Гобелен с пастушкой Катей

В ответ я рассказала подробно свою историю, однако ситуация ни на йоту не прояснилась. За каким чертом и по чьему наущению Лешка заманил Верочку в подвал, так и осталось непонятным. С моим заключением туда же дело обстояло несколько яснее. По всей видимости, Алексей запер меня исключительно с перепугу, чтобы не болталась под ногами со своими слишком горячими догадками.

После продолжительной беседы с Верочкой во мраке подвала у меня начало складываться мнение, что подруга действительно малость тронулась умом, невзирая на «Социалистическую индустрию».

Более всего её почему-то занимал вопрос, существует ли сестра Нинка на самом деле и насколько правдивы Лешкины байки. Мысли у Верочки постоянно вращались вокруг этой темы, почти заслоняя всё остальное.

Я же с самого начала решила, что душераздирающая история ничто иное, как блеф, хорошая приманка для завлечения легковерной дурёхи в Лешкин подвал.

Правда, отменная осведомленность сочинителей о Верочкиной жизни наводила на неприятные выводы, которыми я с подругой делиться не стала, щадя её без того болезненное состояние.

Меня же занимали иные проблемы, более насущные. Прекрасно, конечно, что Верка жива, и я смогла её найти, браво, Малышева! Это очень мило и даже трогательно, но перспективы на будущее рисовались довольно туманные. Теперь нам только и оставалось, что читать «Социалистическую индустрию» вдвоем, но вот только как долго?

Не знаю, сколько времени мы в данных пещерах провели в бездействии, потому что и мои часы остановились после удара об пол. Мы сидели на ящиках, не помню, о чем говорили, а где-то в глубине подсознания стали скапливаться и оформляться неясные поначалу соображения.

На Верочку надежда была плохая, её размышления топтались, как привязанные, возле темы Витькиного возможного двоеженства.

Обдумывая наши злоключения, я припомнила детскую сказку, в которой персонажи по очереди отправляются искать друг друга и начисто пропадают.

Поехала Верочка в Марфино и оказалась в подвале, поехала я её искать и попала туда же. Очень, надо сказать, весело! Сказочные ассоциации далеко завели, я даже произнесла вслух хрестоматийную цитату.

«А кто их из бочки вынет? Бог неужто их покинет»

Потом сама себе и ответила словами другого канонического текста:

«Никто не даст нам избавленья, ни Бог, ни царь и не герой. Добьемся мы освобожденья…». Вер, как насчет «своею собственной рукой?»

Верочка откликнулась без энтузиазма.

– Интересно, как ты это предполагаешь? Я уже сто раз думала, но всё глухо, как в танке…

Апатия в Верочкином голосе подхлестнула, и я стала излагать стремительно возникший план. Примерно следующий.

Мы сидим у двери не отходя день и ночь, для того устанавливаем дежурства. При первом шевелении у двери занимаем боевые посты. Как только дверь открывается, производим массированное нападение. Одна бьет подручными средствами по чему попало, другая незамедлительно бросается в дверной проем и заклинивает его своим телом.

Дверь открывается внутрь, ее сразу не захлопнешь. Далее, пользуясь численным превосходством, просачиваемся наружу. Непротивление злу насилием, это, разумеется, весьма достойная позиция, но кончить жизнь в подвале как-то не хотелось бы…

Перспектива активного противодействия злу нас воодушевила и даже подвигла на приготовления. Мы притащили из санузла венский стул и не без труда оторвали занозистую доску от одного из спальных ящиков.

Честно признаюсь, я не очень-то верила в успех доморощенной военной вылазки, но надо было как-то растормошить Верочку, мне совсем не нравилось её душевное состояние. Она тут стала какая-то странная, отчасти заторможенная, что, конечно, не мудрено.

Долго ли коротко ли, но мы собрались с терпением, распределили роли и стали ждать, расположившись походным бивуаком у двустворчатых дверей.

Вот только я не знала, какая из створок откроется. А стукнуть доской я непременно хотела сверху, не полагаясь на силу руки. Однако, эта проблема решалась просто. Верочка точно припомнила, что буханка всегда валялась слева от середины, следовательно, открывалась правая створка.

Мы установили стул вплотную к закрепленной части двери, несколько раз прорепетировали восхождение на него и стали ждать, положившись в основном на провидение. Верочке было назначено держать стул снизу, далее действовать по обстановке.

Сейчас я прекрасно понимаю, что наш план никакой критики не выдерживал, но не сидеть же покорно, как кроликам в капкане, ожидая неведомого конца. Моим девизом всегда было: лучше действовать опрометчиво, чем не действовать вовсе!

Что получилось в результате, я уже излагала. Дверь наконец открылась, я от души взмахнула доской, жертва вскрикнула и сползла на пол, схватившись за голову.

