Кот в коробке

– I did’t know…, – продолжал держать марку Вайлд.

– …что Яна захочет утром пожрать как все нормальные люди, да? – продолжила за него Яна, – Короче, свободен. Она не сводила с него глаз, пока он не скрылся за дверью. Тут же вошла Нина, неся поднос с завтраком. Принялась расставлять на столе все то, что Яна обычно с трудом заставляла себя есть по утрам: стакан свежевыжатого сока, пару тостов, яйцо всмятку, кофейник, таблетка на крохотной тарелочке.

– Это все? – взглянув на стол, спросила Яна. Нина взглянула на нее с удивлением.

– То-то еще, Яна Николаевна? Я думала, как обычно…

– Да. Что-то еще. Попроси Эдика пожарить яичницу из двух, нет, из трех яиц. С беконом. Масло. Джем. Сэндвич с тунцом. Салат. И побыстрее, – Нина открыла и закрыла рот, зависла на пару секунд и, наконец, направилась к двери, борясь, видимо, с желанием обернуться и еще раз внимательно зыркнуть на хозяйку. «Так-то, – думала Яна, – И доложить-то, сука, нечего. Ну аппетит у безумной Яны разыгрался, и что? Инкриминировать-то нечего, а хотелось бы тебе, Ниночка-дряниночка», – Яна улыбнулась ей вслед и перевела взгляд на окна. Только бы не подкачала погода. Что бы там не придумал Антон, но бежать придется явно по лесам и горам. А сезон дождей был в разгаре. Лило почти каждый день. И штормило. Но ладно, нет смысла думать за него. План должен быть идеальным, как и все, что делал Тося. Нужно следовать ему по пунктам. Вот сейчас, например, надо как следует позавтракать и сделать вид, что выпила таблетку.

Яна налила себе кофеи выпила почти залпом. Налила еще. Через несколько минут вошла Нина, с видимым усилием неся поднос, плотно заставленный тарелками. В дверном проеме маячил Вайлд с удлинившейся черепашьей шеей. Нина начала расставлять на столе еду, не дожидаясь, пока она это доделает, Яна придвинула к себе тарелку с яичницей.

– Спасибо, Нина.

– Не забудьте про лекарство, – Нина взглядом указала на таблетку в блюдечке.

– Конечно, – весело улыбнулась Яна, – Можешь прямо сейчас позвонить и доложить, что я это сделала.

– Да, но Олег Михайлович настаивает, чтобы Вы сначала…

– Ниночка, – с деланным беспокойством спросила Яна, – А у тебя никогда не было чувства юмора? Или ты его утратила в результате общения с моим мужем? – Нина поджала губы и сделала было движение, чтобы уйти, но сдержалась, – И еще: почему каждое предложение ты начинаешь с «Да, но»?

– Я не начинаю…

– Свободна, Нин, – Яна кивнула в сторону двери и взяла в руки вилку с ножом.

Через пятнадцать минут, сунув таблетку за щеку, Яна вернулась в свою комнату. Выплюнула таблетку в руку, сделав вид, что закашлялась. Прошла в гардеробную. Так, что там по плану? Собрать вещи. Ни в коем случае не за один раз, Игорь или кто-нибудь из команды видеонаблюдения, могут заметить, что она куда-то собирается. Поэтому Яна якобы в задумчивости остановилась в середине комнаты, потом решительно подошла к стеллажу со спортивной одеждой и, встав спиной к камере, стянула с полки две пары спортивных брюк и темно-серую толстовку. Долго их рассматривала, словно решая, что выбрать. Потом сняла с полки черную кепку с козырьком и небольшой рюкзачок со множеством отделений для всякой мелочевки, с которым она обычно гуляла с…с Тузом. Яна молниеносно отогнала от себя воспоминание о любимом псе, исчезновение которого стало последней каплей, переполнившей чашу ее тоски.

