Аквамарин: по моим правилам. Часть 2

– То есть как – развод?

– Да вот так! Самый, что ни на есть, шикарный, блестящий, крутой развод, призванный обеспечить нам дополнительную сохранность нашего бюджета!!! – Лив выдохнула и обессиленно и возмущенно упала обратно в кресло. – Ох, папаша… Из каменного века ты, что ли, вылез??? Нормальный у него героин был, я действительно проверяла в клубах, качество – на пять звезд из пяти, но ты действительно думал, что я соглашусь платить этому удаву полторы штуки за грамм какой-то муки, когда могу соврать с честным лицом и продолжить платить восемьсот??? Теперь ты долго будешь искать другого такого дурака-наркобарыгу, который попадется на эту удочку…

Лив закрыла глаза, пытаясь прийти в себя и успокоиться, но картинка тройного убийства, совершенного две минуты назад, все стояла у нее перед глазами, будто она видела их наяву. Ее мучила совесть за смерть этих людей, но… в то же время, он уже начал соображать, что его, похоже, всерьез обводят вокруг пальца, так что отец, можно сказать, услугу оказал, убрав этого крикуна…

Эйден раздраженно бросил пистолет на стол и хмуро уставился на дочь, сложив руки на груди:

– Не могла ты меня, что ли, заранее предупредить, Лив??? Я, между прочим, их убил! Оливия, Оливия… – покачал он головой и закурил, вдруг подойдя к дочери и потрепав ее за волосы. – А ты здорово все это придумала… Еще раз доказывает то, что ты будешь замечательным боссом. – улыбнулся вдруг отец, и Лив даже как-то кричать на него расхотелось… Он же ее защищал, все-таки… – Ладно. – махнул рукой Эйден, глядя на мертвые тела. – Будем считать, что я казнил их за грубые слова в отношении тебя. Брайан, нам нужен новый наркодиллер. Что-то они у нас не задерживаются…

– Издержки профессии. – ехидно проговорил Брайан и переглянулся с Лив. В этот момент дверь в кабинет отворилась, и вошли Макс и Аврора.

Увидев три трупа на полу, Макс нахмурился и наклонил голову, разглядывая колумбийцев, затем на его красивом лице вдруг мелькнуло понимание, и он, подняв брови, присвистнул, посмотрев на всех присутствующих:

– Это же тот самый дилер, Питон, если мне не изменяет память?!? А почему я вижу кровь, которая должна сейчас циркулировать вокруг его головного мозга в черепе?? И чем бедняга, которому и так жизнь подставила чудовищную подножку, сведя с белоснежкой, заслужил такой неожиданный конец??? – и он посмотрел на Лив недоуменным, несколько веселым, но строгим взглядом.

Девушка вытаращила на него глаза и возмущенно воскликнула:

– Эй! А чего ты на меня-то смотришь???? В мои планы входило лишь использование господина Питона в своих целях, а грохнул его мой весьма сообразительный, уровень развития аж за облака зашкаливает, самый страшный в мире папуля! Ты разве не слышал, как его называют? Эйден, великий и ужасный! Вот, теперь сгоняй в гараж за лопатой, будешь помогать закапывать результаты бескрайних просторов его ума!!! – протараторила Лив, отпивая вино прямо из бутылки, потому что не смогла найти в поле зрения свой бокал, а тем более, вспомнить, где его оставила.

Макс перевел удивленный, но ухмыляющийся взгляд на Эйдена, который потряс кулаком в воздухе в сторону дочери и гневно прогремел:

– Только попробуй в следующий раз мне что-нибудь не рассказать!!! Оливия… Что за дочь у меня?!? – в пустоту посетовал Эйден и посмотрел на Брайана. – Брайан, распорядись, чтобы вынесли этих… Сколько они лежать-то здесь будут???

– Пока время, в сочетании с кислородом, светом и червями-некрофилами не превратит их тела в жалкие остовы, а затем и в прах. – весело проговорил еще один появившийся в дверном проеме голос, и Лив вздрогнула, подняв голову и увидев Джонни, смотрящего одновременно и скорбными, и веселыми глазами на мертвецов, и невозмутимо что-то жующего, не стесняясь ни омерзительной кровавой лужи, ни самих, коченеющих колумбийцев.

