Джонни слегка хмурился, внимательно и обеспокоенно вглядываясь в ее лицо, и она видела даже движение его длинных, темных ресниц, даже милые крапинки на радужной оболочке зеленых глаз, когда эти глаза медленно и пронзительно впивались в ее лицо, облачную дымку густых, светлых волос, шею и плечи, спускаясь по руке до запястья и поднимаясь обратно к плечу.
Как же ей было приятно просто чувствовать его присутствие, его энергетику, хоть и не такую, как раньше, да какая разница? Главное, вот он, здесь, рядом с ней, смотрит… Вот же чертов индюк!!! Ударить, ударить, избить диванной подушкой, выплеснуть боль и гнев, чтобы он знал, чтобы понял, наконец, что она не может без него, как телега без колеса…
– Опять ты нарисовалась, каракуля? – гневно прошипела Лив, разминая вялым движением затекшие от сидения в одной позе ноги. – Я же тебе два раза уже сказала, мне что, с трибуны прокричать, чтобы ты по…
– Да, да, я на память не жалуюсь, Оливка. – тихо и раздраженно отмахнулся он и снова с нажимом сказал:
– Поехали. Я отвезу тебя домой.
Лив фыркнула, покосившись на отца, Брайана и какого-то седого мужичка в сером костюме, у которого борода заканчивалась где-то на уровне груди. Они притихли, все втроем с недоумением уставившись на Лив с Джонни, и, видимо, очень хотели посмотреть развязку. Девушка торопливо махнула им, поморщив нос:
– Мы вам мешаем? Извините, продолжайте свои треньканья… В смысле, переговоры, так правильнее, папаша? – и, отвернувшись от них, она снова в гневе уставилась на Джонни, который нетерпеливо постукивал кроссовком, ожидая, когда она соизволит встать и пойти с ним, но теперь уже ее захлестнула волна сопротивления, и Лив, сложив руки на груди, шепотом ядовито проговорила:
– Мне не нужен личный водитель, дубина, особенно такой, как ты! Сама доеду, без глупых бесплатных приложений!!! Тем более, у меня уже есть охрана.
Джонни пожал плечами.
– Если ты о Марти с Эдди, то их здесь нет, я отпустил их домой, а насчет твоей самостоятельности… – Джонни ухмыльнулся и поднял с пола почти пустую бутылку вина, вопросительно посмотрев на девушку. – Остальная часть в твоем желудке, если я не ошибаюсь?
Лив разозленно выхватила у него бутылку и гневно потрясла ею в воздухе около его лица:
– Не лезь ко мне, Джонни, отстань, сгинь, уйди, испарись, катись колбасой, проваливай, отчаливай, мотай, изыди, сделай радугу и плыви как можно дальше от меня!!! Никуда я с тобой не поеду, дырка ты от бублика, так что…
Терпение Джонни, кажется, помахало ему ручкой. Он легко подскочил на ноги и, схватив Лив за запястья, поднял ее на ноги, устроив ей вихрь изображений перед глазами и новый тайфун злости, и, крепко схватив за руку, с силой потащил упирающуюся девушку к двери, тихо и яростно прошептав:
– Поедешь и прекрати ругаться, тебе это не поможет!
– Нет, ни за что, ни за что…
– Все, это не обсуждается!
– Нет, нет, нет, нет!..
Под удивленные взгляды отца, Брайана и бородатого дедка, Джонни все же удалось, не прилагая слишком больших усилий, вытащить буксующую девушку из кабинета, даже махнув им на прощание рукой.
Кипящая в лаве противоречивых чувств Лив, назло своему муженьку, который довольно отстраненно и задумчиво притащил ее к своему «Линкольну Навигатору», уселась на заднее сиденье, подальше от него, и, гордо отвернувшись, уставилась в окно.
Джонни лишь ухмыльнулся над этой ее выходкой и невозмутимо прыгнул за руль, направив автомобиль в сторону Нью-Йорка.
Пылая в собственном костре обиды и гнева, Лив целых пятнадцать минут смотрела только в окно, но непреодолимое притяжение выкручивало ее наизнанку, поглощая в нестерпимом, жадном желании посмотреть на него…
И она не выдержала.
Впервые за все эти долгие, мучительные дни, недели, а казалось, целые века и тысячелетия, они были вдвоем, окруженные мягким светом приборной панели автомобиля и бескрайним, темнеющим миром вокруг, пожиравшим с помощью надвигающейся ночи высоковольтные столбы, деревья, прохожих и дорогу вдали.
Лив могла видеть его глаза, сосредоточенно смотрящие на трассу, задумчивые, но светящиеся каким-то внутренним, мощным светом… Она видела их через зеркало заднего вида.
Она видела и его сильную руку, лежащую на кожаном руле «Навигатора», сильное плечо, на котором так любила засыпать и… ей так отчаянно, до боли в руках, вдруг захотелось коснуться его запястья… легко, нежно, хоть на секундочку, чтобы почувствовать силу его мышц, его горячую кровь, увидеть свою маленькую ладошку на его широком, мужском плече… Увидеть его реакцию на ее прикосновение…
Лив вдруг заметила, что больно прикусывает губу, почти до крови разрывая ее своими зубками, лишь бы заглушить страдание внутри себя и тоску, тоску, тоску… Она заставила себя сделать вдох и выдох, и повернула практически не слушающуюся ее шею, снова пусто и подавленно уставившись в окно.
Джонни не знал, что она смотрела на него, а если и знал, то не показал виду, оставаясь отстраненным и серьезным. Они не проронили ни слова по дороге в Даун-Таун, ни слова, пока поднимались в квартиру, и Лив, входя в свой любимый, но ставший для нее таким болезненным букетом воспоминаний, дом, не ощутила на себе его взгляда… Ну абсолютно никакого…
Войдя в квартиру, Лив устало вздохнула и, пребывая в собственном, замкнувшимся в спираль, раздрае, скинула куртку и прошла в свою комнату.
