Прогулки по Петербургу с Виктором Бузиновым. 36 увлекательных путешествий по Северной столице

И воскликнул генерал:
«Это – очень просто!»

В конце жизни Путилов оказался совершенно разоренным, его отстранили от руководства любимым делом, любимым заводом. Он умер 18 апреля 1880 года накануне Пасхи. На завещание Путилова, где он просит похоронить его не на кладбище, а на дамбе Морского порта, Александр II наложил резолюцию: «Если бы Путилов завещал похоронить себя в Петропавловском соборе, я и то согласился бы». Гроб с телом Путилова рабочие завода пронесли весь путь на руках – это более 20 километров. Над могилой воздвигли часовню, и на картах Петербурга появился топографический знак «Могила Путилова». Через 4 года здесь же похоронили и его жену. Но в 1907 году близ Путиловского завода был построен по проекту В. А. Косякова новый храм во имя Св. Николая Чудотворца и Св. царицы Александры. Сюда и перенесли прах Путилова и его жены. После революции здание перестроили в клуб. Архитектор Александр Никольский видел своей задачей: «При наименьших денежных затратах уничтожить, по возможности, типичность старого церковного облика и в оформлении помещений клуба ответить на чисто современные предпосылки нового общественного сооружения». Ответил – здание лишилось куполов, колокольни, всего декора, в главный фасад была, как бы врезана, стеклянная призма. Затем, уже после войны, к зданию приделали портик. А с прахом Путилова и его жены произошла такая история: после войны в бывшей церкви разместился промкомбинат, который производил ваксу и гуталин для обуви. Для штамповки металлических коробочек под продукцию нужны были прессы. Когда стали копать ямы для фундаментов, наткнулись на 2 дубовых гроба. Сверху лежала чугунная плита с надписями. Плиту отправили на переплавку, а оба гроба сожгли в ближайшей котельной.[28 - Усанов Б. П. Николай Иванович Путилов – ученый, инженер, предприниматель. СПб., 2000.] Кажется, я уже говорила: благодарность потомков границ не имеет!

Церковь во имя Св. Николая Чудотворца и Св. царицы Александры. Фотография начала XX века и нынешнее состояние

Еще несколько слов о предреволюционном Автове. Мало кому сейчас говорит что-нибудь красивое слово ОРАНЭЛа. Это сокращенное название Ораниенбаумской электрической Северо-западной железной дороги. В 1910 году первая в России и третья в Европе электродорога начала действовать. В отличие от трамвайных, вагончики ОРАНЭЛы были зелеными, как и железнодорожные. Планировалось протянуть дорогу от Нарвских ворот до Ораниенбаума, но помешала Первая мировая война. Реально трамвай пошел только до Стрельны, где князь А. Д. Львов пожертвовал земельный участок своего дворца для размещения разворотного кольца.

Рядом с нынешней трамвайной линией (там, где была когда-то деревня Княжево) мы увидим романтичное, одиноко стоящее здание из красного кирпича (пр. Стачек, 91). Это тяговая преобразовательная подстанция ОРАНЭЛы. Кстати, трампарк им. И. Е. Котлякова находится как раз там, где располагались депо, ремонтные мастерские и прочие службы электродороги. В 1926 году участок Ораниенбаум—Стрельна разобрали, а демонтированные рельсы, шпалы и другое оборудование использовали при строительстве электрической железной дороги Баку– Сабунчи – Суруханы. На своих местах остались только неразборные железобетонные мосты – их опоры можно и сейчас увидеть, подъезжая к Мартышкину. В 1929 году электрическая железная дорога потеряла самостоятельность и была включена в сеть городского трамвая. Но долго еще первая трамвайная остановка после Автова в сторону Стрельны называлась «Княжево». Добавлю еще, что Александр Блок, ездивший купаться в Стрельну, несомненно, пользовался ОРАНЭЛой («Стрельна и ее парк с купанием»).[29 - Александр Блок. «Записные книжки», 5 июля 1919 года.]