Дверной проем налился тусклым светом, Верочка сделала инстинктивное движение навстречу свободе, при этом венский стул закачался и накренился.

Происходили всё эти события в течение одной секунды. В следующую секунду все присутствующие барахтались в дверном проеме: окровавленный человек в самом низу, на нем непосредственно я с чертовой доской в руке, на мне венский стул, а на верху кучи малы оказалась Верочка.

Протискиваясь ко мне сквозь ножки стула, она шелестела зловещим шепотом.

– Малышева, мы его убили! Смотри, сколько крови! Что теперь будет?

– В тюрьму сядете, конечно, – раздался глухой голос из основания живой пирамиды. – Череп раскроили, феминистки хреновы, в десанте вам служить, а не в конторах!

Интонации голоса и построение фраз показались мне частично знакомыми.

– Слезать с меня будете или слегка повремените? – продолжал знакомый голос. – Удивительно очерствели в наши дни женские души! Сначала эти крошки голову человеку проломили, потом расселись на умирающем, как на диване.

Не без усилий мы избавились от стула, и друг за дружкой поднялись с пола. Насчет проломленного черепа, Валентин, конечно, заливал, мастерский удар только рассек ему кожу на темени. Но крови, действительно, было много.

– Отче, прости меня, – в раскаянье чуть не рыдала я. – Мы же не знали, что это ты, мы думали, Лешка нас убивать пришел.

И отчаянно рылась в сумке, надеясь найти чистый платок.

– И был бы совершенно прав, – ворчал Отче Валентин, зажимая моим платочком рану на голове. – Я, понимаете ли, как последний дурак, лечу на крыльях кого-то там вызволять, невзирая на воскресный Божий день, проявляю чудеса сообразительности и отваги, а милые дамы в благодарность за вызволение из темницы – хвать рыцаря-освободителя поленом по башке! Ты-то, прелестное дитя, как в заточении оказалась?

– Отче, давай все это на потом, а сейчас тебе рану промоем и духами продезинфицируем! Не то умрешь от заражения крови в благодарность за труды! – я продолжала каяться, вид окровавленного друга Вали смущал бесконечно.

Верочка смотрела на нас в полном остолбенении, я ей не успела рассказать, что приобщила Валентина к её розыскам. Да и помнила она его плохо. Её бедный ум, подточенный многодневным заключением, не мог справиться со стремительной чередой необъяснимых событий. Она впала в ступор.

Первым её состояние заметил Валентин, не к моей чести будь сказано.

– Конечно, милые дамы, – мягко произнес он. – Давайте отложим счеты и объяснение на будущее, а сейчас займемся неотложным. Там наверху имеется клозет в довольно пристойном состоянии, пора заняться обработкой увечий, а кое-кому умыться и потом глянуть на себя в зеркало.

Мы забрали из подвала свои вещички, Валька замкнул двери, и все трое, по мере сил торопясь, поползли по лестнице вверх.

Прощальный взгляд, брошенный мною на покинутое узилище, зафиксировал картину, леденящую воображение и наводящую ужас. Светлая жесть огромной двери была испятнана кровавыми следами пальцев, на полу обширные кровавые следы и, как последний штрих, окровавленная доска подле двери.

«Не завидую тому, кто заглянет сюда первым», – подумалось по пути из подвала. «– Это зрелище не для слабонервных.»

Валентин уверенно поднимался по лестницам, а мы с Верочкой, как цыплята за наседкой, волоклись за ним. Очень скоро мы пришли в чистенький уютный туалет в конце коридора второго этажа, и Валентин позволил мне заняться обработкой его раны.

Верочка тем временем начала приходить в чувство, поскольку на стене висело зеркало, сообщившее, что вид её ужасен и требует срочных реставрационных работ.

Валентин правильно вычислил: подруга деятельно занялась собою и стала мало-помалу выходить из шока.

Тем временем Валька сидел на подоконнике узкого, как бойница окошка, повернувшись спиной, а я смачивала духами «Дзинтарс» чистые островки на платке и дезинфицировала рану. Зрелище было жутковатое: края раны расходились, даже чуть заворачивались, и оттуда безостановочно сочилась кровь. Волосы на затылке промокли и слиплись.

Неожиданно пациент сделал резкое движение, сорвался с подоконника и оттолкнул меня к стене.

– Не двигаться! – скомандовал он. – К окну не подходить, ждать меня здесь!

И моментально исчез, только дверь за ним колыхнулась. Мы с Верочкой переглянулись в недоумении, но ослушаться не посмели. Так и стояли по стеночкам, пожимая плечами. В окно, конечно, хотелось заглянуть дьявольски. Было интересно, что же там Валька усмотрел?