Она не знала, что делал Джонни, но, пребывая у себя в спальне, стянув сапоги и устало сев на такую большую и такую гнетущую холодом и пустотой кровать, Лив не замечала, как ее слух болезненно напрягался, впиваясь туда, в гостиную, за стены, пытаясь услышать, что он делает…
Какой-то странный звук… Оливии почудилось, будто хлопнула входная дверь… Ее сердце бешено провалилось куда-то глубоко, а дыхание остановилось… Она открыла рот, пытаясь вдохнуть, но не могла, ее уши не слышали больше его движений, только пустота, только тишина…
Мозг закричал так громко, что ее голова тут же заболела, а перед глазами поплыла пелена…
Нет, нет!!! Он ушел! Он ушел!!! Ушел!!!
Паника, Лив задыхалась, из глаз брызнули слезы, и она неуклюже подскочила с кровати, на негнущихся ногах выбежав из комнаты… Нет, нет, он не мог ее оставить, он не должен был уйти, все, что угодно, только не эта смертельная пустота… В гостиной никого… Она догонит, догонит его и скажет ему, скажет, как сильно любит, он поверит ей на этот раз, поверит и останется, она сделает все для этого!!
Ноги еле-еле шевелились, какая же она медленная, да еще этот туман перед глазами, хоть бы он не мешал ей сейчас!
Лив пробежала в коридор, судорожно бросившись к ящику с обувью и вытащив какие-то туфли, спешно, дрожа всем телом, принялась всовывать в них ноги, пытаясь на ходу сообразить, что она будет делать, если он уедет на машине… Ее-то «Кадиллак» остался на лужайке перед домом отца…
Шорох из кухни заставил ее замереть, а сердце – пропустить парочку ударов. Лив на секунду замерла в коридоре, не двигая ни единой мышцей и до боли прислушиваясь, моля Бога, чтобы ей не показалось…
Нет, шорох повторился, и сердце, сердце включило бешеный режим, долбя по груди, по голове, даже в кончиках пальцев… Дрожа всем телом, Лив понеслась на кухню и в дверях столкнулась с Джонни, врезавшись в него на полном ходу…
Вздох облегчения. Он здесь. Он здесь. Он здесь.
Она взглянула в его недоуменные зеленые глаза, и слезы рванули лавиной по ее щекам, она со всей силы врезала своими маленькими кулачками по его груди и, отпихнув от себя, закричала, сорвавшись в облегчении и ярости:
– Джонни, черт бы тебя побрал, дубина!!! Я думала, ты ушел!!! Я… я… – она задохнулась в бесконечном гневе, а Джонни вдруг тепло улыбнулся…
Его зеленые глаза загорелись игривой, притягательной искоркой, а замерзшее тело Лив будто ощутило тот самый пузырь тепла, тепла и защищенности, согревавший ее душу, заставляющий ее стремительно терять силы перед ним…
А эти чертовы ямочки на щеках?!? Как давно она их не видела…
– И что? – с веселым любопытством спросил Джонни. – Ты собиралась бежать за мной… на, черт знает, скольки-сантиметровых каблуках?? – его притягательный взгляд упал на ее туфли, а Лив хотелось и смеяться, и плакать, и кое-кого убить одновременно.
Она медленно скинула с дрожащих ног сначала одну, затем – вторую туфлю, и, наклонившись, взяла их в руки, тяжело дыша. Джонни внимательно наблюдал за ней, глядя своими зелеными, озаренными беспокойством, глазами, и тут ее прорвало.
– Бежать за тобой??? – закричала она в безумном бешенстве и швырнула в него одну туфлю. – Да зачем ты мне нужен, идиот проклятый?!?
Джонни с хохотом увернулся от летящего снаряда с тонкой, опасной для жизни, шпилькой и спрятался за стол.
– Оливка, стой, прекрати!!! – воскликнул он, видя, что вторая туфля уже у девушки за головой. – Перестань сейчас же! Ты же меня убьешь!
– Убью!! Убью!! – дико закричала Оливия, заливаясь слезами и швырнув в него вторую туфлю, от которой Джонни тоже ловко увернулся. – Ненавижу!!! Как же я от тебя устала, придурок, кто бы знал?!? Бежать за тобой??? – она дико расхохоталась. – Да никогда, никогда, даже не надейся, никогда!!!
Новый поток слез, и ее руки задрожали… Она подняла на него глаза… Он огненно всматривался в ее лицо. Нет. Нет, не может быть… Она ощущала его, снова чувствовала его энергию… И… он сделал к ней… шаг…
Сорвавшись с места, они подлетели друг к другу, встретившись губами… Как же долго она ждала этого… его поцелуя… Лив заливалась слезами, умирая от внутреннего взрыва и бешеных прыжков ее сердца, вцепившись до боли в пальцах в его толстовку, сжав кулаки так, что костяшки побелели… Он прижимал ее к себе, неистово, жадно, со всей, испытанной им тоской и болью, отчаянием и разочарованием, сомнениями и тревогами целуя ее, его рука нежно и горячо ласкала ее шею, впиваясь в волосы и потягивая их, заставляя Лив задыхаться от страсти… Она не могла насладиться вкусом этих родных губ, яростно и жадно ласкающих ее губы, с болью и любовью, сокрушающей изнутри… Горячее, горячее становится его тело, какая обжигающая рука на пояснице, как огненно обволакивает его бешеная энергетика, заставляя ее терять контроль все больше с каждой минутой…