Метро в Ленинграде появилось в 1955 году. Первая очередь прошла от площади Восстания до Автова. По типу конструкций станции первой очереди делят на пилонные и колонные. Пилонные: Площадь Восстания, Владимирская, Пушкинская, Нарвская. А колонные – Балтийская, Технологический институт, Кировский завод и Автово.

Проектировали станцию «Автово» архитекторы Е. А. Левинсон и А. Е. Грушке. Станция посвящена теме Победы, так как здесь проходила линия обороны. Для того чтобы подземный вестибюль выглядел светлым и праздничным, Евгений Левинсон решил использовать в его оформлении стекло. «Для станции была выбрана тема Победы, а что лучше может выразить тему Победы, нежели хрустальный ряд колонн зала, сделанных из материала твердого, прозрачного, светлого, ясного?».[30 - Левинсон Е. Э. О друзьях, о жизни и немного о себе. СПб., 1998.] Как рассказывает сам Левинсон, будучи в Доме архитекторов он обратил внимание на необычную подставку настольной лампы. Это была половина балясины хрустального ограждения алтаря Смольного собора. И замысел создания, развития темы метро стал проясняться. Поставили множество экспериментов, преодолели недоверие начальства, решили множество конструктивных задач. Остановились на спиралеобразном расположении стеклянных панелей вокруг железобетонной стойки. С тыльной стороны появились прорези под углом 86 градусов, что оставило колонну прозрачной, и в то же время сделало невидимым железобетонный столб внутри нее. Левинсон задумал также сделать стеклянные полы, мозаику. Какая это была бы станция! Но – соавтор проекта в отсутствии Левинсона дал разрешение заменить ряд стеклянных колонн мраморными. Нет, увы, ни мозаичного пола, ни уникальных светильников. Вдова Левинсона с негодованием пишет: «Прошло много времени прежде, чем светильники нашли. И где?.. – в кабинетах начальства метрополитена…».[31 - Там же.]

Станция метро «Автово». Наземный павильон

Станция метро «Автово». Подземный вестибюль

А тут еще одна напасть. Хрустальный ряд колонн, по замыслу Левинсона, предполагалось завершить мозаичным панно с изображением Матери-Родины. Но чиновничья мысль не дремала – вот, в Москве художник Корин тоже изобразил мать с младенцем на одной из станций, так богомольные старушки на нее крестятся… Непорядок. Пришлось долго доказывать, что это Мать-Родина, а вовсе не Богоматерь. Отстояли. Хотя я лично существенной разницы не вижу – мать с младенцем на руках, всегда, в первую очередь, мать.

Церковь во имя Казанской Божией Матери у Красненького кладбища

Примета современного Автова – новая транспортная развязка. Жителям домов, перед чьими окнами грохочет трамвай, и несутся машины – не позавидуешь. Зато у стен Красненького кладбища 21 июня 2000 года заложили новый храм – небольшой, построенный с использованием легких металлических конструкций каркаса, обожженных современными материалами (пенобетон). Освящен храм во имя Казанской Божией Матери 9 февраля 2001 года.