Все в этом мире вдруг отлетело на задний план: она видела только его, только его одного… Злясь и любя одновременно… Лив пристально, блестящими, больными глазами оглядела его потрясающую, такую любимую, мускулистую фигуру, сильные руки, широкие плечи… Ее взгляд нежно переместился на его лицо, пройдясь по мужественному подбородку, правильному носу, любимым, горячим губам, а затем переключился на темные ресницы, брови и слегка волнистые, мягкие волосы, небрежно спадающие прядками на его лоб и затылок…

Она могла бы смотреть вечно, если бы его зеленые глаза, будто почувствовав ее внимание, резко не поднялись на нее, и Лив замерла, утопая в его взгляде… Она ощущала их сияние… Не такое, как раньше, черт возьми!!! Как она мечтала вернуть тот энергетический теплый импульс, что достает ее до самых сокровенных глубин ее сердца… Увидеть любовь и игривую страсть в смотрящих на нее глазах… А вместо этого – холодное отчаяние, боль, тоска, невыносимое желание поверить ей и… невозможность осуществления этого на практике… Нет, как же он злил ее сейчас, с ума сойти можно!!!

Лив чуть не зарычала от охватившего ее безумного гнева и еле слышала то, что происходило вокруг, только смотря и смотря дальше в эти зеленые, такие нужные ей глаза, бесясь все больше и больше…

– Фу, Джонни!! – воскликнула, поморщившись, Аврора. – И ты еще можешь есть в присутствии… мертвых???

Джонни безразлично пожал плечами, продолжая смотреть на Лив.

– Ну, работники морга ведь могут, милая Аврора, так чем же я хуже?!?

– Идиот… – шепнула еле слышно Лив и могла поклясться, что уголки его губ дрогнули в улыбке…

– Никогда не могла спокойно смотреть на убитых. – жалобно протянула Аврора, с надеждой и мягкой, но игривой, детской улыбкой посмотрев на Макса снизу-вверх, как послушная собачка на своего хозяина. Макс вдруг, к удивлению Лив, бережно развернул ее к себе и очень нежно погладил по щеке, оглядев ласковым взглядом черты ее лица… Он усмехнулся и успокаивающе проговорил, глядя на брюнетку:

– Это нормально, Аврора. Кто сказал, что к смерти нужно относиться, как к перестановке мебели? Безразличное отношение к покойникам – плохая привычка и результат поломанного, ненормального детства.

Аврора восхищенно улыбнулась, преданно глядя в его синие глаза, и Лив даже испытала укол ревности, так и уставившись в удивлении на эту парочку… Она так привыкла к тому, что Макс принадлежал только ей, что… «Вот же глупая курица! Ты же сама его оттолкнула, так что теперь? Хочешь и правда пожить шведской семьей? А тебе не слишком будет?!?» – так, отругав саму себя, подумала Лив и, дождавшись, когда трупы, наконец, вынесут, жестко проговорила, глядя на Джонни и Макса, занятого созерцанием Авроры:

– Нам с вами нужно поговорить.

Эйден и Брайан переглянулись, и отец, кашлянув в кулак, поднялся, направившись к двери:

– Идем, Брайан, пообедаем. Заодно обсудим, с каких это пор я стал таким нестрашным, как утверждает мое чадо…

Брайан усмехнулся, ободряюще подмигнув Лив, сердце которой колошматилось сильнее отбойника, и вышел из кабинета вслед за отцом.

Аврора язвительно усмехнулась и сложила руки на груди, пренебрежительно посмотрев на Лив:

– Неужели?!? И что, ты правда сама до этого додумалась, или подсказал кто? А по мне, так тебе просто нравится держать в своих руках вожжи сразу от двух лошадок… Ты же упиваешься собственной значимостью, малышка!

Лив фыркнула и встала, пройдя и захлопнув входную дверь.

– Да уж… У тебя в прилизанной головке явно поломался центр, отвечающий за умение шутить… Ну ладно, каланча, за то, что назвала этих двоих… – Лив указала на Джонни, сложившего руки на груди с самым серьезным и брутальным видом, прожигая Лив зеленым взглядом, и Макса, отошедшего к окну и тоже самодовольно ухмылявшегося, правда, в его синих глазах сквозило какое-то болезненное, отчаянное ощущение, едва заметное за маской уверенного, сильного мужчины, но Лив слишком хорошо его знала… – конягами, я разрешаю тебе остаться и послушать, потому что мне и тебе есть, что сказать.

Аврора хмыкнула и грациозно, словно черная, изящная пантера, уселась в кресло, закинув ногу на ногу и с гордым, независимым видом проговорив:

– Я и сама не собиралась уходить. Не думай, что мне нужно твое разрешение, блондинка.

