Башня. Книга третья

– Но их – тьмы и тьмы на каждой территории! Я же подхожу к одному-двум самое большее! А сколько таких территорий? Сколько людей в каждой? Знаете ли вы это? И что я смогу сделать?

– Всё верно: и таких территорий просто неисчислимое количество, и людей в каждой огромное множество, но в твои служебные обязанности входит освобождение всех пленённых тёмными. Разве эти люди не могут быть причислены к пленникам?

Звента кивнула. Конечно, эти тоже захвачены в плен и надежды на освобождение у них практически никакой.

– Я готова, что делать и как им помочь?

– Достаточно одного только толчка, одного твоего слова, которого им не может сказать никто из заключённых и, тем более, конвойных, чтобы дать иное направление движению мыслей человека. А любой человек, остановившись в дьявольской гонке зла, которая продолжается и тут, словно в заколдованном круге, непременно обращается к ближним с вопросами, схожи ли судьбы соседей с жизнью и итогом судьбы имярек. И дальше пойдёт всё кругами, как от брошенного в воду камня.

– А если этого толчка не дать?

– То люди будут бесконечно терпеть ужасающие страдания, которым конца-края не видно. Они всё время возвращаются к совершённым преступлениям и думают о том, как можно было бы их совершить, чтобы избегнуть наказания. Они не понимают, что давно покинули земную жизнь и находятся в месте, где расплачиваются за причинённое ближним зло. (Вспомни Хранителя Времени, который объяснил тебе, что в аду самое страшное именно то, что в нём времени нет!). Но сколько бы они не кружились в этом колесе, выхода они найти не смогут. Именно потому, что края мучений достичь можно лишь через осознание собственных ошибок и искупление их.

– …никакие сроки нахождения в аду не изменят их участи?

– Ты задумывалась, зачем мы познакомили тебя с Хранителем Времени?

– Чтобы он объяснил мне катастрофичность положения мест и обстоятельств, когда Времени нет?

– Именно. Отсчёт испытываемым мукам начинается именно в момент, когда человек начинает осознавать, что был неправ и начинает думать по-другому… У людей появляется надежда.

– И много таких местностей?

– На твой век хватит и останется. Потому что если список земных болезней тела превышает несколько тысяч, то болезней нравственных, духовных, ещё больше.

То есть сначала человек совершает небольшой проступок, находит себе оправдание, а поэтому и не исправляет этот проступок. Далее, уже гораздо проще, легче и быстрее, совершает второй, третий, двадцатый, пока не настаёт момент, что он уже и не помышляет о причинённом зле…

Человек не может не ошибаться, ибо постоянно подвергается нападениям представителей тьмы, но, допустив ошибку, должен исправлять и сами ошибки, и их последствия, должен контролировать себя, соотносить свои действиями с нравственными категориями Закона Божия. А если он этого никогда не делает, если голоса совести, то есть Ангела Хранителя, не слушает совсем, тогда заболевает дух. И болезни телесные есть сообщение открытым текстом о том, что больна душа данного человека. (Люди же к больным душой причисляют только потерявших рассудок, хотя подобное сужение понятия гибельно для человечества!). Или, того хуже, болен дух рода. И надо молиться, надо спасаться. А поликлинику и аптеку посещать – напрасная трата времени.

***

Измученная бесконечными процедурами, Татьяна в минуты ослабления активности той группы Спутников, которых, вероятно, следует называть медиками, вспоминала дни, предстоявшие отпуску.

Во-первых, в какой-то миг, из тех, когда у Татьяны появлялось зрение-видение, она вдруг обнаружила возле себя огромную астральную собаку. Гризли показался бы рядом с ней лилипутом. Да и сама земная Татьяна доставала ему, стоящему, примерно до колена лапы. Зато Звенте, считавшую свой рост в ином измерении сотнями метров, он едва достигал до колена.

