Кот в коробке

– Но кот-то гипотетический.

– Все равно жалко.

– Но ты же помнишь, в чем фишка истории с котом?

– В том, что его отравили газом.

– Нет! Это для затравки. Я тебе напомню: кота, помещают в коробку вместе со стеклянной капсулой с ядовитым газом. В качестве запала в капсулу вставлен прибор, в котором происходит радиоактивный распад атома, например, плутония. Из-за квантовой неопределённости запал может сработать и расколоть ядовитую капсулу, а может и нет, вероятность того и другого – пятьдесят процентов. И мы не знаем, жив кот или нет. До тех пор, пока мы не откроем коробку, кот пребывает одновременно в состояниях и «живой», и «мёртвый». Согласно квантовой механике, так как она реально действует в микромире, это состояние можно описать как «живомёртвый», то есть жив и мёртв одновременно. То есть, если мы не можем открыть коробку и посмотреть, как себя чувствует кот, то для нас существуют оба варианта. Понимаешь? Именно наше сознание и есть единственный критерий этого знания. А если этот критерий исключить, то оба варианта сразу начинают существовать единовременно. Вот это, собственно, и есть суть квантовой механики. Вот знаешь, например, как устроен обычный компьютер? Двоичная система. Один или ноль. Да или нет. То есть, или да, или нет. А квантовый комп – совсем другое дело. И да и нет одновременно. То есть, всякая определенность исключается. А определенность – это и есть основной принцип существования человеческого сознания. Мозг так устроен, понимаешь? Или да, или нет. По-другому мы не можем. Но вот я думаю, ведь мозг – это просто орган. Он умирает вместе с телом. Но есть ведь… еще что-то! Есть… я не знаю… дуща? Какая-то энергетическая составляющая человека. И вот на эту составляющую точно распространяются принципы квантового мира. Это же не материя. Это нечто большее, совсем иного качества, понимаешь? То есть мы можем чем-то, только не смейся, чем-то понять, что и да и нет существуют одновременно. Мы можем засечь этот факт. Ян, вот ты улыбаешься, а так-то все, что я говорю реально существует. Прямо сейчас. Везде и всегда. Это невидимвя, тонкая часть вселенной, понимаешь? Для нас невидимая. Но так и есть, Яся. Я понимаю, в нормальной голове этот абсурд никак не укладывается. И, кстати, в качестве одного из возможных объяснений, Эверетт пришёл к неожиданно логичному выводу: а на самом-то деле котов в коробке может быть два. Ну, а если отрешится от кота, то это и называется квантовой неопределенностью. То есть, у каждой микрочастицы существует как минимум пара, то есть второй кот. А то и не пара, а великое множество. А это, понимаешь, означает что параллельные миры реально существуют. Эверетовские миры! И я собираюсь доказать это! И не только математически! У нас с Мишаней есть потрясающая идея. Мы хотим проверить, можно ли засечь спутанность не просто какой-либо частицы, а конкретного электромагнитного сигнала!

– Ого! Это значит…

– Это докажет, что параллельные миры реально существуют!

– Что значит «Не только математически»? А математически это уже доказано?

– Ну да! Ты помнишь, я тебе рассказывал про Гейзенберга? Гейзенберг при помощи матричной математики доказал, что каждый квант, то есть каждую элементарную частицу можно поместить как бы в матрицу его вероятностных нахождений, то есть он будет находится в ней одновременно везде, и в пространстве и во времени, понимаешь? Хотя и это не очень точно описывает ситуацию.

– Меня судьба кота очень беспокоит, – улыбнулась Яна, уже немного потерявшаяся а Тосиных квантовых дебрях, – Кот или два кота, или все эти коты живы? Или часть передохла?

– Понимаешь, Ясь, если бы нас не было в комнате или если бы мы вообще не знали об этом эксперименте, но знали кота лично, то кот был бы для нас жив?

– Ну… Нет?

– Вот именно! Получается, что только наше сознание связывает эту информацию, в этом-то и фишка. Об этом Вигнер писал.

– Стоп! – перебила Яна, – Вот эту фамилию я помню, папа рассказывал.

– Да! Твой отец разделял его концепцию того, что если обычное сознание выбирает один из Эвереттовских миров, то если это самое сознание специально натренировать, то оно может осознанно выбрать лучший из них! Нет, не лучший, а любой! Представляешь? Только как?

– Ну, я думаю, наука зря так разошлась с… религией что ли? Может, надо напрягать не только мозг.

– А что!

– А душу, – Антон смотрел как-то сквозь нее, – Я последнее время об этом много думал, особенно с тех пор, как мы вместе.

– Почему?

– Не знаю. Мне кажется, нас связывает нечто большее, чем всех, кого я знаю.

– Мы запутаны, как кванты, – Яна улыбнулась и взяла его за руку.

– Запутаны. В мертвый узел. Пойдем?

– Пойдем.

– Рассчитайте нас, пожалуйста, – крикнул Тося куда-то в темный угол кафешки.

В тот же вечер разговор об отце всплыл снова.

