Верна – дочь боярина. Так могло бы быть

Утром князь, с боярином и Верной (при виде которой Остромысл удивлённо приподнял бровь, но ничего не спросил и лишь ласково ответил на её приветствие), присоединился к обозу с брёвнами, отправлявшемуся к новой крепости, где ускоренно завершалась установка частокола. Люди князя держались по сторонам от него, охранение же обоза рассыпалось по степи, высматривая, нет ли где кочевников. Пока их не было.

Но беда их не миновала. Уже на самом подходе к крепости они, видимо, извещённые своими дозорными, решились напасть на недостроенную ещё крепость, увидев, что туда прибыл какой-то знатный человек.

Они не стали нападать на обоз, потому что князь и сопровождавшие его боярин с дочерью уже оказались внутри стен, а убить работников было бы трудно: их охраняла добрая сотня дружинников. Поэтому ордынцы ринулись на стену в тех местах, где ещё не было частокола.

Лёд не помог особо ни защитникам – ордынцы на замёрзшую поверхность рва бросили травяные настилы и по ним перебежали к валу без всякого урона, ни ордынцам, потому что коней им пришлось оставить хоть и под самыми стенами, у рва, но какое-то расстояние преодолевать на своих двоих, чего они терпеть не могли.

Вои начали стрелять ещё до того, как ордынцы преодолели ров, поэтому быстро росло число убитых и раненных выстрелами из всего оружия, которым располагали защитники, включая огненные шары. Но нападающих было столько, что тела убитых просто оставались на месте, остальная же масса неслась дальше и достигла-таки стены.

Наконец обоз был загнан внутрь крепости весь и ворота закрылись. К обороняющимся присоединилось больше сотни дозорных, охранявших обоз. Да и князь с боярином тоже не стали отсиживаться в тереме, а поднялись на стену. В том месте, где не было ещё частокола – а это было ещё около ста саженей стены – количество воев было удвоено, потому что ордынцы лезли друг другу по головам, чтобы только быстрее ворваться в крепость.

Верна, хотя ей было строго-настрого велено оставаться в горнице, не стерпела. Она надела на себя доспехи, приготовленные, видимо, для её брата Преслава, укрыла под шлёмом косу, взяла копьё и тоже пошла на стену. Но пошла туда, где стоял частокол и где кочевники нападали гораздо меньшим числом. Но ведь и там нападают, так что лишним – даже в её слабой руке – копьё не будет.

***

Верна нашла себе место меж двух дружинников, расстояние между которыми было, даже на её неопытный взгляд, слишком большим. Оба мельком на неё глянули, удивились, откуда появился этот младень, но и порадовались, что он появился, ибо чем больше защитников, тем надежнее. Верна тоже порадовалась, что они не стали к ней присматриваться и выяснять, кто она (то есть младень) такая и почему появилась именно здесь. Копьё она держала в руке вполне уверенно, не единожды она не только смотрела на занятия Преслава, руководимого то опытными дружинниками, то самим отцом, но и сама иногда, уже под руководством Преслава, пробовала с копьём управляться. И это у неё неплохо получалось, хотя силы, конечно, были далеко не те, какие требовались копейщику.

В месте, где она оказалась, некоторое время было совершенно спокойно. Дружинников это спокойствие сильно тревожило: либо крепость уже где-то захвачена и вся орда устремилась внутрь, либо кочевники готовят какую-то каверзу, а потому следует быть особо бдительными. Они, опытные вои, оказались правы: буквально через миг на них просто-таки валом кинулись кочевники. Дружинникам теперь тем более не было дела до Верны, у них самих дела хватало по горло.

Верна тоже насторожилась: странно, что ордынцы лезут именно туда, где есть дружинники, а там, где она, хоть бы одна голова показалась. Накликала она беду: тут же и вылезла из-за кольев страшная голова, а за ней и плечи. Ордынец, увидев Верну и мгновенно распознав в ней девушку, растерялся неописуемо: он-то ожидал увидеть вооружённого дружинника! Верна, однако, его удивления не разделяла: она-то как раз ожидала появления лютого врага. Благодаря тому, что ордынец от растерянности на какое-то время застыл без движения, она внимательно рассмотрела, что лицо его закрыто шлемом, что на плечах и на руках доспехи, а вот открытое место только одно. И с размаху она воткнула копьё в это единственное открытое место: прямо под подбородок, да с такой, как оказалось, силой, что он опрокинулся за вал, унося с собой в горле копьё Верны.

Немедленно дикий вой огласил подножье стены, такой лютый и громкий вой, какого даже опытные дружинники не слышали за всю свою боевую жизнь.

