Барановские
Марина Барановская училась в одном классе с Андреем. А в их последний школьный год Марина с Андреем начали дружить. Они сидели за одной партой, ставили вместе номера в школьной самодеятельности, принимали участие в комсомольских мероприятиях. Иногда Андрей водил Марину в кино, театр и кафе «Мороженное». Но чаще они просто гуляли по улицам, держась за руки. Марина была самой красивой девушкой в школе. Ее шикарные черные волосы были заплетены в длинную «французскую» косу. Марина носила модную, недавно разрешенную «прибалтийскую» школьную форму: юбку и пиджак темно-синего цвета, и белую блузку. Марина была легкой, общительной и ее все любили. Маринин папа был зам директора нашего химкомбината.
Марина была очень добра ко мне. При встрече в школьном коридоре всегда здоровалась и спрашивала как у меня дела. Иногда дарила маленькие подарки: японскую авторучку, маркер, ломтик импортной жевательной резинки. Среди советских школьников такие вещи были «на вес золота».
Знаки Марининого внимания заметили, и моя школьная репутация слегка улучшилась. Со мной стали заговаривать. Сесть со мной за одну парту больше не считалось зазорным. Но в гости по-прежнему никто не звал. Поэтому я сильно удивилась, когда Марина, приглашая Андрея на ужин, добавила: «И обязательно возьми с собой Таню!»
Марина с родителями жила в полногабаритной квартире в центре. Андрей где-то умудрился достать букет хризантем, а перед тем, как пойти к Марине мы зашли в кондитерскую и купили набор пирожных. По пути Андрей давал мне наставления, как себя вести, что говорить. Он нервничал и был недоволен, что ему пришлось взять меня с собой. Мы пешком поднялись на пятый этаж, и Андрей позвонил в высокую, обитую дерматином дверь.
Дверь открыл Борис Аркадьевич – Маринин папа.
– Андрюша! А это, должно быть Танечка? Входите! Аня! Марина! Идите скорее сюда.
Андрей вручил Марининой маме цветы и пирожные, Борис Аркадьевич галантно помог мне снять куртку, и мы вошли в комнату. Там был уже накрыт стол для ужина. Я была удивлена, не увидев в «стенке» сервиза «Мадонна» – позднесоветского символа достатка и благополучия. Вместо него там стояли какие-то старые чашки.
– Они принадлежали еще моей бабушке, – Анна Яковлевна перехватила мой взгляд, – садитесь за стол, я сейчас все принесу.
Андрей сел рядом с Мариной, и они о чем-то тихонько защебетали. В ожидании ужина я продолжила рассматривать комнату. Признаться честно, от квартиры замдиректора и главного технолога химкомбината я ожидала большего. Помимо «Мадонны» в комнате отсутствовала обязательная люстра из чешского стекла. Ваза, в которую поставили наши цветы тоже была не из хрусталя, а из какой-то глины. Тогда я еще не знала слова «керамика». Должно быть тоже – память о бабушке, подумала я.
Зато в комнате было очень много книг. У нас в гостиной тоже были книги. Мама пристально следила за модой на литературу. Она не унижалась сбором макулатуры в обмен на популярную литературу, но у нее где-то был «свой человек», который доставал для нее подписки на популярные книги. Пройдет несколько лет и в магазинах можно будет купить любую книгу, от мировой классики до сборника детективов. Но в те годы хорошие книги были редкостью и их, как и все остальное, приходилось доставать.
– Любишь читать? – обратился ко мне Борис Аркадьевич.
– Да, – это все, что я смогла из себя выдавить. Я была ужасно смущена. Мне раньше не доводилось сидеть за одним столом со взрослыми и вести с ними светские беседы. Подали ужин. Со своего места я с восхищением смотрела на Андрея. Как ловко он управлялся со столовыми приборами. Какой он был вежливый и учтивый, как мог подхватить беседу на любую тему. Как галантно он ухаживал за Мариной. Ужин пролетел быстро. За чаем Маринин папа снова завел со мной разговор о книгах. Спрашивал, какие книги я люблю, читала ли я ту или другую вещь, а если читала, то что я думаю. Сначала я отвечала односложно, но увидев, что меня внимательно слушают, и проявляют искренний интерес, я стала чувствовать себя свободней.
– Спасибо вам большое за ужин, нам пора домой, – голос Андрея резко вернул меня в реальность.
-Спасибо, что пришли! Таня! – Маринин папа повернулся ко мне, – если хочешь, то можешь взять у нас что-нибудь почитать.
– Ой, Борис Аркадьевич, лучше не надо! – Андрей широко улыбнулся, – Таня у нас вечно все теряет.
Я почувствовала, как краснею. Мне вдруг стало нестерпимо жарко. Схватив свою куртку и скомкано попрощавшись, я выбежала на лестничную площадку. Отвернувшись, чтобы провожавшая нас семья Марины не заметила моих слез, я слышала, как Андрей еще раз всех благодарит и вежливо прощается. Когда закрылась дверь квартиры, мы молча спустились по лестнице и вышли из подъезда. Андрей тут же накинулся на меня:
– Таня! Как ты могла меня так опозорить?! Ты, если не умеешь себя вести в приличном обществе, так сиди дома!
– Что я такого сделала? –из глаз вновь покатились слезы и я уже не пыталась их сдерживать.
– Ты еще спрашиваешь?! Когда тебе предложили взять добавки – надо было отказаться! Ведешь себя так, как будто тебя дома не кормят. А когда тебя спросили, нравится ли тебе пирожное, ты ответила «Ага». Что это еще за «ага» такое?! Ты что, нормальных русских слов не знаешь?! Зачем ты вообще со мной поперлась?
