Последний

Дрейк кивнул, решив вернуться к теме разговора.

– Итак, к сути. Я не могу ускорить процесс работы. Сейчас не средневековье, Валиант, и действовать грубо, привлекая внимание властей и вездесущей полиции, я не могу. У меня много связей, но распоряжаться ими необходимо с осторожностью Тебе ли не знать, что такое осторожность? Твои враги при этом хорошо подготовлены, и, чтобы выполнить твое задание, мне нужно подключить многих влиятельных людей и заставить их поработать, не давая им при этом наводить справки о тебе. Это не так просто, как тебе кажется. На самом деле, ты и сам это знаешь, ведь, если б выполнить твое задание было просто, ты сделал бы все сам.

Валиант вновь озлобленно сверкнул глазами на Дрейка, и тот поднял руки в знак досрочного прекращения спора.

– Я знаю, ты пытался, – примирительно сказал он. – Но это попросту не в твоих силах, поэтому я снова тебе повторю: дай мне время, – Дрейк улыбнулся, понимая, что в этом бессмысленном споре одержал победу. – От тебя пока что требуется просто поменьше свериться. То, что тебя еще не нашли, означает лишь то, что скрываться ты умеешь. Ты делал это много лет. Уверен, сможешь потерпеть еще несколько дней. Просто сейчас ты на нервах, и это мешает тебе рассуждать здраво.

Валиант нахмурился, и выразить свое негодование столь сдержанно далось ему не без труда: сейчас он готов был наброситься на первого попавшегося прохожего, но делать этого было нельзя – его тут же найдут, да и зараженного он сейчас за собой тянуть не сможет. Если инстинкты возьмут верх, жертву придется убить…

– Всего несколько дней, Валиант, – продолжал Дрейк, как заведенный. – И мы найдем того, кто распространил весть. И отыщем твоих сородичей, если они действительно в «Кресте».

– Они там, – с нажимом отозвался клиент, сжав кулаки. – Должны быть там. Должен был остаться… хоть кто-то.

– Тогда мы их найдем. Потерпи еще немного.

Понимая, что дальнейший разговор бесполезен, Валиант вздохнул и направился к выходу из кабинета. Открыв дверь, он заметно сощурился от холодного света энергосберегающих ламп и первые несколько шагов проделал медленно, с трудом борясь с желанием прикрыть глаза рукой. Дрейк следил за ним, пытаясь представить себе, насколько его глаза могут быть чувствительны к свету. Он понимал это лишь в теории, но не мог представить себе ощущения.

– Валиант, – окликнул он, последовав за клиентом в коридор. – Я понимаю, что, рассказывая о «Кресте», ты о многом умолчал. Особенно о том, что касается Джеймса Харриссона, поэтому я навел некоторые справки. Одна история мне особенно бросилась в глаза. Ничего не хочешь мне рассказать? Возможно, так мне будет проще искать твоего информатора…

Некоторое время ответа не было.

– Я ничего не знаю об информаторе, кроме того, что уже тебе сказал. Мне больше нечего тебе изложить о том, что касалось бы дела. А Харриссон… просто имей в виду, что для меня он особенно опасен. Где бы ни находился, чем бы ни занимался, он обязательно последует за мной. Как минимум, потому что так поступили бы все его предшественники.

– Что-то мне подсказывает, что здесь интерес больше личный.

– Личный, – тут же подтвердил клиент, отведя взгляд. – Но к вопросу, которым занимаешься ты, это не имеет никакого отношения. Если б имело, я рассказал бы все, что нужно.

– Ясно. Я это учту.

– Информатор и проверка его сообщения на подлинность, – напомнил Валиант, прищуриваясь. – Вот, что важно.

– Я отыщу его. Скоро.

– До встречи, Дрейк, – кивнул на прощание Валиант и направился к выходу.

Когда клиент скрылся из виду, Дрейк тихо хмыкнул себе под нос и вернулся в свой кабинет, где тут же открыл ставни и впустил внутрь дневной свет.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВИДЕО ВЕКА

1

Лоренс, штат Канзас

23 декабря 2003 года

В каждой семье наступает момент, когда ребенок вырастает, и нужно отпустить его в мир под названием «взрослая жизнь».

Майкл и Мэри Уиллоу всегда хотели, чтобы их дом был наполнен детскими голосами. Мэри Локленд росла в большой семье: у нее было трое братьев, и она привыкла к шуму и веселью. Будучи подростком, она была убеждена, что никогда не выйдет замуж, ведь для нее идеалами мужчин были братья и отец, глядя на которых девушка задавала своим избранникам крайне высокую планку. Однако судьба сделала Мэри подарок и во время обучения в колледже свела ее с Майклом Уиллоу, который завоевал ее сердце, был тепло и радушно принят семьей, а уже через два года стал ее неотъемлемой частью. Подруги пытались отговорить Мэри от свадьбы в столь юном возрасте, но она, как всегда, слушала только собственное мнение. Стоя у алтаря и чувствуя себя самой счастливой девушкой на свете, она вовсе не считала, что девятнадцать лет – неподходящий возраст для замужества. Для нее любой возраст был подходящим, если судьба свела ее с человеком, которого можно было назвать своей настоящей любовью.