Ну, а совсем рядом с Автовым – место таинственное с таинственным же названием «Дорога на Турухтанные острова». Острова эти расположены в нижнем течении речки Екатерингофки. В 1720 году при полотняной фабрике в Екатерингофе открыли мануфактуру по производству крахмала и пудры. Видимо, чужеземное слово «крахмальный» переделали в «крухмальный», или «трухманный». Острова назывались и Трухмановыми, и Трухтановыми, пока не превратились в Турухтанные. И вот здесь-то, если верить книге «Ночные призраки большого города», произошли события удивительные. «Только нужда, либо нелепый случай могут завести человека в вечерний час на эту дорогу, зажатую с двух сторон грязными запыленными стенами заброшенных производственных корпусов, да серыми бетонными заборами»,[32 - Ночные призраки большого города. СПб., 1994.] – так начинается повествование о странных событиях, которые произошли с молодой супружеской парой, очутившейся в этих местах октябрьским вечером 1988 года. Вдруг Александр (муж) почувствовал затылком тяжелый давящий взгляд. Оглянувшись, он увидел черное пятно, бесформенную тень, которая вдруг бросилась на него, и, не причинив вреда, исчезла в яркой вспышке света. Но заинтересованный взгляд странного существа Александр ощущал до самого метро. «Что это было? Встреча с пришельцем из двухмерного мира, если таковой существует? Или живое пятно-гость с нейтронной звезды, где все под мощным прессом гравитации раскатывается в тончайший блин?» – вопрошают авторы рассказа. Разгадка, я думаю, проще – ведь Александр с супругой возвращались из гавани после проводов товарища в плавание. Ну, проводили, посидели, выпили… и никакой нейтронной звезды уже не требуется, чтобы объяснить дальнейшее. Но, на всякий случай, не ходите вечером по дороге на Турухтанные острова.

Мистическая история про незадачливых супругов вошла в передачу. А вот другую, увы, пришлось вырезать, времени не хватило. Я рассказала Виктору Михайловичу о том, что на Красненьком кладбище живет необыкновенно огромный черный котище, при виде которого шарахаются и крестятся нервные родственники усопших. А работники кладбища гордятся невиданным котом и говорят: «Это наш Кошмар Кошмарыч».

Красногвардейский район

«Тихие воды прудов фабричных…»

Пробираясь по смеси снега, воды и грязи, уворачиваясь от большегрузных фур, мы с Виктором Михайловичем добрели по Пискаревскому проспекту до Полюстровского. Вдоль берега замерзшего пруда, когда-то украшавшего парк усадьбы Кушелева-Безбородко, протянулось кирпичное здание с башенкой, чем-то напоминающее английскую усадьбу. Это и была наша цель – канатная фабрика Мэтью Эдвардса и Сезара (Цезаря) Кавоса, появившаяся здесь в 1876 году. Когда-то усадьба принадлежала канцлеру А. А. Безбородко, затем одному из его племянников. Это была ухоженная местность с великолепным усадебным домом, построенным Дж. Кваренги, и разными парковыми затеями: прудами, беседками, гротами. Даже подземный ход имелся, ведь А. А. Безбородко был видным русским масоном – как же без таинственных подземелий для проведения масонских обрядов. В начале XIX века со стороны Невы появилась знаменитая ограда с 29 львами, создателем которой, возможно, был Николай Львов. Усадебный дом и львиную ограду можно видеть и сейчас, но вот от парка мало что осталось. Промышленная революция в России разоряла владельцев «дворянских гнезд», заставляла их продавать земельные участки под застройку. Так, рядом с дворцами, беседками и гротами появлялись краснокирпичные заводские корпуса и дымящие трубы.

Тихие воды прудов фабричных,
Полные раны загруженных рек,
Плотно плотины прервали вам бег,
Слышится шум машин ритмичных.
Запах известки сквозь запах серы —
Вместо покинутых рощ и трав.
Мирно вбирается яд отрав,
Ясны и просты колес размеры.[33 - Михаил Кузмин. Из книги «Осенние озера».]

В середине 1870-х дошел черед и до имения Кушелева-Безбородко. Усадебному дому пришлось соседствовать с пивоваренным заводом и бумагопрядильной фабрикой. А в 1876 году в глубине парка на берегу пруда было заложено первое здание канатной фабрики. Надо сказать, что один из ее владельцев – Ц. Кавос – был известным архитектором, поэтому, естественно, сам проектировал фабричные здания. Производственные постройки – канатный цех, смольня, склады, котельная с дымовой трубой – расположились на берегу пруда, а невдалеке построили деревянные дома рабочих. Улицы Енисейской (ныне улица Жукова) еще не существовало – ее проложили только в 1914 году, окончательно отделив фабричный участок от парка.