И, кстати, был он шерстист именно в такой степени, в какой был шерстист тот огромный медведь, которого видела Татьяна в том давнем, на всю жизнь запомнившемся сне, когда зверь сей появился из-за горизонта и пересёк степь в несколько шагов.

– Это был не я.

Лишь на доли процента удивившись, что зверь разговаривает человеческим голосом (она и не такое видала!), Татьяна спросила:

– Тебя как зовут?

– Брат волк Акинфей. Я теперь буду тебя охранять. Вместе с вот этой гвардией. – И Татьяна увидела, что гвардия волчья довольно внушительна, не только по количеству (особей примерно в пятьдесят), но и в том смысле, что любой из стаи от Акинфея размерами не слишком отличается.

– А зачем? Разве солдатики, которые охраняли меня, перешли на другую работу?

– Нет, Звента, мы здесь! – В круг зрения Татьяны вступил ангел-офицер в небесно-синем, цвета Пресвятой Богородицы, мундире. – Мы всегда здесь, будь уверена.

– Так зачем мне ты, Акинфей?

Но ответил не он, ответил офицер.

– Охота за тобой, Звента, усиливается, привлекаются всё новые силы. Ведь даже на земле танки воюют с танками, самолёты с самолётами, а пехота с пехотой. Понимаешь?

– Хочешь сказать, что на меня в атаку пошли адские звери?

– Именно так. Наши противники, благодаря некоторым нашим тактико-стратегическим манёврам, в том числе твоему переезду в иное место жительства, потеряли тебя, хотя и на время, из виду. И теперь ищут твой след таким вот способом: послали ищеек. Вслед за которыми, конечно же, идут сами охотники. И задача Акинфея и его волчьего братства – сбить ищеек, адское зверьё, со следа, если они случайно нападут на него.

– Весело… – сказала Татьяна.

– Но это ненадолго. Найти им тебя вряд ли удастся. Ведь кроме нас и группы Акинфея, есть и другие защитники, которые имеют ту же задачу – сбивать со следа ищеек тьмы и подсовывать им ложные направления. И для этого, уже совсем скоро, ты опять переедешь, я думаю, ты уже знаешь об этом предстоящем событии…

Конечно, Татьяна знала. Хотя представляла себе это настолько смутно (как это получится и куда она должна снова переезжать), что будет правильнее сказать, что совсем не представляла. Более того, старалась об этом не думать вовсе, потому что эти переезды могли длиться всю оставшуюся жизнь.

В нынешнем новом месте, втором по счёту после расставания с коммуналкой, которая достала её за двадцать лет до такой невообразимой и неописуемой степени, она была по-настоящему счастлива тишиной, покоем и близостью леса и озера. Посему и не хотела думать о предстоящем следующем переезде неизвестно в какое и где находящееся место, к которому ведь ещё снова придётся привыкать, потому что не зря переезд приравнен к пожару…

Поэтому она вернулась в памяти к более приятным событиям. На следующий, после появления Акинфея, день Спутники велели ей пойти погулять в лес. Причём прогулка эта должна была длиться минимум три часа. А посему Татьяне следовало взять с собой какую-нибудь еду: вдруг есть захочется? Но главное указание: взять туристский стульчик, потому что она может устать, а садиться на землю, поскольку осень, лучше не надо. Городскому жителю это с непривычки вредно.

В лес – пожалуйста! Татьяна бодро почибиряла, прихватив всё, что было велено Спутниками. Потом несколько часов она медленно, наслаждаясь, бродила по лесу, уже вроде бы и знакомому, но открывавшему такие свои полянки, что только диву даёшься, где они до сей минуты прятались. А ещё и Солнце – всегда пламенно любимое Татьяной и Звентой Солнце – светило на всю осеннюю свою мощь.

