Училка

– Наша гордость. В Плешку идет, перевернет всю экономику.

– Пусть войдет сначала в Плешку и дойдет до ее конца, – проговорила я, вглядываясь в Лариску. Она сейчас со мной серьезно говорит? Или они устроили мне такой экзамен? На прочность?

Вглядеться в нее было очень трудно. У Лариски есть странная манера – подходить к человеку так близко во время разговора, что невозможно посмотреть ей в глаза. Смотришь, а глаза у тебя разъезжаются. Делаешь шаг назад, а она подступает снова и снова, ближе и ближе.

– Давай! Смелее! – Лариска хлопнула меня по плечу. – Ты проставляешься сегодня? Или когда?

– В смысле?

– В смысле – пришла на работу.

– А, ну да… – наконец поняла я. – Я пока не думала. И я не пью.

– Так и я не пью! – опять громко засмеялась Лариска. – Но ем пирожные и конфеты. Давай в пятницу, ладно? А то у меня до пятницы все занято, жаль, если я не попаду.

Слегка ошарашенная, я спустилась в раздевалку. Должна ли я зайти сейчас, скажем, к завучу? К Розе? К директрисе? По результатам первого дня…

Роза сама шла мне навстречу.

– Родителям во время урока звонить не стоит, – с ходу сказала она. – Поняла?

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу, – перебила меня Роза, – чтобы тебя не разорвали, не сплющили, не истоптали, и еще я хочу – чтобы не было позора школе. Я этого хочу всегда. Я отвечаю за эту школу. Вместе с Маргаритой Ивановной. Я в этой школе двадцать шесть лет. Ловишь?

– Ловлю, – кивнула я.

– Вот теперь иди и отдыхай. Готовься, завтра у тебя восьмой «В». Я зайду. А насчет Громовского не переживай. Нет рычагов давления на него, практически нет.

– Есть, – сказала я.

– Ого! – Роза даже отступила на шаг назад и демонстративно осмотрела меня с ног до головы. – Н у, расскажешь, расскажешь. Пока он написал заявление, что ты избила его на уроке и выкинула в окно его пятый айфон, который стоит штуку евро.

Я молча смотрела на Розу. Я ведь в принципе должна была рассказать ей о том, что произошло на уроке. Лучше рассказать, чем потом оправдываться. Это же невероятная, криминальная ситуация. Я одна не справлюсь. Нет? А если попробовать?

– Что ты молчишь? – Роза подбоченилась. – Ведь не так все было? Почему ты не пришла жаловаться?

– У школы же нет рычагов давления на Громовского, – ответила я. – Его отец – спонсор школы?

– Да бог с тобой, Данилевич! Ты ведь осталась Данилевичем? Тьфу, Данилевичью… – Роза сердито посмотрела на меня и потеребила свои огромные бусы.

– Я осталась Данилевич, – кивнула я, думая о том, что в детстве ведь она была довольно сдержанная, даже робкая девочка. Откуда что взялось…

– Вот и молодец. Какой спонсор! Разберись в системе финансирования школ для начала! Мы без Громовского – в шоколаде! А ты зря пытаешься решить это сама. Не решишь. Иди к директору и пиши докладную.

– Я подумаю.

– Если я говорю «Иди!», думать уже ни о чем не надо, понимаешь?

В этом монастыре такой устав? Я смотрела на мгновенно покрасневшее лицо Розы, на ее крупную шею, на которой нервно пульсировала вздутая венка, на ярко-желтые бусины, похожие на айву, растущую у нас на даче, на тугую грудь, распирающую пиджак.

– Так положено?

Роза страшно улыбнулась. Зачем я сюда пришла? Я хотела веселой яркой жизни? Я хотела общения? Где? В учительской, которой здесь нет? Просто нет помещения, где в перемену собираются все учителя, и всё тут. У кого есть кабинет, к тому приходят его друзья. Или не приходят. Или не друзья, а те, у кого кабинетов нет. Есть закуток у информатиков. Есть столовая, место встреч. До столовой, из которой всё так же ужасающе пахло, я сегодня не дошла.

– Хорошо.