– На следующей неделе поедем знакомится с твоей мамой, а то это уже ни в какие ворота, – сказал Антон, присев рядом с ней на кровати. Он только что вышел из душа с полотенцем на бедрах, его мокрые волосы смешно ерошились и по груди с них стекали капли воды.

– Угу, обязательно. Ложись.

– Малыш, – ты мне толком ничего о ней не рассказывала, но я так понимаю, у тебя с ней какая-то напряженка? – он прилег рядом и смотрел на нее, подперев голову локтем, – Ты похожа на скандинавскую богиню, – он поправил светлую прядь волос, упавшую ей на глаза.

– «А давайте сменим тему», – голосом Донны Розы Дальвадорес ответила Яна и захихикала, – Ну как так у тебя в одном предложении и моя мама, и скандинавская богиня?

– Может, вы с ней похожи. Она такая же высокая? Блондинка? С такими же длиннючими ногами? Голубыми глазами? Колись! – он легонько ущипнул ее за бочок.

– Вообще все мимо, – Яна увернулась и ущипнула его в ответ, – На самом деле рост у нее метр шестьдесят пять, волосы темные были, сейчас, понятно, красит, глаза серые, характер скверный. Даже нет, не характер… Она всегда искренне всем недовольна. Кроме себя, разумеется. И знаешь, – Яна теснее прижалась к нему, – я побаиваюсь тебе все это рассказывать, ты же не подумаешь, что если я так критично отношусь к собственно матери, то со мной что-то не так? – она отловила его руку и обняла ее.

– Ясенька, бог с тобой. Ничто на свете не помешает мне любить тебя. Я всегда буду на твоей стороне, – он подгреб ее к себе поплотнее, – Давай, рассказывай.

– Только в двух словах, чисто для общего развития.

– Сокращение объема данных иной раз достигается за счет энтропийного кодирования, – скрипучим голосом профессора Иванова, – поучительно заметил Тося.

– Угу, – Яна примостилась поудобней, – тогда слушай. Мои родители встретились совершенно случайно, отец учился в МГУ на Физмате, а мама, ты не поверишь, в Пищевом. Вообще-то она говорит, что поступать туда не хотела, но дед настоял. Сейчас-то я понимаю, где ей надо было учиться. В театральном. Ну вот. Встретились они где-то в походе, тогда было еще модно. КСП всякие, костры, «Ты у меня одна»…

– А мне нравится, – перебил Антон, – вот это все: леса, костры, гитара, ты у меня одна. Кстати, так и есть.

– Словно в степи сосна? – Обернулась через плечо Яна.

– Словно в году весна. Ну давай дальше. Так-то они встретились и…

– И понеслось. Отец шел на Красный диплом, и роман его не испортил, мама кое-как защитилась. Отец стазу пошел в аспирантуру и через год досрочно защитил диссер. Они долго мыкались по общагам, потом снимали комнатушки в коммуналках. Мама все время прессинговала отца, что он не решает их бытовых проблем. Она, кстати, была красоткой. Компактная такая, с тонкой талией, хохотала так заразительно, кокетничала напропалую, в общем – звезда. Она себя всю жизнь так ощущала – звездой. Я ж говорю, надо было в Щепку поступать.

– А Николай Казимирыч? Ты же говоришь, что вся в него? Каким он был?

– В смысле внешне?

– Ну да, я только портреты в книгах видел.

– Очень высокий, чуть-чуть тебя пониже, но ты же прямо великан у меня!

– А ты великанша, – он взъерошил ей волосы, – огромная Валькирия!

– Ну вот, и ты туда же.

– Куда же?

– Мама меня постоянно подтравливает по поводу моих габаритов. Якобы любя.

– А я не якобы, и не подтравливаю. Я тобой восхищаюсь! Ты высокая, стройная, светлая. Ясная. Буду тебя так и звать – Ясная, Ясенька, – он поцеловал ее в шею, задышал чаще, – Яся, малыш…

Утром их разбудило солнце, требовательно обшаривая горячими лучами смятую постель. Пришлось проснуться. Яна потянулась и, прежде чем открыть глаза, вспомнила, что ей снилось. Странный сон. Будто она плутает по темному осеннему лесу, какому-то нездешнему, с огромными соснами или кедрами. Под ногами хвойная сырость, где-то в вдалеке надрывно кричит птица, словно плачет. И Яна ищет Тосю, зовет его по имени, но он не откликается, от этого тревожно, и сердце бешено колотится в груди, перебивая крики странной птицы. И это продолжается бесконечно. Во сне Яна знала, что блуждает по этому лесу целую вечность, и что она не найдет Антона, и не выберется сама.

«Фу ты», – Яна помотала головой, стряхивая остатки сонного наваждения, и повернулась к Антону. Он не спал, смотрел на нее совершенно ясными серыми глазами и улыбался. Яна провела кончиком пальца по его носу, по губам, подбородку. «Боже, – думала он, – какие у него удивительные глаза! Они все переливаются, постоянно слегка меняют цвет, мерцают. И сразу видно, какой он славный, какой он честный, какой добрый, какой он мой!» Яна порывисто поцеловала его в уголок рта и, прежде чем он успел ответить, села.