Лив бросила на нее ледяной взгляд и подошла к Максу, заглядывая ему в глаза. На секунду она снова ощутила его горячую, мужественную энергию, обратила внимание на его великолепную фигуру, красивое лицо, черные волосы… Их взгляды встретились… Она, как и раньше, чувствовала, что не может двинуться с места. Как и раньше, тонула в этих, горящих адским пламенем и неудержимой страстью, синих глазах, обаятельно и так нежно смотрящих на нее с тем самым чувством, которое она так стремилась найти в них раньше, в те времена, когда они были вместе, а Джонни оставался ей только другом… А теперь в них было и отчаяние, и боль, и грусть…

– Что-то у меня нехорошее предчувствие, белоснежка… – тихо и невероятно горько произнес он так, что Лив вздрогнула. – Может, ты лучше не будешь ничего говорить, а…

– Ну уж нет. – жестко отчеканил голос Джонни позади, заставив Оливию прийти в себя и вернуться, все-таки, мыслями к тому, что необходимо было сделать сейчас. – Она должна расставить все по своим местам.

Лив мельком оглянулась на него, чувствуя, как бушует грозный океан внутри нее: с одной стороны, она так хотела броситься к нему в объятия, вернуть того, прежнего Джонни-весельчака и игривого, обаятельного хулигана, который любил ее, как никто другой, а с другой стороны, она невозможно сильно злилась на него за то, что он все еще не верил ей, мучал ее, заставлял умирать ее сердце каждый вечер, когда она оставалась в своей спальне одна… А после сокрушительного, трагичного поражения с Эрнесто, в ее сердце появилась и бешеная усталость от всех этих переживаний и бессмысленной муки.

Она вздохнула и снова посмотрела на Макса.

– Макс. Я люблю тебя. И это нельзя изменить, нельзя выключить, нельзя остановить, как какой-то идиотский бразильский сериал… – она выдохнула, чувствуя, как горят ее щеки, как в груди все сжимается от боли, от того, как он отчаянно и обреченно смотрит на нее, все еще сохраняя маленький, трепещущий лучик надежды, что может быть, все-таки, он сможет быть счастливым… Этот лучик уничтожал ее прямо сейчас, Лив сходила с ума от ужаса того, что испытывает… Будто часть сердца грубо вырывают из груди и куда-то отбрасывают, не задумываясь о том, сможет ли она жить только с половиной сердца… – И ты знаешь это, знаешь, как ты на меня действуешь, понимаешь, что я чувствую, когда ты смотришь на меня или прикасаешься ко мне… И я наверняка была бы с тобой столько, сколько позволила бы мне моя жизнь, и была бы безумно счастлива, но… – она с трудом глотнула воздух и посмотрела на свои дрожащие ладони, чувствуя, что в любую секунду может разрыдаться. – Но я не могу без него… Понимаешь? Я не могу без него спать, не могу есть, не могу дышать, я будто умираю с каждым днем, и все во мне меняется, от бешеной ненависти к себе до полного безразличия, и… – она опустила глаза и обхватила себя руками. – И мне не важно, простит он меня или нет. Если я не буду с ним, значит, не буду ни с кем. Мне… ужасно… жаль… – шепотом выдохнула она, наконец, посмотрев в его глаза и ощущая первые слезы на своих щеках, понимая, какую боль причиняет ему, понимая, что ему теперь придется переживать, пытаясь жить дальше после того, как он снова потерял ее, пытаясь найти смысл в чем-то другом, а может, в ком-то другом… Но Лив и сама понимала, что никто никогда не может сравниться с тем, кого ты действительно любишь, никто никогда не заменит волшебство прикосновения к тому, чье сердце бьется в унисон с твоим, к тому, о котором ты думаешь каждую секунду, каждый миг на этой земле, который делает тебя и твое существование особенным… Счастливым. Она видела все это сейчас, в его глазах, наполняющихся болью с каждой секундой понимания того, что произошло, будто уносящихся от нее в мир своего страдания, но, по-мужски, не желающих показать свою разбитость, свою подавленность и безрассудное отчаяние, а вместо этого, героически стойко продолжающих сдержанно смотреть на нее, после чего он кивнул и тихо, с огромной горечью произнес:

– Я знал это, белоснежка. Знал еще в прошлый раз. И… – он тяжело вздохнул, но нашел в себе силы продолжить. – И я уважаю твой выбор. – он подавленно отвернулся к окну, пытаясь перенести внутри себя повторный отказ любимой женщины, той, что изменила все внутри него и все его представления о жизни и людях, которые он имел до встречи с ней.

