Последний

– Вот и хорошо, – Дрейк не горел желанием оставаться в компании Валианта Декоре ни секунды дольше, поэтому молча кивнул и снова сел в машину. Несколько секунд «Форд» не трогался с места, а затем плавно отъехал от тротуара и вскоре скрылся из виду.

Валиант проводил удаляющийся автомобиль глазами, ноющими от яркого дневного света. Он знал, что может отправиться куда угодно, послушав собственную интуицию, а не наставления Дрейка Талоса. Этот человек, судя по слухам, был лучшим в своем деле, но Валианту он казался до ужаса неприятным, и его попытки влезть в жизнь того, кто видел на своем веку куда больше, раздражали. Валиант не любил людей, которые считали себя всезнающими и самыми мудрыми, а Дрейк Талос был именно из таких. Однако сейчас сопротивляться из принципа советам, которые могли оказаться дельными, совершенно не хотелось. В конце концов… он так устал бегать, так устал постоянно быть настороже. Ни одно существо не могло жить так без перерыва.

Вновь вдохнув полной грудью холодный зимний воздух, Валиант убрал руки в карманы распахнутого плаща и, опустив голову, чтобы свет не так сильно резал глаза, неспешно побрел к гостинице.

Ничего не случится, – убеждал он себя. – Ничего не случится. Эти несколько дней будут спокойными.

Он искренне надеялся, что, в конце концов, сможет в это поверить.

4

Сьюзен и Дэвид Фостер вышли из дома на прогулку, чтобы запечатлеть подготовку города к Рождеству на новую цифровую камеру. Дэвид гордился своей покупкой: он давно хотел приобрести хорошую камеру и даже занял в магазине очередь перед днем распродаж, чтобы заполучить желанную модель. Сьюзен поддержала его в этой инициативе и отправилась на распродажу с ним, с искренней радостью наблюдая, как с каждой минутой повышается его настроение.

Дэвид всегда перед праздником превращался в восторженного ребенка, на его тонких губах начинала играть радостная улыбка, которая не исчезала до вечера двадцать пятого декабря. После им снова овладевал интерес исключительно к работе, и Сьюзен тоскливо вздыхала, понимая, что будет ждать еще целый год, чтобы муж снова начал веселиться и дурачиться, как в былые годы. Раньше она думала, что со временем сможет выбить себе первое место на пьедестале внимания супруга, переборов его страсть к работе и технике, однако теперь понимала, что это стремление было обречено на провал.

Сьюзен искренне старалась разделить страсть мужа хотя бы к технике, но сделать это ей так и не удалось, поэтому она предпочла бросить попытки разобраться во всех технических нововведениях, о которых рассказывал любимый голос, и просто слушала его из уважения.

Возможно, в итоге мне придется уйти от него, – думала женщина. – Я не смогу постоянно соревноваться с работой и техникой за любовь Дэвида. Но… пожалуй, не стоит думать об этом на Рождество.

Отогнав от себя неприятные мысли, светловолосая круглолицая Сьюзен принялась смеяться и дурачиться, когда муж перевел на нее камеру, а в глазах Дэвида загорелся неподдельный детский восторг. Удивительно было видеть такую улыбку на заросшем грубой и жесткой бородой лице. Дэвид был сухопарым высоким мужчиной, который не любил бриться из-за чувствительной кожи. Некоторых мужчин щетина делает мужественнее, придает им таинственный и привлекательный вид, но Дэвид Фостер был явно не из их числа. Его щетина делала исключительно неаккуратным, а когда она превращалась в бороду, то Дэвид и вовсе становился похожим на бездомного, особенно при полном отсутствии интереса к стильной одежде: его интересовал в одежде исключительно комфорт. В свободных, часто не сочетающихся между собой вещах, Дэвид со стороны производил впечатление человека с каким-то хроническим заболеванием, причем подозрения колебались от рака до алкоголизма. Иногда, глядя на мужа, которому нельзя было привить никакого чувства стиля, Сьюзен искренне полагала, что любовь слепа, раз ее угораздило влюбиться в такого человека столь самозабвенно и научиться закрывать глаза на то, что она считала неприемлемым.

