Гобелен с пастушкой Катей

Меня, во всяком случае, они доставали буквально из-под земли и радостно требовали либо оправдательных документов, либо публичного покаяния. Ввиду моего упорного нежелания удовлетворить ни одно из требований, мои конторские службы оказывались крайне непродолжительными.

Исходя из вышеизложенных причин, я живо заинтересовался тем, что думает по этому поводу Верочкина сослуживица и, что гораздо важнее – приятельница.

Мариночку Головинскую легче было разыскать, чем расколоть. Девушкой она оказалась очень чистенькой, подтянутой и, судя по всем признакам, крайне добропорядочной во всех отношениях. Краткая характеристика, данная Таей, моих наблюдений не опровергала.

Хоть одета Мариночка была совсем по-другому в момент нашей достопамятной встречи, но стоит перед моим внутренним взором до сих пор в беленькой блузке с кружевами, (идеально отстиранной и выглаженной) и в строгой черной юбке, такой уж сложился образ. И темненькая головка, гладко причесанная, волосок к волоску. В молодые годы мне чрезвычайно нравилось толкать подобных чистеньких девушек на пагубный путь разврата, там-то, поверьте, они показывали класс!

Однако, как я понял, в юности Марины богатые возможности остались нереализованными, и теперь ей открывались лишь два четких и параллельных пути в будущее. Либо скучный и пристойный поздний брак с первым более или менее достойным претендентом, либо печальное бесконечное стародевичество. Жаль, что мне не двадцать пять! Однако, вернемся к нашим баранам.

Вопреки всяческим являвшимся соблазнам (об этом как-нибудь после), деньги я решил отработать честно, поэтому сначала звонил Марине домой, далее, мало чего добившись в разговоре, явился в присутственное место, чем сильно смутил девушку, хотя и постарался по случаю визита выглядеть презентабельно.

Уловив в её прекрасных серых глазах некое тайное знание, касательно интересующего предмета, а также приняв во внимание замешательство и неточные, уклончивые ответы, я понял, что след мною найден. Пришлось пустить в ход свои несколько потрепанные чары, на ходу придумать надлежащую историю, лишь тогда Мариночка согласилась на рандеву в ближнем кафетерии после работы.

Однако тем вечером не случилось. Явившись в назначенный час к дверям храма науки, я узнал, что нашему свиданию не суждено состояться из-за внеочередного собрания трудового коллектива, обещавшего затянуться до неопределенного времени.

Увы, ждать моего обаятельного информатора я был не в состоянии, поскольку неуклонное течение времени влекло меня в места проживания, где мне предстояло заступить на охрану вверенного объекта, предварительно накормив моих четвероногих сотрудников псовой породы.

Чувство долга, а также сострадание к братьям и сестрам меньшим в количестве четырех голов пересилило желание дождаться Марину, насладиться ее обществом и проникнуть в чужую тайну.

Мучимый сожалением, я отбыл на вокзал, условившись перенести свидание на следующий день.

У меня не хватило духу представиться Марине в качестве казённого соглядатая, поэтому туманно рекомендовался ей, как отдаленный родич Веры Согдеевой, обеспокоенный странным происшествием с троюродной кузиной. Так себе легенда, надо признаться прямо.

Оставалось надеяться, что остатки былого мужского очарования хоть как-то снивелируют неуклюжесть доморощенных выдумок.

Необходимо добавить, впоследствии это окажется важным, что моя первая встреча о Мариной под сенью служебных пальм состоялась в пятницу, посему второе рандеву было отложено на субботу.

Находясь во власти очарования девушки Марины, я в свою очередь совершил серьезное упущение. А именно, не проинформировал моего прелестного друга Катю Малышеву о предстоящем свидании о Мариной.

Мысль о том, что Катя может ждать моего звонка, более того, уверенность, что позвонить ей необходимо, раз у меня имеется толика информации, не говоря о смутном предчувствии, что дальнейшее знание сможет рассеять её печали. Короче, вспомнил, что заказчице следует позвонить… Ну, словом, мысль сия посетила уже на месте, во время кормления зверей, а городскими телефонами ни охраняемый объект, ни мое скромное жилище отнюдь не располагали в те времена, да и сейчас ситуация не изменилась.