Андрей распекал меня всю дорогу до дома. К концу пути все мои приятные воспоминания о прекрасно проведенном вечере растаяли без следа. Осталось лишь мучительное чувство стыда. Вернувшись домой, я убежала к себе в комнату, упала на диван и рыдала пока не заснула.
Я была несказанно удивлена, когда через несколько дней Марина, встретив меня в школьном коридоре обратилась ко мне:
– Тань привет! Понравилось тебе у нас? Мой папа просил тебе передать, что если хочешь, то ты можешь в это воскресенье прийти к нам на чай.
-Я?!
– Ну да. Ты очень понравилась моим родителям. Папа говорит, у тебя живой ум, – Марина ласково улыбнулась, – ну так как, придешь? Меня там не будет, мы с Андреем идем к друзьям.
– Я… О… Да… Я приду, спасибо! Я буквально задыхалась от охватившей меня радости. Я не опозорила брата, меня снова зовут в гости, меня снова хотят видеть. Меня! О, Господи!
В субботу после занятий, я выучила все уроки и сделала генеральную уборку в квартире. Я ужасно боялась, что мама за что-нибудь накажет меня и запретит выходить из дома. Но все обошлось. В воскресенье к маме пришла подруга, и ей было не до меня.
Я выскользнула из дома и побежала к Барановским. Сначала мы с Мариниными родителями пили на кухне чай с печеньем, которое испекла Анна Яковлевна, потом прошли в гостиную. Мы вновь говорили о книгах, о моих школьных делах, еще о чем-то.
– Почему твой брат сказал, что тебе нельзя ничего давать? – вдруг спросил меня Борис Аркадьевич. К горлу подкатил комок, а глаза налились слезами. Анна Яковлевна с укором посмотрела на мужа.
– Потому что… потому… меня вдруг прорвало и я , плача, стала рассказывать, как мама выбросила библиотечные книги о животных, как потом сотрудница библиотеки приходила в школу и меня позорили перед всем классом, а я не могла никому признаться, что произошло на самом деле. Наконец я выдохлась и замолчала.
– Таня – мягко произнес Борис Аркадьевич, я думаю, что ты на самом деле ответственный человек и тебе можно доверять. Иди умойся, а потом, если хочешь, можешь выбрать что-нибудь почитать.
– Но моя мама…
– А с мамой я поговорю.
Я стояла над раковиной, подставив руки под струю холодной воды и глядела в зеркало на свою зареванную физиономию, когда услышала голос Анны Яковлевны:
-Бедная девочка! И как она только живет с этой крокодилицей? – я застыла, а голове вспыхнуло: «Она знает? Откуда?!»
– Аня, ну что ты такое говоришь?
– Я знаю, что я говорю, я ведь пересекаюсь с Людмилой Васильевной на работе. Она та еще… Пока ты у власти, она лебезит перед тобой, но если оступишься – сожрет с потрохами. Как есть крокодил!
Только я успела выдохнуть от осознания, что Маринина мама выражается фигурально, как она добавила:
– Так странно, что они брат и сестра… Знаешь, мне было бы гораздо спокойнее за Марину, если б Андрей больше походил на Таню!
Я была в смятении. Андрей был моим кумиром, Андрея все любили. И это Андрея всегда ставили мне в пример. Наверное я что-то не так поняла.
Борис Аркадьевич настоял, чтоб я взяла что-нибудь почитать, и я схватила том Конан Дойля. Дома я хранила эту книгу как величайшее сокровище, я придумала тайник в своей комнате и читала книгу только когда никого не было дома, или ночью под одеялом при свете фонарика. И я была бесконечно рада, когда, спустя время, вернула книгу в целости и сохранности.
Я стала бывать у Барановских примерно раз в месяц. Мы пили чай. Иногда меня кормили обедом. Мы говорили о музыке, литературе, искусстве и много еще о чем. Мне нравилось быть услышанной, и я училась слушать сама. А Борис Аркадьевич умел рассказывать! Каждый свой визит я возвращала книгу и брала новую из домашней библиотеки Барановских. Постепенно детективы и приключенческие романы сменились более серьезной литературой. Борис Аркадьевич мягко направлял меня, рекомендуя почитать ту или иную вещь, просил потом поделиться мнением. Не все мне нравилось, не все я понимала или принимала. Но были и подлинные откровения. Полузапретную «Мастер и Маргариту» я прочитала за одну ночь, а потом долго не возвращала книгу, так мне не хотелось с ней расставаться. В другой раз, я целый вечер читала рассказы Борхеса и всю ночь мне снились странные сны. У Барановских была богатая библиотека. Некоторые книги представляли собой вручную переплетенные страницы журналов, другие – компьютерные распечатки «самиздата».
Я старалась уходить из дома незаметно. Но однажды мама поймала меня на выходе:
– Куда это ты собралась?
– К Барановским
– Зачем?
– Они пригласили меня на чай
– Делать им что-ли больше нечего? – казалось, мама была немного удивлена и обескуражена, но возражать против моего визита к своему начальству не стала.
После школы Андрей с Мариной поступили в Химико-Технологический институт. Институт являлся филиалом московского ВУЗа и был в нашем городе самым престижным. Андрею сначала не хватило балла, но Борис Аркадьевич с кем-то поговорил, и Андрея тоже зачислили.
Однажды Андрей вернулся домой рано и сильно возбужденный. Он улыбался во весь рот, а его карие глаза радостно сияли.