Я ведь никогда не смогу изменить в нем что-то, – продолжала думать она, дурачась перед камерой. – С другой стороны… он ведь тоже многое мне прощает. Не каждый мужчина смирится с тем, что его жена не может иметь детей. А Дэвид… он не осудил меня, он готов даже усыновить ребенка и растить его, как своего, лишь бы со мной.

– Расскажи, что ты положишь под Рождественскую елку, Сью! – воодушевленно воскликнул Дэвид, и Сьюзен игриво прищурилась.

– Этот секрет я не выдам даже такой замечательной камере, – нарочито упрямо проговорила она.

– Так нечестно! Только посмотри, как этот красный огонек тебя просит!

– И все же, даже ему я этого не скажу, – рассмеялась Сьюзен, радуясь, что мысли о семейной жизни отступили. Воистину, не стоит думать о таком под Рождество.

Чета Фостер двигалась по улицам Лоренса, продолжая снимать подготовку города к празднику, и каждый из супругов продолжал жить своими мечтами о будущем, грезя о совершенно разном счастье.

5

Ривер Уиллоу считала себя человеком исключительно серьезным и предпочитала не придаваться мечтаниям и витанию в облаках, однако сегодняшняя встреча с Крисом Келлером унесла ее в далекие школьные воспоминания и заставила полностью погрузиться в мысли, которым она раньше не оставляла времени.

Глаза девушки радостно блестели, и она иногда самозабвенно прикрывала их, обращая лицо к пасмурному небу, которое вот-вот должно было разразиться новым снегопадом. Из головы все не шло странное слово «толстосум», которое она использовала, бросив в Криса снежок полтора года назад. Девушке отчего-то казалось, что теперь это только их слово: оно приобрело новое, никому доселе неизвестное значение, связавшее их какой-то особенной нитью. Сейчас Ривер даже считала, что это слово было лучшим в мире…

Как глупо, – подумала она, но улыбка на ее лице в ответ на эту мысль стала лишь еще шире.

До дома оставалось около пятнадцати минут ходу. Пятнадцать минут мыслей о Крисе. Пожалуй, еще утром сегодняшнего дня Ривер бы отругала себя за эти мысли, но сейчас она решила, что вполне может позволить себе помечтать четверть часа. Она представляла себе несуществующую встречу в кафе, беспечные разговоры, воскрешала в памяти улыбку Криса и вспоминала, как упорно он уговаривал ее провести с ним время. В школе Ривер и помыслить не могла ни о чем подобном. Ей тогда казалось, что обратить на себя внимание президента страны проще, чем внимание Криса Келлера.

По дороге на глаза попадались знакомые люди, приветственно машущие Ривер руками. Она улыбалась и махала в ответ, но в разговоры предпочитала не вступать, решив, что оставшуюся дорогу до дома посвятит лишь себе и своим мечтаниям.

Однако она вдруг заметила человека, идущего навстречу по той же улице, и он отчего-то привлек ее внимание, бесцеремонно прервав столь светлые и восторженные мысли. Молодой мужчина со светлыми, чуть растрепанными волосами, спускающимися до середины шеи, шагал неспешно и смотрел вокруг безразличным, почти апатичным взглядом. Создавалось впечатление, что такой человек перед предстоящими праздниками мог мечтать только о покое и уединении. У него был прямой нос, тонкие губы, светлая… даже почти болезненно-бледная кожа, и очень яркие, но холодные голубые глаза. Он являл собой странное сочетание привлекательной и одновременно отталкивающей наружности, и Ривер не могла объяснить, чем именно незнакомец ее настораживал. Лоренс, конечно, был большим городом, и девушка знала в нем не так уж много людей, но этот человек сразу же произвел впечатление чужака. Было в нем что-то… не от мира сего. Ривер даже подумала, что такой мужчина будет смотреться чужаком в любом уголке земного шара – слишком уж отстраненно он держался, словно отгораживался от всего города невидимой стеной.

Мысли о незнакомце сумели оттеснить на второй план мечтания, предвкушение будущей встречи с родителями и праздничное настроение девушки. Ривер не заметила, как начала идти заметно медленнее, стараясь детально рассмотреть странного человека. Столь пристальное внимание, похоже, не укрылось от него, он перевел на нее взгляд, и она могла поклясться, что увидела в его глазах ярко-синее люминесцентное свечение, которое буквально заставило ее оцепенеть.