История фабрики тесно связана с семьей Бенуа. Мэтью Эдвардс – громадного роста типичнейший «бритт» – обучал в 1874 году Камиллу, старшую дочь архитектора Николая Бенуа, английскому языку – и влюбился. Он явно был ей «не пара». Но происходил Мэтью из уважаемой семьи и завоевал любовь всех Бенуа своим добродушным нравом. В гувернеры он попал случайно и сразу же после женитьбы занялся «делом». Александр Николаевич Бенуа вспоминает: «Сначала он подбил мою мать и ее брата, моего дядю, богача Сезара Кавоса построить завод, которого он и стал управляющим, но затем он этот завод у них выкупил, скупил и все земли вокруг, приобрел и многие другие предприятия и кончил Матвей Яковлевич богатым и притом необычайно уважаемым человеком».[34 - Здесь и далее: Бенуа А. Н. Мои воспоминания. М., 2003.] С легкой иронией, но и с большой любовью, Александр Бенуа описывает своего нового родственника: как тот вел долгие переговоры с бородатыми купцами за бесчисленными стаканами чая, как быстро выучился бегло говорить по-русски, оставаясь в остальном «типичным бриттом».

Канатная фабрика Эдвардса и Кавоса

Эдвардсы построили рядом с фабрикой собственный двухэтажный дом, который «…поражал беспорядком и уютом одновременно… Одно то, что кошки и собаки как-то распоряжались домом на равных правах с хозяевами…».

Зимой на самом берегу ближайшего к дому Эдвардсов пруда строилась деревянная гора. Скатывались уже по льду. Катанье при луне на салазках, в доме ярко пылает камин… Типично английский уклад жизни. Иногда Мэттью Эдвардс – легко, несмотря на свои внушительные габариты – танцевал джигу. А Камилла Бенуа, в которой текла французская и итальянская кровь, освоила тайны английской кухни – пудинги и ростбифы. К художественному творчеству той семьи, куда он волею случая попал, Мэтью относился равнодушно: в театр и на выставки ездил только, если его туда насильно тащили. Больше всего любил сидеть у камина и слушать, как жена поет старые английские песни, аккомпанируя себе на стареньком пианино.

«Канатная фабрика стояла на расстоянии нескольких саженей от их дома в Кушелевке, и всё, даже борода и платье хозяина, было пропитано свежим смолистым запахом».

«Самая фабрика Матвея Яковлевича носила на себе типичный английский отпечаток. Она, правда, не походила на огромные казарменного вида дома с высокими дымящимися трубами, с настоящим адом шумных машин. Это была расползшаяся во все стороны, низенькая, всюду в один этаж, постройка, точнее, целый городок деревянных построек. Фабрика „Нева“ шумела, но шумела мягко, „простодушно“, с частыми передышками. Рабочие не исчислялись тысячами, вряд ли общее число их переходило за сотню, включая женщин и малолетних… На фабрике царил образцовый порядок, но он достигался не суровыми мерами, а какой-то любовной патриархальностью…»

Александр Бенуа описывает амбар, где лежала гора плотно скрученных веревок, огромные весы, главную топку, чумазых кочегаров, уголь.

Саженей на двести тянулась деревянная галерея, вдоль нее были проложены рельсы, и ходила выписанная из Англии машина с разными крюками.

«Когда механизм был пущен в ход, то крюки начинали стремительно вертеться, свертывая несколько ниток в одну толстую веревку, несколько веревок в один канат, несколько канатов в неимоверной толщины кабель. Для того чтобы эта работа могла производиться, машине с крюками надлежало все более удаляться от своего начала и ползти… к другому концу галереи. Путь этот совершался медленно и деловито, со сверлящим уши шумом. Зато, когда он бывал пройден, а свитые, готовые канаты сняты с успокоившихся крюков, то машина по тем же рельсам возвращалась к исходному месту, и это она проделывала со стремительностью, точно лошадь, почуявшая конюшню… Я терпеливо шел шагом за ползущей, работающей машиной с тем, чтобы, сев на нее… вихрем мчаться обратно».

