Лицевая-изнаночная

Нина давно не чувствовала себя так хорошо, как будто вернулась на 10 лет назад. Тогда было ее самое счастливое время: сын Андрей уже вырос и жил отдельно, они с Игорем были свободны, уверенны в себе, здоровы, их брак очистился от ненужных эмоций: ревности, борьбы самолюбий. Наступило прекрасное время, которое резко оборвалось вместе со смертью мужа.

Она чуть заметно вздохнула, легкое облако печали чуть накрыло ее, но быстро отпустило. Нина опять улыбалась.

– Красное вино как раз к моей итальянской запеканке, пусть это и громко звучит, но это макароны в белом соусе запечённые под сыром. Я туда и твою колбасу покрошила.

– Интригующе и аппетитно, – Борис с хлопком вынул пробку из бутылки.

Нина смотрела, как он уплетает запеканку. Борис ел агрессивно, но не отталкивающе, жевал макароны, словно кусок мяса. Ей даже показалось, что вот-вот и он зарычит. И только когда тарелка опустела, он, блаженно откинулся к стене:

– Как вкусно! Давно я так не ел! Ну а теперь давай нормально знакомиться. Я ведь совсем ничего о тебе не знаю, расскажи, пожалуйста.

Он смотрел на нее с интересом, участием и так внимательно, что под таким взглядом было просто невозможно отмолчаться или отделаться дежурными фразами.

Теперь Борис сидел с ровной спиной, положив руки на стол прямо напротив Нины.

– Ну, я вдова уже как пять лет, – первое, что пришло в голову, сказала Нина.

«Странное чувство, я же не на допросе», – тут же подумала она и вспомнила свое недавнее решение быть сильной, свободной и независимой: «Даром что ли я джинсы покупала!»

– А я вот кое-что знаю про тебя. Удивлен? – Нина улыбнулась, решив перехватить инициативу. – Знаю, что у тебя взрослая дочь, что ты вдовец, и что ходил гулять в парк каждый вечер к пяти.

Борис искренне удивился, его брови поползли вверх:

– Ты даешь! Следила за мной?

– А вот и нет, но можешь сказать спасибо своей дочке за то, что я сегодня пришла в парк.

Борис приподнял руки, словно сдавался:

– Ты меня уложила на лопатки! Теперь уж точно не отстану, пока всё не расскажешь.

Эта искренность, а еще гордость за себя, что смогла побороть привычку идти на поводу у более сильного собеседника, расслабила Нину, и ей действительно захотелось рассказать о себе. И ее словно прорвало, она говорила и говорила: о своем умершем муже, о сестре и ее попытках сосватать Нину за портового механика Семёныча, о ревности сына. Остановилась только после того, как рассказала ему о подслушанном разговоре дочери Бориса с подругой.

Нина взяла бокал и залпом его осушила, у нее пересохло в горле от эмоций.

– А теперь давай ты рассказывай, – она поправила выбившуюся прядь волос, но та опять выпала и Нина дунула, чтобы убрать ее от лица.

Борис поднял вслед за ней бокал, салютуя им, и тоже отхлебнул. А потом начал:

– Я и правда, вдовец. С женой прожили душа в душу не один десяток лет, а потом у нее обнаружили рак. Бедняжка мучилась пару лет, а потом ушла от нас. Так я и остался один, у наших двух дочек своя жизнь – семья, дети; у меня – своя. До недавнего времени думал, что никто не сможет заменить мне моей Оленьки. Да и привык один, тут главное дисциплина, чтобы не было соблазна на диване валяться.

– Ты военный? – не удержалась Нина.

– Да, в отставке, уже на пенсии. Как ты догадалась?

– Ты сказал про дисциплину, я видела, как ты в парке себя повел, а в комнате у тебя фото с автоматом.

– Ты умная, – улыбнулся Борис и продолжил:

– Мы с Олей были как один организм, иногда договаривали друг за другом одну фразу, или одновременно брали трубки, чтобы созвониться. Когда Оля заболела, я все надеялся, что она сильная, что выкарабкается, но не повезло, – Борис вдруг замолчал, уставившись в одну точку на столе.

Нина не знала, как себя повести, ситуацию спас Бастел. Он подошел к хозяину, положил морду ему на колени и застучал хвостом по полу.

Борис положил руку на холку псу, и накатившая печаль, отступила. Вдовец улыбнулся собаке, а потом и Нине.

– Не обращай внимания, у меня бывает, – оправдываясь, сказал он.