Помутнение длилось всего секунду, а затем из-за угла вылетела черная металлическая громада и понеслась в сторону пешеходной дороги.

Все смешалось в одну сумасшедшую вереницу. Ривер не поняла толком, как успела отскочить. Впрочем, ей опасность грозила меньше, чем находившемуся в нескольких футах от нее незнакомцу.

Улица разразилась грохотом, металлическим лязгом, криками, резким стуком, которому предшествовал оглушительный визг тормозов. А затем один ужасающий удар заставил незнакомца отлететь на приличное расстояние и приземлиться на спину в шагах в пяти от Ривер.

Несколько секунд девушка чувствовала себя оглушенной. Лишь через десяток ударов сердца она поняла, что вжимается в стену, а справа от нее – менее чем в десятке шагов – шипит остановленный стеной черный внедорожник. Водитель исчез в подушке безопасности, его лица не было видно. Синеглазый незнакомец лежал на асфальте без чувств, и Ривер не могла понять, дышит он или нет.

Крики нарастали постепенно.

К месту происшествия начинали спешно стягиваться люди.

– Мисс? – окликнул кто-то. – Вы не пострадали, мисс?

– Вызовите скорую! – воскликнула Ривер, приходя в себя. – Я в порядке, но людям нужна помощь.

Какой-то мужчина в толпе подхватил ее клич.

– Кто-нибудь, проверьте водителя! Что с ним?

Несколько человек уже направлялись к пострадавшему пешеходу. Ривер отчего-то решила, что должна опередить их. Ее отец был врачом, и, пусть она сама обладала в медицине минимальными познаниями, она хотела, по крайней мере, не дать никому проявить излишней инициативы и навредить этому человеку еще больше.

Преодолев разделявшее их с пострадавшим расстояние буквально одним прыжком, Ривер присела на колени возле незнакомца и постаралась оценить повреждения.

– Мисс, вы врач? – спросил кто-то.

Ривер не ответила. Она склонилась над светловолосым мужчиной, стараясь услышать его дыхание. Прикасаться к нему она не стала, побоявшись причинить ему вред, хотя видимых травм – открытых переломов или кровотечения – заметно не было. Едва слышное медленное сиплое дыхание все же достигло ее уха, и Ривер чуть отстранилась от пострадавшего, хотя старалась держаться ближе, чтобы, если он б пришел в себя и решил сообщить свой адрес или имя, она смогла разобрать слова.

– Сэр, – обратилась она осторожно. – Сэр, вы меня слышите? Лежите, не двигайтесь, скорая уже едет.

– Эй, кто-нибудь вызвал скорую? – спросила женщина в пополняющейся группе зевак.

– Вызвали! Скоро будут. Водитель не отвечает, похоже, он без сознания. Дверь заклинило, открыть не получается.

– Лучше оставить это спасателям…

Пострадавший, казалось, издал какой-то звук, похожий на едва слышный стон.

Боже, да он же, наверное, весь переломался от такого удара, – в ужасе подумала Ривер и склонилась чуть ближе.

– Сэр, держитесь, помощь уже…

Близко, – хотела договорить она, однако пострадавший вдруг попытался вдохнуть и резко закашлялся. Изо рта словно выстрелила кровь, залившая его губы и попавшая на нос, щеку и в правый глаз девушки.

Ахнув от неожиданности, Ривер вздрогнула и отстранилась, рефлекторно потерев глаз, который тут же неприятно защипало, словно туда угодила капелька мыла.

– Мисс, отойдите, – попытался окликнуть ее кто-то, однако оттаскивать девушку от пострадавшего не спешил. Вместо того этот прохожий обратился к кому-то из толпы. – Ну где там чертова скорая? Дело плохо!

В этот момент Ривер увидела, что пострадавший резко распахнул глаза и хрипло втянул воздух. Девушка задохнулась собственным вскриком, зажав руками рот: глаза незнакомца и впрямь светились. Уже через секунду они резко зажмурились, словно от яркого света. Новый приступ кашля последовал за первым, и пострадавший развернулся набок, прикрыв рот рукой. На ладони, когда он, наконец, отнял ее от лица, тоже осталась кровь.