«О том, какую любовь он (Мэтью Эдвардс. – Прим. авт.) снискал среди своих многочисленных служащих, может свидетельствовать то, что когда он скончался, то его гроб на руках пожелали нести рабочие от самого дома до самой могилы на Католическом кладбище, версты три, а проходило это в самый разгар революции 1917 года». Камилла Бенуа через 3 года эмигрировала в Англию и умерла в маленьком деревянном домике, живя на средства родственников Эдвардса.

В советское время предприятие специализировалось на выпуске шпагата и называлось: прядильно-шпагатная фабрика «Нева». В 1971 году было создано Производственное объединение пеньково-джутовых и крученых изделий «Нева», куда, помимо фабрики «Нева», вошли предприятие «Канат» на Петровском острове и Ивангородская канатная фабрика. В период акционирования предприятий в начале 1990-х годов оборудование с фабрики «Нева» перевезли на Петровский остров. С этого времени канатная фабрика на Пискаревском проспекте перестала существовать как промышленное предприятие.[35 - Памятники промышленной архитектуры Санкт-Петербурга. СПб., 2003.]

Время сильно изменило характер застройки этой части города. Вдоль Пискаревского и Полюстровского проспектов выросли новые многоэтажные жилые дома, исчезли деревянные постройки. И, как ни странно, самым романтическим строением в этом месте было промышленное здание. Краснокирпичные стены и башенка смольни отражались в пруду, старые парковые деревья придавали местности живописный вид. Действительно – то ли крепость, то ли старинная усадьба…

Увы, не так давно здания канатной фабрики Эдвардса и Кавоса были сняты с охраны. История знакомая: помещения сдавались разным, часто весьма сомнительным арендаторам, не было единого хозяина. Поэтому часть корпусов не отапливалась, крыши и фасады, если и ремонтировались, то «как Бог на душу положит». И здание довели до такого состояния, когда действительно охранять было уже нечего…

А ведь располагался фабричный комплекс в парковой зоне. После реставрации в «крепости» можно было бы разместить и кинотеатр, и молодежный центр, и… Но, кажется, об этом никто не думал.

Красносельский район

Моя Сосновая Поляна

Сосновая Поляна – район особенно дорогой мне. Мы переехали сюда, когда мне было 13 лет. Здесь я окончила школу, отсюда ездила в институт, потом на работу. Здесь до сих пор живет мой отец, поэтому понятие родительского дома у меня неразрывно связано с Сосновой Поляной. Я видела, как она менялась, как исчезали деревянные домики и возводились многоэтажки, как появился проспект Ветеранов и пришел сюда первый троллейбус. Старые названия улиц – Бульварная, Георгиевская – заменялись новыми. Но, несмотря на все новшества, Сосновая Поляна сохраняет еще некий налет провинциальности. Может быть, способствует тому район невысоких двух-трехэтажных домов, соединенных арками, может быть, – обилие зелени и близость парков, которые тянутся цепью вдоль Петергофской дороги. И когда мы с Виктором Михайловичем отправились в Сосновую для записи передачи, мне казалось, что я пригласила его к себе в гости. Так что передача о Сосновой Поляне – одна из моих любимых.

Сосновая Поляна – сравнительно новый район. Сама станция возникла в начале XX века – до этого поезда останавливались только в Лигове и в Сергиевке (нынешняя Володарская), а по обеим сторонам дороги рос густой сосновый лес.[36 - Засосов Д. А., Пызин В. И. Из жизни Петербурга 1890–1910-х годов. Л., 1991.] Но и до того, как появился дачный поселок Сосновая Поляна, места эти пользовались известностью, потому что входили в ансамбль Петергофской дороги – одного из любимых созданий Петра Первого. Той дороги, что ныне – проспект Стачек и Петергофское шоссе.

