– А это когда амнезия распространяется на события известного периода, предшествовавшего началу болезни. В нашем случае – удару головы и потере сознания. К тому же она у Вас еще и полная, то есть, Вы забыли абсолютно все. Очень редкий случай. Амнезия очень редко распространяется на несколько лет, чаще – на несколько часов, в крайнем случае дней. Хотя, пожалуй, назвать ее полной я все- таки тоже не могу. Вы ведь говорить не разучились. Опять же, какие- то воспоминания у Вас мелькают?
– Да. Про Тома и Джерри. И цвета я помню, и про деревья, и про осень…
– Вот видите. Случай сложный и интересный. Все зависит от того, насколько сильны были у Вас связи и насколько четкими оставались следы.
– Чьи следы?
Все вежливо засмеялись. Я что- то не то сказала?
– Не чьи, а какие. В чем заключается механизм ретроградной амнезии, а? – И он выжидательно повернулся к студентам. Так, давайте еще и экзамен устроим у моей постели.
Отвечать стал высокий молодой человек с круглыми щеками, которые от волнения стали пунцовыми. Один глаз у него слегка косил, и я никак не могла понять, смотрит он на меня, или мне это только кажется.
– Болезненный процесс, в нашем случае сотрясение мозга и длительная потеря сознания после ушиба головы о твердый предмет, приводит к торможению или полному разрушению следов, оставляемых в памяти различными раздражителями. Например, при травмах черепа ретроградная амнезия нередко представляет собой временное явление, связанное с процессом запредельного торможения. По мере устранения явлений торможения, память восстанавливается. Если же имеют место тяжелые деструктивные изменения, то нарушения памяти оказываются стойкими.
Утешил, ничего не скажешь. Я тихо прошептала:
– А у меня есть, эти тяжелые дус.. нет даструк…, короче, изменения?
– Нет, голубушка, – это снова включился врач. – У Вас с головой все в порядке. Но амнезия – сложный процесс, обусловленный нарушением функций мозга в целом. Но, впрочем, Вам это уже не интересно. А интересно Вам должно быть вот что: кушайте, спите, набирайтесь сил, поправляйтесь, и ждите возвращения Вашей памяти. Поверьте, все будет хорошо.
И он успокаивающе похлопал меня по руке, продолжая:
– Видите, все последствия шока у Вас уже прошли. Давайте- ка еще кое- что проверим. Ответьте- ка мне на пару вопросов, дорогуша. Где Вы находитесь?
– В клинике.
– Что сегодня кушали на завтрак?
– Овсяную кашу, апельсиновый сок.
– Замечательно, очень хорошо.
Еще бы он и мне объяснил причину своей радости, я бы ее разделила.
– А вчера что делали?
– Не помню.
– Плохо, плохо…
– Как меня зовут?
– Я не знаю, Вы же мне не говорили.
– Ладно, оставим это. Повторите за мной: пять, восемь, одиннадцать, четыре.
Я послушно повторила:
– Пять, восемь, одиннадцать, четыре
– А теперь: лампочка, волк, замок, автомобиль, улыбка.
Я представила, как, обхватив обеими лапами тонкий провод, на лампочке с блаженным видом раскачивается огромный волк, все это происходит в большом сером замке с круглыми башнями, прорезанными узкими щелями окон, а вокруг замка ездит кругами автомобиль с решеткой радиатора, сложенной в идиотскую улыбку, и выпалила:
– Лампочка, волк, замок, автомобиль, улыбка.
– Очень хорошо, замечательно.
Потом снова повернулся к своей эскадрилье:
– Ну, кто может сделать выводы?
Худенький юноша маленького роста, но почему- то с большим прозрачными ушами робко предположил:
– Корсаковский психоз?
– Да Вы что, батенька? Какой психоз? Она же запоминает!
Профессор был в негодовании.
– А ну- ка, еще предположения?
Из заднего ряда раздался еще один неуверенный голос:
– Выпавшая из памяти неделя – еще одно проявление амнезии, спровоцированное психологическим шоком от неприятных новостей. Корсаковский психоз отсутствует. Больная спокойно запоминает новые факты, помнит о недавних событиях и может повторить словесные и цифровые ряды.
– Правильно, дружочек. – На этот раз голос доктора журчал от удовольствия.
Мне тоже стало веселее, когда до меня дошло, что хоть какой- то еще психоз у меня отсутствует. Я и без него неважно себя чувствую.
Вот так вот, нагруженная непонятными медицинскими терминами, я вынесла для себя правильные простые выводы: у меня амнезия, причем полная. Голова цела, когда вернется память, никто не знает. Что ж, будем ждать.
6.
Тот же день. Размышления. 11 октября 1998г.
Этот день был знаменательным днем не только потому, что мне поставили диагноз: получите, распишитесь, но еще и потому что тогда я начала думать. Пусть пока не вспоминать, но хотя бы думать. Итак, что мы имеем.
Полгода какой- то человек ждет моего возвращения из комы, чтобы узнать, кто он такой, и что с нами случилось. Я прихожу в себя и тоже ничего не помню. Нас что, чем- то опоили? Накачали? Кто? Почему? Заговор или роковое стечение обстоятельств?
Мы ехали куда- то с ним вместе. Ни я, ни он не помним – куда и зачем. Полный провал. Мы с ним связаны общим прошлым, но что это за прошлое, не имеем никакого представления.
Могу себе вообразить его чувства. Что он, интересно, делал эти полгода, не забыть бы спросить. А какое я, собственно, имею право о чем- то его спрашивать? Однако, в моем горячечном мозгу росло твердое убеждение, что имею. Ведь я же уже пришла к выводу, что как- то мы с ним связаны? Ну не могла я пройти мимо такого мужчины. Я что, шлюха? Да нет, вроде… Просто он мне очень понравился.
Господи, как же я устала метаться в поисках себя, своего я, примеривая различные ипостаси человеческих судеб. Но это все бесполезно, ибо доктор объяснил ясно и понятно: амнезия ПОЛНАЯ. Ну, или почти полная. А это значит, что я не смогу понять, что это мое, даже если случайно в своих метаниях наткнусь на правильный ответ. У меня не сохранилось никаких воспоминаний, способных хотя бы намекнуть мне о моей прошлой жизни.
В этот вечер мне не кололи димедрол на ночь. И вообще больше не кололи, спать я стала практически спокойно. Мне не снился даже мой привлекательный товарищ по несчастью, а жаль.