Так, все идет хорошо, думала Яна, одеваясь для пробежки. Она одела две толстовки, одну поверх другой, уверенная, что это не привлечет внимания, вторые штаны, небрежно скомкав, бросила в рюкзак. Так. Трос уже в дупле. Зажигалку и фонарик придется купить, у охраны ничего незаметно стащить не получится. Нож взять на кухне, мусорные пакеты и черный перец (зачем?!) там же. Надо придумать, как это сделать. Теперь аптечка. Яна прошла в ванную, стараясь двигаться как можно медленнее, она же якобы под препаратом, нельзя метаться, как хотелось бы. Закрыв за собой дверь, Яна открыла зеркальный ящик в дальнем углу огромной, закатанной в золотистый мрамор, ванной комнаты. Из коробочки с пластырями достала несколько пластинок, нашла упаковку бинта, пачку кетанова. Сунула в карман. Если что – скажет, что вчера натерла ноги новыми кроссовками, а таблетки авось не заметят. Присев на стул, Яна разулась и для пущей достоверности наклеила пластырь на пятку. Вот так. Надо быть внимательной к деталям. Так говорил Антон. Прихватив с собой рюкзак, Яна спустилась вниз. Теперь на кухню за ножом. В холле Яна наткнулась на Нину. Та явно нарочно поджидала ее.

– Прошу прошения, Яна Николаевна, Вы на пробежку?

– Нет, на заседание Совбеза ООН, а что? – Яна сделала попытку пройти мимо, не сбавляя темпа.

– Хотела уточнить Ваше расписание. Олег Михайлович велел пригласить к Вас стилиста сегодня к вечеру. Для приема в Лондоне. Кого пожелаете: Фрау Рогге или мисс Уотс? И время надо уточнить.

«К вечеру. Черт», – подумала Яна.

– Давай немку, что может быть пошлее, – сказала она, – к трем. Не позже.

– Как скажете, Яна Николаевна. Вам водитель сегодня понадобится? А то я хотела его в город отослать за рыбой.

– Не понадобится. Отсылай. Хотя… – она остановилась и подумала: «Зажигалка. Шоколад. Фонарик», – Я, пожалуй, тоже прокачусь. Скажи, пусть будет готов через час. И принеси мне бутылку холодной воды, – Нина уже развернулась, чтобы пойти, – Хотя нет, сама возьму, – сказала Яна и, ловко обогнув ее, направилась на кухню. Ясно, что у Нины не хватило наглости идти за ней, на что и был расчет. В огромной белоснежном помещении с черным мраморным островом посередине, над которым мерно урчала вытяжка, хозяйничала кухарка Даша. Повар ушел к себе до обеда, а Даша драила зеленой пастой огромный медный вок. Яна быстро прошла у нее за спиной, на ходу незаметно прихватив коробку спичек, со столешницы. Даша обернулась.

– Ой, Яна Николаевна, – улыбнулась она. Хорошая, в принципе, девчонка. Рыженькая, с пухлыми руками и простецким круглым лицом, она, пожалуй, одна из немногих среди персонала, подобранного Олегом, не участвовала в его грязных игрищах. Просто мыла посуду, чистила, резала и делала все, что от нее требовал повар. Вернее, настоящий шэф, вертлявый итальянец с сальными глазками.

– Привет, Дашуль, – улыбнулась Яна, направляясь к холодильнику и на ходу оценивая перспективу украсть нож. Перспектива была сомнительной. Магнит с ножами висел над островом прямо под перекрещивающимся взглядом двух камер. Плохо, не пойдет. Яна открыла холодильник, бегло взглянула. Перье на стенке не было. Очень кстати, – Даша, а принеси мне, пожалуйста маленькую бутылку Перье из кладовки, – обернулась Яна.

Даша, кивнув и вытерев руки полотенцем, поспешила за водой, а Яна, как бы скучая, прошлась вдоль острова, ведя пальцем по мрамору столешницы и прикидывая, как выйти из-под камер. Дойдя до нужного ящика, присела на минуту, вроде как завязывала шнурок, быстро приоткрыла его, достала рулон серых пакетов, вроде больших, сунула в карман. Нормально, не заметит. Их там полно. Встала как раз когда Даша вернулась с бутылкой воды.

– Спасибо, Дашуль, – улыбнулась ей Яна и вышла. В холле по-прежнему маячила Нина. Услышав Янины шаги, сделала вид, что драит огромное венецианское зеркало.

Яна забросила рюкзачок через плечо и, на ходу засунув бутылку в кармашек рюкзака, прошла через холл и вышла из дома.