– У меня тоже бывает, – ответила Нина. – Очень хорошо тебя понимаю. Я каждый день вот уже пять лет общаюсь с портретом мужа, так легче: расскажешь ему свой день, вроде как даже услышишь его мысли по этому поводу. А еще я все время вяжу, так проще успокаиваться.

– Знаешь, а я ведь Бастела завел после смерти жены, он мне помог: есть с кем общаться, за кем ухаживать, с кем гулять и ради кого вставать каждое утро, вытаскивать себя на улицу, заходить в магазины за продуктами. Но когда прошло несколько лет, мне стало гораздо лучше, а теперь меня почти отпустило, – Борис все это время гладил Бастела, который преданно смотрел ему в глаза.

– У меня прошло пять лет и только сейчас горе превратилось в светлую грусть, – сказала Нина, автоматически проводя пальцем по ободку винного бокала и не поднимая глаз.

– Как ты красиво и точно сказала, – задумчиво произнес Борис. – Когда я увидел тебя в тот день в парке, ты куда-то торопилась, но зачем-то села на скамейку. Мне показалось это так странно и забавно.

– А я ведь торопилась к сестре на смотрины, она тогда с Семёнычем меня знакомила. Поэтому мне было и любопытно, и страшно одновременно, – Нина заулыбалась, вспоминая свое состояние.

Тут она глянула на Бориса. Сейчас его лицо было распухшим, но именно это обстоятельство сделало хозяина квартиры привлекательнее, он казался смелым, сильным и одновременно таким беззащитным, после того, как нежно назвал свою жену Оленькой и рассказал про Бастела. Нина с удивлением обнаружила, как ее кольнуло давно забытое чувственное ощущение, которое просыпается рядом с мужчиной. Она смутилась, поэтому засобиралась домой:

– Что-то я совсем у тебя засиделась, надо идти, время одиннадцатый час.

– Никуда я тебя не отпущу в ночь, в этом парке полно отморозков. Да и мне помощь не помешает, я же все-таки раненый, – Борис улыбнулся, и его одутловатые щеки поползли вверх, совсем закрыв щелки глаз. Он слегка подтолкнул Бастела, и пес послушно пошел в коридор на свою подстилку.

– Это неудобно, – неуверенно ответила Нина.

– Это нормально, – твердо проговорил Борис.

Нина попыталась убрать от лица непослушную прядь и встать, Борис мягко положил ей руку на плечо, останавливая. Она и не заметила, как он оказался рядом, а не через стол.

– Сегодня очень странный день, у меня такого никогда не было, – эти слова она уже шептала куда-то в щеку Бориса, который притянул ее к себе.

– У меня тоже, – признался он в ответ.

В этот вечер она не ушла домой, на работе была не ее смена, поэтому утро Нина встретила у Бориса.

Спальня, в которую она постеснялась зайти вечером, была залита солнечным светом. Солдатского одеяла там, конечно, не было, но, как и предполагала Нина, комната оказалась очень аскетичной. Лишь на прикроватной тумбочке стояла прозрачная хрустальная конфетница, в которой лежали какие-то чеки и квитанции, а напротив кровати висели часы. Сейчас они показывали шесть утра.

Она открыла глаза и осталась лежать неподвижно, нужно было собраться с мыслями. Бориса рядом не было.

«Ну и что? Я уже взрослая женщина, ничего такого я не сделала, многие сто раз оставались ночевать у мужчины в первое же свидание», – Нина как будто уговаривала внутреннего учителя, который предъявлял ей самые высокие моральные требования.

Она спустила ноги с кровати, нашла свою белую футболку и джинсы, которые аккуратно висели на стуле рядом с кроватью, она точно помнила, что не развешивала их. В квартире никого не было, видимо, Борис ушел гулять с собакой.

Обнаружив это, Нина выдохнула и спокойно заглянула в туалет и в ванную, привела себя в порядок. В зеркале она увидела довольно привлекательную, но взлохмаченную женщину. Она нашла в своей сумке расческу. Совладать с густыми волосами было сложно, Нина кое как сумела их собрать.

«А кожа-то стала более гладкой», – с удивлением заметила она, глядя на себя. Исчезли круги под глазами, а вместе с ним и усталость во взгляде. Нина аккуратно потрогала свои веки кончиками пальцев и весело пожала плечами.

Ей хотелось домой. Вечер и ночь она провела прекрасно, Борис оказался приятным мужчиной, но Нина все равно чувствовала себя не в своей тарелке.