Лив тяжело выдохнула и, вытирая слезы ладонями, посмотрела на Аврору, в глазах которой веселилось не просто бешеное ликование, а еле сдерживаемый крик восторга и радости. Будь ее воля, подумалось Оливии, она бы станцевала кадриль прямо на этом, залитом кровью колумбийских наркодельцов, полу. Ее взгляд немного остудил разгоряченные нервы Лив, и та, усмехнувшись, жестко проговорила:

– Теперь ты, надоедливая цапля. – ею завладело возмущение. – Ты же любишь Макса! Какого черта тогда ты лезешь к этому индюку с мордой Терминатора?!? – вскричала она, указав на Джонни, который вдруг почти совсем, как раньше, тепло ухмыльнулся. – Ты думаешь, что сможешь заставить его ревновать тебя? Так сперва ты должна хотя бы нравиться ему, брюнетка! Стань уже нормальной девчонкой, в конце концов! Я же тебе говорила, что пока ты будешь играть популярную у всяких падких на тонкие, костлявые мощи тигров, дикую кошку, он ни разу не посмотрит на тебя! Снимай уже маски, дурында, и становись самой собой! И кстати, – подумав, вдруг вспомнила Лив, глядя на недовольно вспыхнувшую, хмурую Аврору, – что ты делала в его машине в ту ночь, когда мы поссорились?? Если ты утешала его привычным для себя способом…

Аврора насмешливо расхохоталась, а Джонни вдруг спокойно заявил:

– Успокойся, Лив, ничего не было. Я подвез ее до бара, после чего поехал по своим делам, вот и все.

Лив резко обернулась к нему, пылая яростью и жаждой исколотить его прямо здесь и сейчас, чтобы этот пес-барбос умолял ее остановиться со слезами на глазах… Она не замечала, что он совсем иначе смотрит на нее, внимательно, проницательно, с нежностью и жадностью изучая ее лицо и слушая с невероятным восторгом каждое ее слово… Не видела огонь зеленых глаз, ласково и с глубокой болью, запрятанной под спокойствие и безразличие, под уверенность и мужество, оглядывающих ее всю целиком, неотрывно, жадно, с ужасной тоской…

Ах, как она злилась на него!!! Просто бешеный вихрь в ее голове, огненный котел с кипящей яростью, проливной дождь зла и боли… Убила бы, убила бы прямо здесь за то, что любила, за то, что не верил, за то, что не приходил в больницу, за ослиное, тупое упрямство!!!

– Ну и, наконец, ты, тапир безмозглый… – прошипела Лив, подлетев к Джонни и, сияя огнем разрушительного гнева, ткнула его пальцем в грудь. – Если твоему скудному, треугольному, потерянному в пустоте черепной коробки, умишку не дано понять, как сильно я люблю тебя, то тебе надлежит навсегда убрать свою самодовольную, Казанова-образную, отвратительную улыбку и пойти в задницу, потому что я чертовски устала доказывать тебе, что и тогда, и сейчас, я выбрала и всегда выбираю тупого прилипалу со сквозняком в голове и болтающимся на веревочке крошечным шариком, именуемым головным мозгом, вместо потрясающего, мужественного, красивого и сильного мужчины, который, правда, тоже умеет изрядно потрепать нервы и как следует взбесить… – она бросила беглый взгляд на Макса и снова обрушилась волной безумия на Джонни, который, мягко говоря, был в веселом изумлении. – Я вечно спасаю тебя, думаю о тебе, рискую своей жизнью ради твоего дыхания и готова на все, даже на унизительную беготню к твоему дому и выслушивание лестных комментариев твоей мамочки в мой адрес… Но ты не поверишь, дубина, как я чертовски устала от боли, ну просто сил моих больше нет! Особенно после того, как я попыталась сделать хоть что-то в этой жизни, ради чего могла назвать свое теперешнее существование не бессмысленным, но не смогла сделать ничего для этого человека, для которого могла стать чем-то новым, изменить его жизнь, да и мою, к лучшему, доказать ему правильность собственной веры в любовь и семью… Он не поверил мне, да и я, признаюсь, сама не очень-то теперь верю во все эти красивые слова, а посему, и ты, Джонни, катись к дьяволу и забудь дорогу в мою квартиру, потому что на этом моя беготня и бессмысленные телодвижения, направленные на хоть малейшее исправление ситуации, закончились!!! Больше не могу, не могу! Черта с два, придурок!!! И, между прочим, – гневно добавила она, испепеляя мужа грозовым, но от этого, не менее уставшим, взглядом, – ты тоже целовал меня, когда я встречалась с Максом, так что вы квиты!

Лив перевела дух, оставшись довольной своей речью, а Макс резко развернулся и уставился на Джонни ошарашенным и возмущенным взглядом, говорившим только о том, что когда его голова закончит обрабатывать полученную информацию, тело двинется на бывшего друга и убьет его одним точным ударом в висок.

– Что??? Что она сказала?!? Ты… ты целовал ее, когда мы были вместе?!? Целовал мою женщину?!? Поверить не могу!.. – прогрохотал он, медленно, грозно двинувшись на Джонни и излучая сумасшедшую злость.

В глазах ни на йоту не испугавшегося Джонни мелькнуло чувство вины, скрывшись за широкую спину игривого огонька, и он примирительно поднял руки, расслабленно глядя на того, кто хотел самым эффектным образом приложить свой кулак к одному из двух сияющих зеленых глаз: