отдельности представить друг друга стало невозможно. Потом она мне ни раз говорила, что и сама не может сказать, почему в тот миг согласилась на встречу с незнакомым парнем, ведь и её характер не предполагал необдуманных свиданий. Ответить согласием настолько быстро – не её стиль. И всё-таки она тогда кивнула и дала мне свой номер. Может быть я не внушал страха, ведь учился в этом же университете, а это уже одна известная деталь.

Женщинам в нашем мужском мире приходится сложно, они уязвимы, могут столкнуть с большим спектром разнообразных бед. Нет, и у мужчин бывают проблемы, но я имею виду, что женщина всегда остаётся на стороже в компании незнакомых мужчин. Сколько несносных выродков пользуются своим физическим превосходством и унижают женщин, по сути ничем не выделяясь на фоне других.

Я помню наше первое свидание, оно было так ужасно, как обычно и проходят первые свидания. Мы стеснялись, жеманились, казалось пыткой сидеть вот так друг напротив друга и подбирать слова для беседы. У меня было достаточно денег, благодаря работе, и чтобы произвести впечатление я позвал Алису в дорогой ресторан. Сейчас мне кажется это было ошибкой, мы хоть и были достаточно взрослые, но всё же студенты, у которых не было в порядке вещей посещать такие места каждые выходные. Люди вокруг будто превосходили нас, хотя толком и не отличались.

Не мало времени прошло прежде, чем внутреннее смущение отошло на задний план, только под конец вечера мы смогли наконец побороть себя и стали болтать. Итак, шаг за шагом, свидание за свиданием, через цветы, прогулки, беседы мы осознали, что не можем находиться вдали. И чем больше моя будущая жена внедрялась в мою жизнь, тем я сильнее пугался, разящим переменам. Моя мама не идеал женщины, но она всегда внушала сыну, что когда ты впускаешь в свою жизнь другого человека, то частично берёшь ответственность за него на себя, в любых обстоятельствах.

Если честно очень долгий путь проб и ошибок был перед нами, когда мы решили съехаться. Мы придирались друг к другу, наша совместная жизнь стала чередой маленьких и крупных бытовых склок, что путём долгого трудного пути становления личности переросло в мир взаимного уважения. А вот решающим фактором стало то, что мы не стояли на пути друг у друга, позволяя реализовываться, не чиня препятствий. И впоследствии плодотворного труда, каждый стал приносить в семейный бюджет деньги, не забывая оставлять кое-что и на личные нужды.

В конце концов рай в шалаше подходит только для молодёжи. Зрелые люди не могут прожить всю жизнь в любви без гроша в кармане. Да, и брак станет надоедать, если полностью углубиться в семью, ничего не оставив себе. Нельзя прожить жизнь в ненависти к самому себе, за те вещи, что не делал, важные лично для тебя.

Поминки шли своим чередом, люди ели и пили, некоторые доводили себя до свинячьего состояния, но я пребывал в череде своих мыслей, мало обращая внимание на то, что делается по ту сторону. Но в один момент десятки глаз, омрачённых страданием и горем повернулись ко мне в одночасье. Их взор был до ужаса противен, и на долю секунды посеялось сомнение, мне показалось будто они обознались, ведь зачем я им мог понадобиться. Мне некогда было встречаться взглядами с непонятной толпой, я сам, как считал нужным провожал жену в мир иной, не наполнив ни тарелки, ни стакана, стоящих напротив.

– А я ведь говорила, что он довёл мою дочь, вы только гляньте на его безразличие! – отозвалась мать Алисы – Он монстр, монстр! Он убил мою дочь! – почти визжа продолжала она, – Ещё смеет сидеть за столом. Даже слово доброго не сказал за это время, ни одного. Я всё знаю, моя доченька была несчастна, это и сгубило её. Запрещал ей со мной общаться. Убийца! Убийца!

Голос разносился по залу, эхом отзванивая сквозь бокалы. Невыносимый крик был настолько полный, что заполнял всё пространство, крик и слёзы, слились в единой симфонии. Женщина истошно рыдала, грудь её колыхалась в отчаяние, похоже сейчас ни один аргумент не будет воспринят. Михаил Алексеевич, её муж, взял ласково женщину под руку, и вывел из зала на улицу, пока она продолжала вопить и выкрикивать в след проклятья, адресованные лично мне.