Перейдя на легкий бег, Яна начала огибать дом справа, как обычно. У гаража никого видно не было, где-то вдалеке жужжала газонокосилка. Ветер налетал редкими, но резкими порывами. Небо было словно закатано асфальтом. Дождь будет. Причем надолго. Яна начала углубляться в лес по красной гравийной дорожке, петляющей между сосен и лиственниц. Пахло озоном и грибной сыростью. Если сильно ливанет, за ней, скорее всего, на гольфкаре поедет кто-нибудь из Игоревых людей с зонтом, спасать от дождя, согласно инструкции. Надо действовать быстрее. Яна прибавила темп. Взглянула на часы. Десять. Хорошо, время есть. Она обогнула по большой дуге «английскую поляну», гордость предыдущего владельца «Аutumn pine» и двинулась на восток, в сторону обрыва. Пробежав еще метров сто, свернула направо и по еле заметной тропе двинулась назад к поляне, к тому месту, где рос дуб. Вот он уже показался из-за деревьев. Яна точно знала, что с этого ракурса можно подойти к нему, оставаясь незамеченной для камер. Она стянула с плеч рюкзак и, протиснувшись через плотные заросли поросли граба, метнулась через поляну к дубу и прильнула к стволу. Вытянула руку и нащупала дупло. Если вдруг кто и смотрел в монитор прямо сейчас, то вряд ли заметил бы среди ветвей ее руку. Вот и трос, слава богу, на месте. Яна не могла точно сказать, какой он длины. Метров пять-шесть, наверное, есть. Но другого все равно не найти. Она дернула петлю, и моток упал почти к ее ногам. Яна пригнулась, подтащила его к себе и, стараясь не производить лишних движений, вернулась через кусты на тропу. Спрятала трос в рюкзак. Есть. Как могла быстро Яна вернулась на дорожку. Она бежала и думала, что впервые за последние месяцы, да что там? годы, ей легко. Не щемило сердце, не сжималось поминутно что-то в груди. Мысль о том, что надо жить дальше не вызывала отвращения, более того, жить хотелось. Хотя бы для того, чтобы узнать, что будет дальше, получит ли она ответы, будет ли прощена, простит ли себя, отомстит ли. Яна вдыхала влажный смолистый воздух, ощущая его вкус и вязкую прохладу. Она прибавила скорости, раскинула руки и неслась, подставив лицо кронам вековых кедров туда, где сквозь них уже наметился просвет. Обрыв.

Яна разогналась так, что ели затормозила у края пропасти. Постояла, уперев руки в колени, отдышалась. Здесь камер точно не было. Посмотрела налево, направо. Разрыв в ограждении был небольшим, метров сорок, но ровно на том месте, где склон обрывался вниз отвесной скалой. Чуть левее центра каким-то чудом зацепившись за крошечный уступ, росла единственная чахлая сосна, ниже метров на пять – горизонтальный «балкон», шириной метра три, потом – пропасть. На противоположном склоне ущелья лес был почему-то сильно реже, лиственниц вообще не было видно, а если подойти к самому краю и посмотреть налево, было видно океан. Сегодня он был черным и на горизонте почти сливался с влажным тяжелым небом. Порыв ветра бросил ей в лицо щепотку мягких пихтовых иголок, со стороны Антлантики пахнуло солью, и в эту секунду Яна почувствовала себя совершенно счастливой. Закрыв глаза, стремительно наполняющиеся слезами, она сказала себе: " Не раскачивайся, никаких эмоций. Просто делай». И, открыв глаза, она была уже собрана и спокойна. Огляделась в поисках места, куда можно было бы припрятать вещи. Яна прошлась вдоль обрыва и в том месте, где начинался забор, увидела пару валунов, изрядно заросших ежевикой. Отлично. Она вытащила из рюкзака брюки, кепку, трос, таблетки, из кармана – рулон мусорных пакетов. Оторвала один, сложила в него все, включая спички, сняла обе толстовки, нижнюю тоже убрала в пакет, аккуратно свернула его, засунула в щель между камней, обмотав руку футболкой, старательно распушила ветки. Ничего не заметно. Быстро оделась. Прошла еще немного вглубь леса. Найдя проплешину, заросшую низким кизильником, Яна принялась ломать ветки, пока не собрала небольшой стожок. Объяснить это будет сложно, но вряд ли прямо сегодня кто-то его найдет. Зачем он нужен, Яна не имела ни малейшего понятия. Но Тося все объяснит. Потом. А сейчас пора уходить. Яна отряхнула с колен пихтовые иглы и листья кизильника, выпрямилась, еще раз бросила взгляд на противоположный склон ущелья и, закинув рюкзак за плечи, побежала назад к дому. Взглянула на часы. Все по графику, уложилась в сорок минут.