Я пошла в канцелярию и написала докладную, кратко описав события утреннего урока в одиннадцатом классе.

Секретарь, мельком проглядев мою докладную (не уверена, что она должна была это делать, но не отбирать же было), сочувственно вздохнула:

– Ну да, это такой говнюк. И ничего, главное, с ним не сделаешь. Вы когда проставляетесь?

– В пятницу, – ответила я. – После седьмого урока.

– Лучше после шестого, – раздался сзади мужской голос. – Евгений Борисович. Учитель истории и обществознания. У меня в четыре дополнительное занятие.

– Вот вы и не пейте перед занятием, Евгений Борисович! – прокомментировала всё сразу уловившая Роза, входя в канцелярию. – Написала? Молодец. По отдельности они – золотые россыпи, а вместе – Золотая орда.

– Как говорила когда-то наша с тобой физичка, – кивнула я. – Царство ей небесное, в которое она точно не попала.

– Евгений Борисович, а вы на нашу Анну Леонидовну не загля-а-дывайтесь! У нее двое детей, очень страшный брат и муж – ого-го! – пояснила Роза улыбающемуся историку.

Не стала я лезть и говорить, что местный историк до боли похож на моего физика. Здесь такое же «ого-го», как и там, судя по всему. Просто попрощалась и вышла на свежий воздух. Сколько я так продержусь? Без воздуха.

У дверей школы меня ждал Игоряша.

– Привет, Нюся! – замахал букетом Игоряша и подбежал ко мне. – Вот, возьми, купил, как ты любишь, белые, стоять долго будут. Ну что, пошли за детьми? – Игоряша тараторил без остановки, опасаясь, что я цветы возьму, а самого? отправлю восвояси не солоно хлебавши. – Они уже пообедали, я заходил в младшую школу. Но могут еще поесть. Они голодные. Все время кушать хотят, растут… Пойдем куда-нибудь, отметим твой первый день на работе?

– Привет, зайчик, – ответила я и чмокнула Игоряшу в старательно выбритую щеку. – Разберемся. За цветы спасибо. Но белые я не люблю. Тем более хризантемы. Не охай, не охай, ты прекрасно это знаешь. Ты что, опять порезался? Я же тебе нормальную бритву подарила, почему ты ею не бреешься?

– Берегу, как память! – Счастливый от своей собственной шутки Игоряша взял у меня новый портфельчик, который он же мне и подарил к началу работы в школе. – Удобный портфель?

– Зашибись, какой удобный. – Я увидела, как растерянно Игоряша захлопал глазами, и мне стало его жалко. – Да удобный, удобный! Шикарный просто. Одному наглому старшекласснику уже пришлось звездануть этим портфельчиком.

– По какому месту? – осторожно спросил Игоряша.

– Ни по какому, шутка. Пока в мечтах только. Пошли, – я взяла Игоряшу под руку, отчего он распрямился и стал вышагивать, как гренадер армии ее Величества Королевы английской. Да что у меня за мужчина! Все-таки же он мой мужчина, Игоряша наш, будь он неладен. Раз в месяц приходится его пожалеть, чтобы не заболел морально и физически. – Нормально иди, что ты топаешь, как юнкер! – одернула я его.

– Хорошо, – мирно согласился Игоряша. – Тебе не холодно? Нюсечка, застегнись, – он любовно поправил мне шарф. – Как дела? Как все было в школе? Хорошие дети?

– Дети – зашибись, – повторила я словцо, которое сегодня услышала в пятом коррекционном классе в ответ на мой вопрос: «Вы читали сказки Пушкина? Как они вам? Понравились?». Один мальчик ответил: «Зашибись», и другие стали за ним повторять на разные лады: «Зашибись, зашибись…»

Игоряша глупо засмеялся и покрепче прижался ко мне. Фу ты, господи! На него нервов у меня уже не осталось сегодня.

– Есть в школе историк, жутко похожий на тебя, имей в виду. Будешь плохо себя вести, поменяю тебя на него. И даже не замечу.

– Нюся-а… – Игоряша обиженно затряс бородкой. – Он что, неженат?