Поминки были завершены, все присутствующие резко начали собираться, чтобы забиться под конец вечер в удобные норы квартир, не желая принимать дальнейшее участие в развернувшейся на их глазах драме. Поведение людей отдавало лицемерием. Добрые слова были похоронены теперь в той же могиле, горе для всех закончилось, за секунду сошло на нет. Им не была ведома боль убитой горем женщины, никто не собирался ничем помочь. Может Екатерина Сергеевна и была не права, но она выпила и окончательно потонула в боли, не ведала своих слов. И та быстрота, с которой люди в момент отвернулись только подчёркивало их лицемерие.

Люди из зала вернутся обратно домой, обнимут жён, обнимут детей, и убедят себя, что именно с ними подобного никогда не случится, это там у других, у тех людей, не у нас, у нас-то всё замечательно. Мы по природе своей эгоисты, пытаемся урвать кусок счастья, не обращая внимание на несчастье других.

Мне не было безразлично состояние Екатерины Сергеевны, но я так и не решился к ней подойти, не сейчас. Трудно винить остальных и делать всё точно также, но неловкости хотелось избежать. И если искать оправдание, то у меня оно было, возможно, если я подойду ближе она не сможет оправиться после нахлынувших эмоций, я сейчас вроде триггера для пошатнувшейся психики.

Мне не оставалось ничего иного, как идти домой, и, почти замаршировав, я двинулся вон, не удосужившись даже попрощаться со своими родителями. Было только одно желание – принять душ, и смыть с себя смрад этого дня. Но я не успел достичь выхода, меня настигли друзья.

Они были женаты, поэтому мы вроде дружили семьями, иногда собираясь за бокалом вина в приличном ресторане и приятно беседуя. Но лучше было даже съездить всем вместе на уикенд в горы, где мы могли кататься со склона, а потом вечером собраться у кого-нибудь в снятом домике, и просто проводить время вместе. Жаль, это случалось не слишком часто. Мы вчетвером редко находили свободное время, чтобы собраться. Они тоже, как и мы с женой, много работали, а графики ушедших полностью с головой людей в работу часто не совпадают. Поэтому у нас с женой и не было на самом деле много друзей. Редкие люди задерживались рядом надолго. Настоящая дружба обычно предполагает более частые встречи и более плотное общение. Но именно с этими ребятами проблем не было, мы понимали друг друга на сто процентов и не ссорились, продолжая находить общение уместным. Может нам всем слегка не хватало простого человеческого общения время от времени.

Вот только к этому моменту, вчетвером мы не собирались более восьми месяцев, но может и дольше, кто считает. Как раз на прошедших выходным мы хотели уладить досадное недоразумение и обсуждали в общем чате возможность выбраться за город. Мы хотели просто уехать в область, где могли бы устроить барбекю, попить пива и попариться в бане, даже поклялись, как в детском саду, что в ближайший месяц устроим встречу, которой так и не суждено будет состояться. Теперь от встречи отделяла целая жизнь, а не только холод и мрак, доносившийся из-за двери, ведущей на улицу. Понимали ли мы до конца, что потеряли? Постоянно в заботах и в графиках мы упустили последний шанс поболтать о простых вещах, не связанных с горем и смертью.

– Как ты, Ром? – спросил меня друг Антон, – Она была такой жизнерадостной, мы все в шоке, слишком быстро… Соболезную.

Жена Антона Рита стояла чуть поодаль от нас, отвернувшись в другую сторону, словно не могла вынести того, что говорил муж. Девушки обычно же более эмоциональны, но к Рите это никоим образом не относилось. Мне показалось странной её реакция. Она всегда была слишком упёртой, всегда добивалась чего хотела. Её характер и внешность кардинальным образом не подходили друг другу. Никто и подумать не мог, что в миниатюрной девушке, с похлопывающими длинными ресницами, обрамлявших ярко голубые глаза, с русыми волосами, мог скрываться настолько сильный стержень. Но она и правда лучше всех всегда переносила любые невзгоды жизни, и никогда до этого дня мне не довелось видеть Риту в таком подавленном состоянии, она стояла будто вся радость ушла.