8

Кончилось лето. Яна поняла это, когда по дороге от метро почувствовала запах прелых тополиных листьев и рябины, их гонял по бульвару ветер, и в воздухе пахло осенней грозой. Дома допоздна она оставалась одна. Антон приезжал не раньше девяти, и с порога начинал рассказывать, как продвигаются дела. А дела действительно продвигались. Из подвала Тося с Мишаней перевезли лабораторию в бывший цех какого-то заброшенного завода, где усилиями Олега Михайловича был сделан шикарный ремонт, и краснокирпичное, почерневшее от времени здание внутри сияло белоснежно-стеклянной чистотой. Но главное, что Михалыч, как они теперь звали спонсора, закупил все необходимое оборудование, а выделенных им денег хватило для того, чтобы нанять с десяток сотрудников. В основном это были Тосины однокурсники, поэтому коллектив получился сработанный и веселый. Пару раз Тосю с Мишаней вызывали на Лубянку, где выспрашивали о сути их экспериментов, но Михалыч куда-то позвонил и заверил Тосю, что больше его дергать не будут, но отчеты сдавать придется ежемесячно, причем лично ему.

Постепенно Яна вникла во все тонкости Тосиной идеи, размах которой поражал и восхищал. Они часами обсуждали одним им понятные миры, бродили в них, держась за руки, сидя на кухне, гуляя по вечерним Крутицам, в метро, по телефону, при любой возможности. Тося уверял, что близок к прорыву, как никогда.

– Понимаешь, Ясная, есть еще какое-то неизвестное. Мы что-то не учитываем. Есть у меня подозрение, что, как ни странно, много зависит от места, в котором проводятся эксперимент. Этого, конечно, не может быть, не должно, но результаты немного рознятся. Так-то есть у меня идейка, что кое-то зависит от гравитационного поля Земли, точнее, от аномалий этого поля, надо бы проверить. Только тогда придется еще одну лабораторию построить, или эту перевезти? Я тут пару мест наметил. Одно в Замбии, только, боюсь, не получится…

– Ага, нас там сожру, – улыбнулась Яна.

– Фу, мадам, – Антон слегка толкнул ее плечом, – Какая Вы нетолерантная.

– Какая?

– Это слово для обозначения тех, кто подозревает бедных замбийцев в людоедстве.

– Ааа, вон оно что! А второе?

– Что?

– Место второе?

– Вот ты меня сбила, уже забыл, – теперь Яна толкнула его локтем, – А, вспомнил! Остров Ньюфаундленд.

– Я в детстве мечтала о собаке такой.

– А я хотел бы черную, гладкую, с огромными ушами, как у Понтия Пилата.

– А давай заведем собаку?

– Что-то ты меня с темы сбила, – Антон притянул ее к себе. Они бродили по Крутицкому подворью. Антону жутко нравилось это место, кусочек настоящей старой Москвы, чудом сохранившийся в безумном мегаполисе, и, опять же чудом, находившийся в пяти минутах от их дома на Пролетарке. Булыжные мостовые, деревянные домики в заросших садах,. Уже желтели, свешиваясь из-за заборов «золотые шары», падали яблоки, на лавочке грелся полосатый кот. О Москве напоминал только мерный гул машин где-то за рекой, и Яна знала, что именно здесь Антон чувствует себя как дома, в провинциальной тихой Ревде, где он вырос и где до сих пор, примерно в таком же доме, с резными наличниками на окнах и «золотыми шарами» и флоксами в палисаднике жила его мама. Яна знала, что он скучает, но времени повидаться с ней все никак не находилось. Более того, времени не находилось даже на выходные. Иногда, войдя в раж, Антон не замечал, что уже глубокая ночь, а он все еще в лаборатории. Яна не беспокоила его звонками, знала, что он приедет не раньше, чем следующим вечером, с темными кругами под глазами, осунувшийся и небритый. Но выходные все же выдавались, и Яна с Тосей всегда проводили их вместе, только вдвоем, гуляя так, как сейчас – рука об руку по Крутицам.

– Собаку? – Антон вздохнул, – Боюсь, жизнь у нее будет собачья. Меня целыми днями нет дома, ты тоже на работе. Она будет скучать и выть, и соседи нас выселят.

– Ладно, не будем мучить соседей. Но потом как-нибудь обязательно заведем. Я очень хочу собаку.

– А что еще?

– Чтобы у тебя? все получилось.

– Ну, все -не все, это ж бесконечный процесс, его еще наши правнуки будут дорабатывать.