Поэтому я решился оставить бедняжку Катю в неизвестности до утра, когда, прибыв на столичный вокзал для последующего свидания о Мариной, я смогу воспользоваться услугами любого телефона-автомата, в последнее время почему-то именуемого таксофоном. (Марина обещала ждать меня в заранее условленном месте в 11.30 утра.)

Как выяснилось впоследствии, именно эта моя небрежность привела к последствиям, коих многие участники сей драмы предпочли бы избежать.

Рассматривая предмет с другой точки зрения, я должен отметить, что менее драматическое развитие событий, боюсь, не изменило бы плачевного статус-кво, и данная история имела бы иное продолжение.

Как подчас случается на самых сложных отрезках любого жизненного пути, именно нагромождение нелепостей, случайностей и недоразумений оказывается заветным клубочком, из коего неумолимые старухи Парки тянут нити нашей судьбы.

Я продолжаю повествование и прошу запомнить, что, по приезде в столичный город неоднократно пытался наладить телефонный контакт с моей прелестной работодательницей, однако тщетно звали её мои телефонные трели. Ее номер не отвечал с упорством, достойным лучшего применения.

Совесть моя была чище чистого, и я не без удовольствия стал настраиваться на свидание с очаровательной феей Мариночкой Головинской.

Рискну, не боясь показаться лгуном, отметить, что результаты общения с Мариной превзошли ожидания, причем во всех мыслимых отношениях.

Во-первых, мы с прелестной феей отлично провели длинный летний день, романтически бродили по улицам, пили кофе и ели мороженое на всех углах, самым приятным образом беседовали о бездне посторонних, но всегда приятных предметов.

Легко догадаться, что возвышенные, предельно чистые пасторальные мгновенья явились заслугой моей спутницы, чья, изысканная невинность доставляла мне подлинно эстетическое наслаждение.

Однако, постараюсь держаться ближе к делу. Когда взаимное понимание было окончательно достигнуто, Марина откинула прочь сомнения и поведала свою и Верочкину тайну.

Истина оказалась до обидного простой. Моя прелесть Катенька могла бы сберечь некоторую сумму денег и массу душевных сил, если догадалась бы разыскать Марину сама, причем ей информация досталась бы совершенно задаром и без труда.

Марина охотно призналась, что в соответствии с канцелярскими формальностями Вера Дмитриевна Согдеева находится в очередном, заслуженном и предусмотренном трудовым законодательством отпуске, о чем имеется изданный приказ.

Предысторию неожиданного для меня поворота событий Марина изложила с милым смущением, но достаточно связно.

В один не лучший для себя день Вера попросила Марину о деликатной услуге и не поленилась изложить грустные обстоятельства.

Вера поведала старинной приятельнице, что в её (Вериной) семейной жизни предполагается кризис.

Некто, не пожелавший назваться, сообщил Вере по телефону, что, оказавшись в условленном месте в обозначенный час, она сможет убедиться, что её муж живет двойной жизнью, причем не просто содержит любовницу, а имеет на стороне семью с дочерью-подростком.

Особенно неприятно поразило Веру то, что неизвестный уверял, будто параллельный брак оформлен в соответствии с законом, причем ранее, следовательно, подвергал сомнению законность её супружества.

Вера, хоть и находилась во власти расстроенных чувств, была настроена более чем решительно. Само собой разумелось, что она желала ознакомиться с документами и обстоятельствами дела, а в случае разоблачения коварного двоеженца намеревалась немедленно начать бракоразводное дело.

(О прекрасная половина человечества! Как высоко вы цените мужскую верность, и как мало для вас значит семья, хотя здравый смысл подсказывает иные пропорции духовных ценностей!)

