Моя мама рептилия

– Но почему? Максим обо всем договорился, от тебя ничего не нужно.

– Потому что я так решила. Этого достаточно. Ты моя дочь и все важные решения в твоей жизни буду принимать я.

Я поняла, что никакие просьбы, никакие уговоры на нее не подействуют. Раньше этого бы хватило. Но раньше в моей жизни не было Максима. Чумея от собственной храбрости, я твердо проговорила:

– Я тоже все решила. И я еду. И не ты, и никто другой не смогут мне помешать. В твоем благословлении я не нуждаюсь.

Мамины глаза сузились в две узкие щелки. Я не смогла бы сейчас определить цвет ее глаз.

– Совсем страх потеряла, мерзкая девка!

Мамины губы вытянулись в тонкую полоску, и она выплевывала слова, шипя словно сифон с газировкой, в котором закончилась вода. Я заметила, как на концах ее пальцев стали расти длинные острые черные когти и в ужасе попятилась назад

– Никто не сможет помешать? – передразнила она меня. Ярко-красные губы растянулись в мерзкую улыбку на пол лица. Кончик ее языка, тоже ярко красного раздвоился. Я смотрела на нее со страхом и отвращением.

– Запомни, деточка, раз и навсегда. Здесь все решаю я! – Она замахнулась на меня. Я зажала рот рукой, не в силах ни убежать, ни отвести от нее взгляд. Резкий свист прорезал воздух, когда моя мать сильным ударом когтистой лапы полоснула себя по бедру.

И тут же вновь превратилась в обычную женщину. Она посмотрела на свою ногу и, словно в глубоком изумлении воскликнула: «Ах, кровь!» – и тут же громче – «Андрюша, мальчик мой, неси скорее бинты, я умираю!»

Дальше все было как в бреду. Андрей выскочил из комнаты, увидел маму всю в крови. В ужасе бросился к ней, заметался. Заметил меня: «Что стоишь, дура, неси бинты!» Пока я неумело делала перевязку Андрей вызвал скорую. Потом звонил знакомым врачам. Пока ехала скорая держал маму за руку и плакал: «Мама, мамочка, не умирай!» Приехала скорая, маму унесли на носилках. Андрей настоял, чтобы сопровождать ее в больницу.

В пустой квартире острый запах лекарств мешался с затхлым запахом тины. На полу в гостиной подсыхала лужа крови. У меня начала кружиться голова и я облокотилась на стену. Ноги мои подкосились и я медленно осела на пол. Так я просидела некоторое время тупо глядя перед собой.

Потом медленно встала, нащупала на стене выключатель. Я открыла все окна в квартире. Из шкафчика в ванной взяла резиновые перчатки, которые мама в большом количестве таскала с работы. В красный пластмассовый таз налила воды, взяла щетку и пошла мыть пол. Я пыталась осмыслить произошедшее. Прямо скажем, получалось плохо. Когда мать замахнулась, я была уверена, что она сейчас убьет или покалечит меня. Но она ранила себя. Рисковать своей жизнью только для того, чтоб не пустить меня к Максу?! Уму непостижимо! Я бы еще понимала, если б она любила меня, была ко мне привязана. Но я была уверена, что любит она лишь Андрея, я же – позор семьи, только мешаю ей. Или это какая-то из ее многочисленных игр? Но я только что убрала огромную кровавую лужу с пола. Мама действительно чуть не лишила себя жизни. В этом не было сомнений.

Я посмотрела на часы. Оказывается уже почти полночь. Я осознала, что впервые в жизни я была в этот час одна в квартире. Одна! Я могу включить музыку. Могу поесть и не убрать за собой тарелку. Могу читать всю ночь напролет или смотреть телевизор. Черт побери, могу свободно ходить по квартире, а не сидеть мышкой в своей комнате, скукожившись от вечного страха! Как же хорошо! И я вдруг подумала, а что, если она умрет? Что, если она никогда не вернется сюда? И мы будем жить вдвоем с Андреем… Эти странные мысли пугали и пьянили меня. Наверное, Андрей прав, я совершенно бесчувственная.

Андрей позвонил утром. Сказал, что мама потеряла много крови. Что у нее какая-то редкая группа крови и в больнице не было запасов для переливания, и мамина жизнь висела на волоске. Но потом выяснилось, что у Андрея такая же группа, и он послужил донором и теперь мама в безопасности. Сегодня мама еще побудет в больнице, но возможно завтра ее уже выпишут домой.

– Так быстро? – вырвалось у меня. Смогла ли я скрыть свое разочарование? Но, кажется, Андрей принял мой вопрос за беспокойство о маме.

– Да. Врачи, конечно, хотели бы подержать ее подольше, но мама настаивает на том, чтоб долечиваться дома. Тут еще вот какой момент, Таня… У мамы оказался перерезан крупный нерв, возможно – его голос дрогнул – возможно она никогда больше не сможет ходить! – Андрей больше не мог сдерживаться и рыдал в трубку. Я стояла у телефона, потрясенная его горем, не зная, что сказать. Но тут я вспомнила, что ведь это она сама с собой сделала! Совершенно осознанно и хладнокровно.

– Андрей – начала я осторожно – а что в больнице говорят по поводу того как это вообще случилось?

– А что тут говорить? Это же при тебе все произошло. Мама перешивала юбку и нечаянно напоролась бедром на портняжные ножницы. Несчастный случай. Ужасная трагедия, просто ужасная! Боже мой! Ведь она могла умереть! – и Андрей вновь заплакал.

Мои глаза остались сухими.

Маму выписали через 3 дня. Лифт в этот день не работал, и Андрей на руках занес маму на восьмой этаж. Он бережно уложил ее в постель. Мамина нога была плотно перебинтована, а сама она была очень бледной. У меня сжалось сердце:

– Мам, тебе что-нибудь принести?

– Ах Таня, детка, нет, спасибо, ничего не нужно – ответила она слабым голосом. И мне действительно было ее очень жаль.

Мама быстро начала приходить в себя. Но несмотря на улучшающееся самочувствие она действительно практически не могла ходить, и мы с Андреем ухаживали за ней. А на мне теперь была и вся работа по дому. Готовила тоже я. Как умела.

Весть о мамином несчастье быстро разнеслась по городу и к нам потянулась длинная вереница визитеров. Все хотели выразить маме свое сочувствие. Мама возлежала на своей кровати, утопая в больших подушках, рядом поставили кресло и на нем теперь всегда восседал кто-нибудь из ее многочисленных знакомых. Маму завалили подарками. Возле ее кровати теперь лежала стопка женских романов, и стояла большая чаша с апельсинами. А еще у нас теперь непрерывно звонил телефон. Андрей поставил аппарат рядом с маминой кроватью, и мама счастливо весь день принимала соболезнования.