Гобелен с пастушкой Катей

Но не успели мы поддаться искушению, как вернулся Валентин и шепотом произнес.

– Теперь тихо, молча – за мной! И побыстрее!

Мы опять повиновались и на цыпочках проследовали по коридору. Около лестницы Валентин знаком приказал остановиться и прислушался. В обморочной тишине мы все отчетливо уловили, как открылась наружная дверь, потом хлопнула, и кто-то двинулся по лестнице.

Ещё через секунду стало ясно, что посетитель направился не к нам наверх, а вниз, в подвал. Звук шагов становился глуше и отдалённое, один пролет, поворот, ещё глуше…

Валентин выразительно взмахнул рукой, втроём мы бесшумно слетели по лестнице вниз и осторожно просунулись сквозь наружную дверь на свет Божий!

Стараясь не шуметь, Валентин тщательно запер дверь ключом и ещё закрыл на железный засов снаружи.

– Стекол бить он, пожалуй, не станет, а если и станет, то не сразу, – туманно прокомментировал наш военачальник, принял из моих рук окровавленный платок, прижал его к ране на темени и повел нас к выходу с участка.

Последнее испытание подкосило и меня. Не говорю о мыслительных способностях или о об усилиях воли, исчезли даже любопытство и элементарный дар речи. Моя пустая оболочка послушно двигалась от огороженного участка стройки рядом с Верочкой, она вообще шла, как сомнамбула.

Мы обе уже отрубились и двигались машинально. Без Валентина мы опустились бы на мокрый грунт и сидели под дождем до второго пришествия. Психические перегрузки превысили наши скромные возможности.

Так в бессознанке мы прошли еще немножко, затем Валентин свернул с тропы, миновал стороной санаторный поселок и вывел нас на шоссе. Там он долго болтался у проезжей части, а мы с Верочкой, как овечки, стояли на обочине.

Тем временем день уплывал, и серые сумерки спускались сверху, как бесшумные большие птицы. По шоссе пробегали быстрые разноцветные огни, это машины зажигали фары.

Сотканный из мрака силуэт притормозил у обочины, плохо видимый Валентин подошел к автомобилю и долго шептался с водителем. После переговоров он сделал нам рукой приглашающий жест, мы послушно приблизились. Одну за другой он втолкнул нас на заднее сидение и назидательно произнес.

– Сейчас поедете к Екатерине, расплатитесь на месте, я пустой, будете ждать меня там. Ты, душа моя, (это Верочке), не забудь позвонить маме и мужу, но сиди там, где я сказал. Сидите и ждите меня хоть до завтра, поняли?

Мы что-то пробормотали в знак согласия, и машина тронулась. По дороге водитель, молодой парень, попробовал развлечь нас приятной беседой, но его старания пропали втуне. Уже в полной темноте нас выгрузили у моего подъезда, я поднялась на лифте за деньгами, отдала их шоферу (сумму не помню…), и далее в памяти случился провал. После него мы сразу оказались в ванной комнате моей квартиры.

Я наскоро приняла душ и сижу на корзине с грязным бельем в пестром купальном халате, а Верочка лежит в ванне с телефоном и мокрою рукой тщетно пытается набрать номер.

Я даю ценные советы крайне утомленным голосом. – Не спи, Веруня, утонешь! Звони тете Ане, если Виктор не отвечает…

– Я ей и звоню,» – слабым голоском оправдывается Верочка. – А не получается, гудка вообще никакого нет…

Наконец, мы сообща набираем правильный номер, и я с расстояния слышу тети-Анечкин голос.

– Дочка, доченька, Веронька! – бедняжка ничего, кроме этого, так и не произнесла.

А потом суфлирую, не надеясь на Верочкино присутствие духа.

– Завтра все объяснишь, приехать не можешь, живая, живая, только сейчас усталая, голая и мокрая, с мокрой головой…

Сама говорю с тетей Аней, пылко клянусь, что Вера только что сюда приехала, даже мне пока ничего не рассказала, живая и совершенно здоровая, завтра с утречка прямо к маме, конечно, все объяснит.

Потом опять небольшой провальчик. Сразу после него мы обе в халатах с мокрыми головами сидим в креслах при уютном свете лампы, за окном полнейшая ночь, из маленьких рюмочек тянем коньяк, принесенный однажды Сергеем, в комнате слоями плавает серый дым, и я спрашиваю, вытянув ноги на диван.