Притомившись, Татьяна на встретившейся тихой полянке поставила прямо под толстой берёзой стульчик и села, прислонившись в стволу так, чтобы Солнце светило прямо ей в лицо. Она сидела так, прикрыв глаза, примерно полчаса тихо-тихо, и даже Спутники, жуткие болтуны, молчали всё это время. Конечно, Спутники в ответ на это определение немедленно возразили, что они вовсе не болтуны. Такое впечатление возникает оттого, что их много, и если каждый из них произносит хотя бы по фразе, а то иногда приходится произносить и несколько предложений, то Татьяна слышит непрерывный говор.

Татьяна не стала спорить, она предпочла, чтобы эта солнечная тишина продолжалась. Ей, как её с подковыркой часто дразнил драгоценный друг Лысый, «рабе асфальта» подобные вылазки на природу удавалось совершать нечасто. А уж в одиночестве – так и вовсе никогда.

Просто поразительно, чего лишают себя городские жители, никогда не сидевшие тихо в лесу или в поле! То, что называется отдыхом на природе, оставляющее после себя горы разнообразного пластика и битого стекла, вовсе не значит, что эти дикари приобщились к природе!

– Смотри!

Татьяна, опасаясь раскрыть глаза на нормальную ширину, увидела из-под век, что к ней медленно приближается неописуемой красоты олень. Он был очень молодой, по человеческим статусам возраста – подросток. Но был он удивительный. Имея кое-какие, пусть и не самые обширные, знания о фауне средней России, Татьяна не могла припомнить, чтобы видела именно такую породу оленей.

Олень подходил всё ближе, медленно и спокойно. Не случайно здесь оказавшийся и Татьяну только что обнаруживший, нет, он именно к Звенте приближался. А с низкой ветки соседнего дерева на неё приветливо смотрела белка, прямо у ног, оказывается, в траве сидел заяц, на пеньке расположилась невиданная прежде птица чуть больше голубя, тоже неизвестной Татьяне породы, и многие ещё представители фауны сидели и ждали, кто из них первым осмелится подойти к Звенте.

Самой храброй оказалась белка. Одним прыжком она перемахнула с ветки на плечо Звенты и уселась там так спокойно, словно это не плечо было, а такая же ветка. Но тут на колено Татьяны вспрыгнул зайка, на голове оказалась птица… Вся толпа животных подвинулась настолько близко, что при желании Звента могла бы погладить каждого. Но она не то, что рукой, ресницами остерегалась шевельнуть, дабы не напугать и так замордованное до невозможности человечеством зверьё.

И как же ей на этот раз пригодилось умение разговаривать мысленно! Именно так она спросила у Спутников, что означает это паломничество представителей животного царства к ней и уж не эта ли коллективная встреча была истинной целью прогулки в лес?

– Именно это. – Звента даже не поняла, кто именно ей ответил. Вполне возможно, что и Солнце, принимавшее в происходящем самое горячее участие. – Сейчас ты обретёшь умение понимать всю фауну и флору, разговаривать с каждой былинкой и каждым зверем и получать ответы на все вопросы. И отвечать на вопросы, которые они будут задавать тебе.

Самое главное для этого – тишина внутри тебя, тишина твоего сердца. Второе, но не очень существенное – видеть того, с кем разговариваешь. Или знать, что это существо на расстоянии таком, что точно тебя услышит. И третье, из главных условий, разговаривать надо мысленно. Положение дел на данную минуту таково, что человеческий голос воспринимается любым иным существом как потенциальная угроза, даже если звучит ласково.

Конечно, мы говорим о свободных обитателях земли, а не о тех, которые пребывают в тесном контакте с людьми. Не о домашних. Тем, извини, деваться некуда. А этим пока есть куда деваться. А потому нынешнее их посещение – сугубо добровольное.

И ты порадовала нас, что не дала воли своему голосу. Хотя они знали, к кому идут, но голос человеческий, даже твой, для всех нежеланен. Так что не на голос человеческий звери идут, если идут добровольно, но на излучение сердца. Если звери эти идут к человеку знакомому, то голос его для них просто опознавательная примета.

– И почему они пришли ко мне?

– Познакомиться. Дать тебе увидеть их.