Мэри и Майкл очень рано захотели детей, однако любимая дочь родилась лишь через три года, а после родов врачи сообщили, что больше Мэри не сможет родить. Весть оказалась для девушки шокирующей и страшной, однако счастье рождения дочери пересилило горькую новость. Майкл поддерживал Мэри во всем. Он имел обыкновение говорить, что раз река жизни распорядилась так, чтобы наградить их лишь одной дочерью, стало быть, ее судьба будет прекрасной и особенной, а значит, потребует всего внимания родителей. Эти слова очень тронули его молодую супругу, и подтолкнули ее к тому, чтобы дать новорожденной малютке имя Ривер[1 - River – река (англ.)].

Детство девочки было ярким и активным, и родители не могли нарадоваться успехам дочери. Дом полнился смехом, уютом и теплом, и даже моменты слез и расстройств переносились в сплоченной семье Уиллоу легко, потому что делились на троих. Майкл благодарил Бога за то, что его семья счастлива и здорова, и мечтал дожить до дня, когда увидит своих внуков.

Но он не брал в расчет, что настанет день, когда Ривер вырастет, и ее смех перестанет наполнять дом. Когда девушке исполнилось восемнадцать лет, она окончила школу и выразила желание поступить в Стэнфордский Университет, чтобы учиться на юриста. Уже два года она училась, и приезжала домой только на каникулы и праздники.

Ривер знала, что каждый раз, когда она возвращается, мать расцветает на глазах, но девушке было мучительно больно видеть ее грусть, когда наставало время снова уезжать. Мэри, разумеется, гордилась своей дочерью и не хотела ни в чем ее ограничивать, но, расставаясь, она лишний раз понимала, как быстро летит время и как скоро ее дорогая дочка упорхнет от нее насовсем.

Впрочем, сегодня Мэри успешно отогнала эти мысли прочь, решив, что никакая тоска по ушедшему времени не испортит ей предпраздничного настроения. По старой традиции, она весь день развешивала над камином вязанные декоративные носки для подарков, наряжала елку и украшала коробки бантами и красивыми открытками. В духовке румянился ее фирменный черничный пирог, и Мэри изо всех сил старалась успеть к приезду дочери. Ривер позвонила вчера утром и объявила об успешной сдаче экзаменов. Это означало, что сегодня она появится дома к обеду.

Мэри хлопотала все утро, и у нее было чудесное приподнятое настроение. В канун Рождества она всегда чувствовала себя живой и веселой. К тому же это Рождество было для нее особенной датой: вот-вот должна была выйти в свет ее пятая книга. Мэри начала писать в жанре мистики и фантастики, когда Ривер училась в старших классах, и успех осветил ей путь через полтора года после написания ее первой книги. Книги стали настоящей отдушиной, когда Ривер уехала учиться в Калифорнию. Мэри посвящала своим романам все свободное время. Критики называли ее «звездой нового времени», и это вгоняло Мэри в краску при каждом цитировании этого отзыва.

Как раз сейчас у нее в голове складывался сюжет для новой книги, но она боялась начинать писать ее в уходящем году. Мэри была довольно суеверна, она почему-то считала, что если идея хороша, то она должна озарить ее в начале следующего года, а если идея не стоит и ломаного гроша, то она останется в прошлом, когда стрелка часов тридцать первого декабря переступит за порог полуночи.

Ее муж не разделял этих суеверий. Майкл был хирургом, и он точно был не из тех, кто откладывает дела на несколько дней или недель, если их можно переделать сегодня. Наверное, этим можно было объяснить, что он работал сверхурочно перед Рождеством. Он хотел помогать как можно большему количеству людей независимо от даты и был убежден, что мало кому поможет, наряжая дома елку. Отчасти Мэри была рада, что ее муж не витает в облаках так же, как она. Потому что, если бы они оба были безнадежными мечтателями, Ривер не от кого было бы унаследовать ее целеустремленность и рациональный ум.

От размышлений Мэри оторвал запах: черничный пирог ароматно возвещал о своей готовности. Женщина радостно побежала на кухню. Ей хотелось порадовать Ривер, а еще хотелось, чтобы к приходу дочери пирог остался горячим. Ривер всегда умела оценить кулинарные таланты своей матери и радовала ее большей многословностью, нежели Майкл, который лучше всего умел делать комплименты выражением лица и аппетитом.