– А почему, как ты думаешь, Валька с нами не поехал? Что ему там делать?

Верочка очень резонно, хотя и сонным голосом отвечает.

– Он, может, выяснить захотел, зачем нас заперли. Закрыл этого Лешку в подвале и не выпустит, пока тот всё не расскажет.

Сраженная блистательным объяснением, я не успокаиваюсь и формулирую следующий вопрос.

– А за каким чертом ему это надо? Он бы лучше милицию позвал, а то возьмет Лешка с перепугу да треснет его по башке, вдохновившись моим примером.

– Он, может, и позвал милицию, отправил нас от греха подальше и пошел к участковому, – предположила Верочка.

– Очень ему там поверили, – засомневалась я. – Пришел мужик с разбитой головой и такое стал рассказывать – я бы не поверила ни в жизнь. Не пошел Валентин в милицию, вот на десятку спорю, что не пошел.

– Ну, не пошел и не надо, – тактично соглашается Верочка и сворачивается в кресле клубочком.

– Давай лучше диван разложим, – предлагаю я.

– Давай, хоть поспим как люди, – зевая, говорит Верочка, и обе моментально проваливаемся в сон, забыв о диване.

Проснулись мы уже в белом и розовом дневном свете, разбуженные резким звонком. Нехитрая трель дверного колокольчика так и переливалась нетерпением.

– Я на службу опоздала! – радостно приветствовала я Верочкино пробуждение и как была в халате рванулась открывать Валентину.

В дверном проеме передо мной выросли две мужские фигуры, одна из них полностью заняла видимое пространство.

– Здравствуйте, сэры, сеньоры и мсье, – с запинкой выговорила я. – Милости просим, только у меня не совсем чтобы очень убрано…

Я лепила одну за другой пустые фразы для того, чтобы скрыть немалое удивление. Ну ладно, Валентин прибыл, как обещал, но где он раздобыл Виктора, Верочкиного мужа?

Верочкино изумление не уступало моему. Однако трогательная встреча супругов состоялась честь по чести, мы с Валькой посчитали своим долгом на минутку удалиться на кухню, поскольку Верочка почти пустила слезу.

Правда, пасторальная сцена не успела затянуться, поскольку Отче быстренько сориентировался и оживился.

– Полюбуйтесь, я делаю вывод, что наши дамы всю ночь провели в обществе доброго зеленого друга! – сообщил он, пристально глядя на бутылку.

– И накурено, как в конюшне! – без изысков отметил Виктор.

Пришлось срочно выгораживать любимую подругу, брать грех курения на себя, оправдываясь чрезвычайными обстоятельствами.

В ту же минуту стало стыдно за проявленное малодушие (зачем и перед кем я распинаюсь в конце концов, может, Верка с ним завтра разведется), и я покинула смешанную компанию гостей, с тем чтобы позвонить на службу. Рабочий день в нашей конторе уже давно начался.

Хорошо, что Вандочка, младший редактор, оказалась на месте. Я пожаловалась тоном умирающего лебедя на невыносимую головную боль и поклялась, что приду после обеда. В соответствии с неписанным кодексом, Ванда стала умолять поберечь здоровье и отлежаться до завтра, она что-нибудь сообразит, если меня против ожидания хватятся. На том порешили, и я привычно порадовалась, как удачно сложились отношения в дружном редакторском коллективе.

Разделавшись со служебными делами, я вскипятила чай, сделала бутерброды, сервировала стол и засела в любимом кресле в надежде, что в течение получаса законное любопытство будет полностью удовлетворено.

Действительность превзошла все ожидания по части криминальной романтики. Дела обстояли гораздо хуже, чем мне, наивной девушке, показалось. Верка была похищена с целью выкупа!

Слово было предоставлено Виктору, рассказчиком он оказался не Бог весть каким, однако я попробую сперва передать смысл, потом переключусь на текст.

Вместо предисловия Витя сделал реверанс в сторону жены и заявил, что если бы она меньше мела языком в Таискиной компании, то ничего не случилось бы, хотя дальнейший рассказ данного предположения не подтверждал. Но это был личный стиль Виктора: громкие обличения, но шаткие для них основания.

Однако, не в том суть, я, а я воспроизвожу Витюшину речь далее почти во всей красе.