Правда, ожесточение бедной Верочки подогревал факт, что неизвестные доброжелатели подчеркивали всячески: та, другая, семья – настоящая, а брак с Верой заключен из сугубо меркантильных соображений. Имелись в виду валюта из Буэнос-Айреса и московская прописка.

– Если это правда, – заявила Верочка подруге Марине. – То я и дня не останусь с ним под одной крышей. Дам три недели на сборы, потом пусть катится ко всем чертям. Я у мамы поживу, а ещё лучше, не стану маму волновать, а возьму отпуск, еще не была в этом году, поеду в Юрмалу, у меня там Малышева отдыхает. Поживу у нее, отдохну, нервы приведу в порядок, наконец поищу себе нового мужа. И разговаривать не стану, уеду и все, скажу «убирайся», и уеду. И ты никому не говори, не хочу, чтобы все кругом болтали и смеялись.

Прискорбный разговор имел место в конце рабочей недели, а неизвестные ждали Веру в субботу, она даже не уточняла, где именно.

Просьба Веры была легко исполнима и заключалась в следующем: в случае, если она в понедельник не объявится на службе и не отменит распоряжений, передать написанное её заранее заявление об отпуске по инстанциям, придумать экстренную причину типа болезни родственников, мешающую самой оформить отпускные бумаги. Дабы к разбитому сердцу не добавлять канцелярских формальностей. Ей это было бы тяжело.

Будучи хорошей подругой, Марина поступила в точном соответствии с данными инструкциями. Не обнаружив Верочку на рабочем месте в понедельник, дала ход заявлению об отпуске, потом получила по доверенности отпускные деньги и стала терпеливо поджидать подругу, готовясь врачевать её душевные раны, когда служебные обязанности отзовут страдалицу с берегов Балтики.

Когда деловая часть общения с очаровательной Мариной закончилась, мы предались неформальному времяпровождению, каковое продолжалось вплоть до моей последней электрички.

За полчаса до отбытия вышеуказанного экспресса я доставил Марину к дверям её дома и выразил надежду, что сегодняшний вечер станет началом серии грядущих, если не будет на то возражений.

Их не последовало, хотя, видит Бог, я бы не удивился в противном случае. Но, оказалось, милая Марина обладала кроме иных достоинств ещё и частицей хорошего вкуса, что в наше время является большой редкостью.

На вокзале я в очередной раз пытался дозвониться своей милейшей работодательнице, но всё так же безуспешно. Кто же мог предположить, что именно в это время она тщетно ждала меня у врат моей скромной обители!

По возвращении к местам обитания я нашел у себя под дверями первый из всех читанных мною образчиков Катюшиной прозы. (Смею заметить, что проза оказалась слегка сумбурной, что простительно для дамы в смятенных чувствах, но несколько странно, если знать, что дама именует себя редактором.)

Продравшись сквозь девственные джунгли дамского почерка, я обнаружил, что буквально все непонятные, бестолковые и угрожающие факты сложились в четкую логическую картину.

Главная героиня данной мелодрамы, почти забытая мною Вера получает в один злосчастный день известия о муже, которые приводят её в состояние смятения. Она пишет письмо ближайшей подруге Кате с некоторой тайной мыслью, что, убедившись в худшем, сможет рассчитывать на гостеприимство в Прибалтике.

Далее едет в условленное место, к сожалению убеждается в справедливости доноса, возвращается домой, устраивает бедняге мужу заслуженную сцену, указывает на дверь, дав месяц на сборы и ждет звонка от любимой подруги Кати.

Но, увы, почта в наши дни бесконечно далека от идеала, письмо безбожно запаздывает (надо было дать телеграмму) и прелестная моя Катенька остается в неведении о печальной судьбе подруги.

Звонка всё нету и нету, а душа болит, требует какого-то действия, тем более что заявление об отпуске уже оставлено, и Верочка срывается с места, не договорившись ни с кем. Не исключена возможность, что она взяла и махнула не в Прибалтику к подруге, а скажем в Ялту. Вдруг ей случайно предложили билет?