2

Лоренс был большим городом, шестым по величине в штате Канзас, но Ривер он всегда казался маленьким, тихим и спокойным. В каком-то смысле она даже считала его волшебным, особенно, когда вспоминала сказку Фрэнка Баума «Волшебник из страны Оз», которую они с отцом читали в детстве на ночь.

– Папа, а наш домик не унесет ураган? – любила спрашивать она.

– Нет, милая. Ураганы уносят только дома непослушных девочек.

– Так разве Дороти была непослушная?

– Ну, со времен Дороти многое изменилось, – заговорщицки подмигивал Майкл, после чего целовал дочь в лоб и говорил. – Спи, дорогая. Обещаю, завтра ты снова проснешься в Канзасе.

Сердце Ривер наполнялось светлой тоской по ушедшему детству, когда эти воспоминания одолевали ее. А они одолевали ее каждый раз, когда она возвращалась в родной город.

– Ну, что, детка, – хмыкнула она себе под нос, выходя из такси. – Вот мы и дома. И завтра тоже проснемся в Канзасе.

Ривер Уиллоу всегда просила водителей такси остановить ее не у самого дома, а несколько раньше, на Седьмой Северной улице, чтобы у нее была возможность пройтись немного до Лайон-Стрит пешком. Возвращаясь на родные улочки, видя знакомые вывески магазинов и Лайонс-парк, где она гуляла еще ребенком, Ривер была готова расплакаться без причины. В эти моменты она хотела прожить в этом городе всю свою жизнь, вырастить здесь детей, а потом, когда они повзрослеют, печь пироги к их приезду и делиться впечатлениями о времени, проведенном порознь… одним словом, у Ривер просыпалось желание стать похожей на свою мать Мэри. С одним лишь отличием: Ривер никогда не любила придумывать всякие фантастические истории. В отличие от Мэри, которая показывала дочери свои дневники с подросткового возраста, больше напоминавшие собрание сочинений, Ривер никогда не вела дневник. Она была неплохим оратором и умела придумывать громкие речи налету, но записывать их на бумагу ей никогда не удавалось. Всегда что-то терялось, смазывалось, ускользало. Читая романы своей матери, Ривер удивлялась ее таланту. Удивлялась и немного завидовала. Она знала, что ее родители хотели иметь не одного ребенка и, возможно, надеялись, что одному из их чад передастся писательский дар. Но судьба распорядилась иначе, и Ривер было несколько обидно, что она не унаследовала всех талантов своих родителей.

Проходя мимо магазина, Ривер взглянула на свое отражение в витрине и усмехнулась. Она сама не верила в то, что школьные годы так быстро подошли к концу. Когда она успела остричь волосы? А ведь Ривер коротко обрезала свои темные волосы почти полтора года назад, чем сильно шокировала родителей. Особенно болезненно к ее новой прическе отнеслась Мэри. Но со временем она привыкла, и ей даже начал нравиться новый образ дочери.

В университете Ривер всегда одевалась строго, она любила, когда ее воспринимают всерьез, и костюм сильно этому способствовал. На каблуках Ривер Уиллоу чувствовала себя, как рыба в воде, но домой она приезжала исключительно в высоких черных сапогах фирмы «Нью-Рок» на небольшой платформе. Ей нравилась шнуровка на этих сапогах, она казалась ей красивой. Как ни странно, Мэри разделяла ее мнение.

Ривер приехала в родной город налегке, все необходимое ждало ее дома. С собой она взяла лишь небольшую дорожную сумку. Любимые вещи все были уже на ней: длинный ярко-сиреневый свитер крупной вязки с высоким горлом, темные джинсы (почти непозволительная роскошь в колледже), ее сапоги и короткая черная куртка с широким поясом. Ривер умела выглядеть стильно и придавала этому большое значение, но когда она надевала эти вещи, ей было плевать на то, как это смотрится. Это было отражением ее души, и она хотела видеть себя такой.

От размышлений ее оторвал внезапно угодивший ей за шиворот снежок. Обыкновенно снег не очень долго держался в Лоренсе, но в Рождественскую пору он часто выпадал и сохранял в городе праздничное настроение в течение нескольких дней.

Сейчас Ривер не особенно радовалась снегу: вытряхивать его из-под свитера, пока он таял на разгоряченной шее, оказалось тем еще удовольствием. От неожиданности девушка подскочила, вскрикнула и начала спешную борьбу с холодом. Обыкновенно ей удавалось сохранить самообладание и воздержаться от резких выкриков, однако на этот раз остаться хладнокровной не вышло.

– Ч-черт, черт, черт! – воскликнула она. – Что за…

Девушка постаралась найти глазами наглого обидчика, но тот обратился к ней раньше, чем яростный взгляд прожег его насквозь.