Она существовала еще до Петербурга. На шведских картах XVII века видны небольшие поселения по берегу залива, которые связывает между собой приморская дорога. Кое-где она была простым проселком, где-то (между нынешними Автово и Лигово) сливалась с древней Нарвской дорогой. Прибрежные деревеньки (финские хутора, заменившие древние ижорские поселения) были небольшими, 5–6 дворов. На возвышенных местах стояли лютеранские кирхи и пасторские дворы.

Все изменилось, когда в ходе Северной войны земли Введенского Дудоровского погоста Водской пятины (так назывались они в новгородских писцовых книгах XVI-го века) снова перешли к России. Правда, до 1709 года, пока еще сохранялась возможность возобновления военных действий, ни загородные усадьбы вельмож, ни царские резиденции, естественно, строиться не могли. В основном строились редуты. Но, как только опасность миновала, Петр I решил превратить Петергофскую дорогу в нечто вроде парадного морского фасада новой столицы. По его замыслу, путешественник прибывал в Кронштадт, отплывал в Ораниенбаум, – и оттуда следовал в Петербург по живописной дороге, где великолепные загородные дома, окруженные парками, перемежались сельскими ландшафтами. Своей летней резиденцией царь хотел сделать Стрельну, позднее – Петергоф. А земли вдоль Петергофской дороги роздал ближайшим к себе людям – князю Меншикову, адмиралу Апраксину, царице Марфе Матвеевне и многим другим. Строились здесь не всегда охотно, кое-кто считал это тяжелой повинностью. Но все же появились вдоль дороги деревянные, а позже – каменные строения, великолепные парки с разными затеями: фонтанами, гротами, каскадами. Петергоф и Петергофскую дорогу любили и наследники Петра, в первую очередь императрицы Елизавета Петровна и Екатерина Великая. Владения вельмож прерывались большими царскими имениями – Лиговом, Стрельной, Петергофом. А при Николае I, когда Петергоф находился, пожалуй, в зените своей славы, вдоль дороги появились имения сыновей и дочерей императора, позднее – его внуков. Официальный статус Петергофской дороги всегда был особым. По ней маршировали полки в летние лагеря в Красном Селе, мчались придворные кареты, скакали фельдъегеря. По свидетельствам иностранцев, Петергофская дорога напоминала дорогу из Парижа в Версаль.

Остатки былой славы Петергофской дороги мелькают то тут, то там. Почти непрерывная цепь парков, дворцы вельмож – Воронцова (перестроен до неузнаваемости и почему-то в церковь), «Александрино» (восстановлен после войны), «Новознаменка»… Возле главного здания усадьбы «Новознаменка» мы и остановились. Легкое голубое с белым здание в стиле барокко – сразу видно, что строил его не последний архитектор. И это действительно так. Автором считается Антонио Ринальди.[37 - Впрочем, Сергей Горбатенко считает, что автором проекта каменного дома был, скорее всего, архитектор Джузеппе Трезини, который наблюдал за строительством («на это указывает трактовка архитектурных деталей, совершенно нехарактерная для Антонио Ринальди, которому часто приписывают это здание. Какие-то работы производили итальянские мастера Бартолиати и Венерони»). Горбатенко С. В. Петергофская дорога. Историко-архитектурный путеводитель. СПб., 2002.]

За свою долгую жизнь усадьба сменила много владельцев. Ее хозяевами были Апраксины и Воронцовы, Нарышкины и Мятлевы. Все они оставили свой след в российской истории. Кто-то был военачальником, кто-то прославился хлебосольством и даже попал в стихи. Так, Державин пишет:

Нарышкин! Коль и ты приветством
К веселью всем твой дом открыл!..
Где скука и тоска забыты,
Семья учтива, не шумна,
Важна хозяйка, домовита,
Досужа, ласкова, умна.
Где лишь приязнью, хлебосольством
И взором ищут угождать…

По преданию, гостя на даче Нарышкина, Екатерина II узнала о мире со Швецией. В честь этого события хозяин поставил в одном из залов чугунную статую императрицы.