– Что случилось? – в один голос спросили у Верны оба, поскольку те ордынцы, с которыми дрались дружинники, почему-то не только ссыпались вниз со стены на всём её протяжении, но и взвыли так же отчаянно и дико, как и те, которые оказались в этом месте.

– Моё копьё в горле ордынца так и осталось, – посетовала она, – когда он со стены свалился. – Верна пожала плечами, поскольку тоже ничего не понимала в происходящем!

– Знатный удар! А копьё вот – возьми другое!

Верна приняла копьё, кивков поблагодарив дружинника и снова изготовилась к нападению. Но нападение прекратилось. Не только в этом месте, но и вообще прекратилось. Дружинники, осторожно выглядывая из-за стены, вдруг увидели, что лава кочевников откатывается обратно в степь. А посередине лавы четверо всадников несут кого-то, явно убитого. Военачальника какого-то, наверное.

Увидев, что нападение закончилось, Верна быстро соскользнула со стены и тихонько примчалась в горницу, торопливо сбрасывая доспехи. Но не успела – вошёл Феодор, взбудораженный боем.

Заметив, что она всё ещё в кольчуге, он удивлённо воззрился на неё, догадываясь, что она отнюдь не отсиживалась в горнице.

– На стену ходила?

– Ходила.

– И что?

– Ордынца убила.

– Голыми руками?

– Нет. Копьём. Ударила его в горло. Он и свалился со стены.

– Так это ты их главаря на тот свет отправила?!! Ай да дочь, ай да молодчина! Так одевайся и пойдём-ка со мной!

– Куда?

– На кудыкину гору! Пойдём, коли велю! Нет, кольчугу не снимай, шубейку только накинь.

Верна покорилась.

Быстрым шагом Феодор, за которым едва поспевала Верна, подошёл к центру крепостного двора, где стоял князь Остромысл со старшими дружинниками, защитниками крепости.

Убитых россов было всего шестеро, раненных десятка два, но при огромном количестве нападавших на ещё не достроенную крепость это было очень мало. Это была победа, хотя и купленная кровью.

– Приведите захваченных ордынцев, – велел князь. – Попробуем у них спросить, почему нападавшие откатились так внезапно.

Пленников, числом около десятка, надежно скованных тонкими цепями, привели и поставили перед князем на колени. Оказалось, что он владеет их наречием и потому он тут же стал их спрашивать о чём-то. Выслушав их ответы, Остромысл так сказанному пленниками удивился, что его задранная в удивлении левая бровь так и застыла на лбу.

– Ничего не понимаю. – Он пересказал окружавшим его ратникам то, что ему ответили пленники. – Утверждают, что кто-то из защитников убил их вождя, не удержавшегося на своём месте руководителя битвы, но также ринувшегося в нападение вместе с рядовыми кочевниками. Видать, уж очень заманчивой целью показалась ему недостроенная крепость.

И сильно возвысив голос, так, чтобы его услышали и на стенах, князь спросил:

– Сознавайтесь, кто всадил копьё в горло ордынцу?

Все молчали, пока Феодор не поставил впереди себя Верну.

– Моя непокорная дочь, вот кто! Самовольно приехала с твоим обозом, самовольно в доспехи обрядилась, на стену взобралась и именно она тому ордынцу копьё, вбив в горло, «подарила»… А что?

– А то, что это был их самый главный начальник. Именно потому атака и прекратилась.

И внимательно стал глядеть на Верну.

– Непокорная, говоришь? Самовольница? Или, может быть, оружие в Руках Божиих?

Все молчали и лишь испытующе глядели на Верну, так что она зарделась, как маков цвет под столькими взглядами. Да и самоволие отрицать было бы смешно.

– Поведай-ка мне, дева, – велел князь, – почему ты решила в крепость ехать самовольно?

– Я не знаю. Очень по отцу соскучилась. Ужасно хотела его увидеть. Не устояла против искушения.

– Искушения?

Верна кивнула.

– Доброе, значит, искушение было. А ты не подумала, что тут набеги бывают? Что ты погибнуть могла?

– Не могла! Вон сколько воев вокруг!

Князь, не выдержав, засмеялся, да и дружинники захохотали в голос. Ну, боярская дочь, храбра же ты, вся в отца!

Отсмеявшись, князь вдруг поманил к себе старшего из той двадцатки воев, которых взял в сопровождение и что-то ему шепнул. Дружинник словно в воздухе растворился. Но, как оказалось, ненадолго.

А пока его не было, князь продолжал расспрашивать Верну, как она стояла на стене и что там происходило. Но тут вернулся дружинник и подал князю ларец.