Училка

Несколько человек вразнобой ответили:

– Познакомились! Да, Роза Александровна!

Ага, ясно. У Розы есть авторитет. Кто-то из детей даже попытался привстать, приветствуя ее. Здорово. На чем держится авторитет, узнаем позже.

Роза мельком взглянула на мой ноутбук, на котором я успела открыть программу Skype – для видеосоединения с отцом Громовского. Роза едва заметно качнула головой, но ничего не сказала. Я не поняла, что она хотела бы мне сказать.

– Илюся! – обратилась она приторным и притворно-сладким голосом, не предвещавшим ничего хорошего, к Громовскому. – Как дела? С головой сегодня у нас как?

– Нормально, – буркнул Громовский и уткнулся носом в планшет.

– Головушку-то подними, чай не оторвется! – так же умильно продолжала Роза, решительно направляясь к Громовскому. – Ай-яй-яй, какие тут у нас картиночки… Можно всем показать? А у самого ничего нигде не зачешется от таких картиночек?

– Гибель цивилизации, – подал голос некрасивый худой мальчик Миша. – Бесполезно. Гром погиб первым. Тянет всех за собой.

– А по морде? – незло и лениво огрызнулся Громовский и захлопнул кожаную крышку планшета. – Все, Роза Александровна. Я слушаю.

– Вот и слушай, Илюся, слушай, будь хорошим мальчиком, ага? – Большая Роза нависла над Громовским своей туго обтянутой фиолетовым пиджаком грудью.

– Ага, – Громовский, кривясь и ерзая на стуле, посмотрел на ее огромный бюст.

Я открыла рот, чтобы пошутить, что в тени Розиного великолепия даже Громовский померк, и закрыла. Я пока пасую. Мне надо быть чуть осторожнее. Я не знаю правил. Я ничего не понимаю. Я даже не знала, что так можно разговаривать с учителем и оставаться учеником хорошей крепкой школы.

Роза прошествовала по классу, выразительно щелкнула пальцами перед носом Миши Сергеева.

– Да я что? – спросил он. – Я же только за правду и за объективность.

– Вот-вот, Мишаня, вот-вот, за них, за родимых. Если бы не ты, мы бы тут ваще… – Роза засмеялась. – Анна Леонидовна, я еще зайду! Вы их нагружайте, не стесняйтесь. Они очень сильный класс, да, одиннадцатый «А»?

– Да, – нестройно ответили несколько голосов.

– А что, есть одиннадцатый «Б»? – спросила я, когда дверь за Розой закрылась.

– Нет! – засмеялась Саша Лудянина. – Просто так положено. Нумерация начинается с «А».

– Вот и отлично. А теперь все-таки проведем небольшой тест.

– На «ай-кью»? – поинтересовался Миша.

– Да, на коэффициент отсутствующего интеллекта, у кого в какой степени он отсутствует – полностью или частично.

– Хотите сразу узнать результат? – спокойно спросил меня молчавший всё время и внимательно слушавший мальчик.

Я давно обратила на него внимание и ждала, когда он хоть что-то скажет, чтобы убедиться – я не ошиблась.

Мне казалось, что он хорошо говорит, спокойно, умно. Он тоже не очень красив, но, наверно, мальчики в семнадцать лет все в большинстве как щенки в год-полтора. Уже не щеночки и даже не щенки, но еще и не молодые кобельки. Лапы выросли, тело не доросло. Всё наполнено соками, всё время беспокойство, хочется лаять, задираться, бегать, нюхать, обращать на себя внимание, драться, отстаивать свое место в стае… Мой маленький Никитос тоже очень скоро почувствует свою мужскую природу, начнет интересоваться глупостями, гадостями, будет тайком рассматривать, как растет и изменяется его мужская природа, откровенная, выпирающая. Будет отводить глаза, стесняться, обсуждать с мальчиками, как да что, – не со мной же обсуждать, и не с Игоряшей, который сам толком не знает – как да что…

– Результат? – переспросила я мальчика. – Представься, пожалуйста.

– Николай Зимятин.

– Хорошо учишься?

Он спокойно посмотрел мне в глаза:

– Да.

Так, вот тут, кажется, есть какая-то надежда. Что далеко не пошлют, может, и вообще посылать не будут. Если что интересное скажу, то, пожалуй, займу пытливый мозг этого юноши.

– Ты можешь предсказать результат? – Я сознательно не дала ему ответить: – И все-таки попробуем что-то написать.

– А вы листочки раздавать будете? – спросила полная девушка с сильным румянцем, которая, одна из немногих, не рисовала, не играла, не смотрела фильмы. Ее хоть что-то интересовало во мне.

Хоть что-то. Хоть ее. Хоть кого. Я, такая интересная, смелая и разносторонняя, не могу справиться с парочкой наглых кобельков-недоростков?

– Изложите свое мнение по следующему вопросу, господа…

– Попроще нельзя? – подал голос Илюся, как странно называла большого глупого мальчика, или уже давно не мальчика, моя пионерская подружка Роза. Или уже не подружка? И не пионерка?

– Попроще – только если для тебя. А другим – нет.

– Для меня тоже не надо, – вдруг мирно согласился Илюша. – Давай, начинай.

– Давай договоримся так. Ты меня называешь на «ты», я тебя называю дебилом. Пойдет?

– Пойдет, – радостно согласился Илюся. – Димон, снял на телефон? Ща мы на сайт Генпрокуратуры это вкачаем… – Он очень глупо заржал. Хотела бы сказать «засмеялся», но это, увы, не тот глагол.

– Анна Леонидовна! – Миша даже поднял руку, чтобы обратить на себя внимание.

Ясно. Два центра, вероятно. Оба наглые, оба с претензиями. Один – интеллектуальный, другой – дебильный. Ведут борьбу с учителем и между собой. При случае могут объединиться.

– Я слушаю тебя.

– Можно поменьше внимания – туда? – Миша махнул рукой, не оборачиваясь. – Еще есть мы. И совершенно неинтересно все время слушать Громовского.

Я посмотрела на Колю Зимятина. Он спокойно и с интересом наблюдал за нашей очередной схваткой с Мишей и Ильей. Пока не вмешивался. Мне хотелось, чтобы он вмешался? Чтобы один семнадцатилетний мальчик начал защищать меня от других? Я привыкла быть младшей сестрой Андрюшки. Зачем я тогда поперлась в школу?

Всё, есть три человека как минимум, которые доброжелательно и… (чтобы не опережать события) скажем, – нормально отнеслись ко мне. Саша Лудянина, Коля Зимятин и еще полная девочка, имени которой я не знаю. Я посмотрела на нее. Она увидела мой вопрос. Вот именно не услышала – я ничего не говорила, а увидела.

– Оля, – представилась она, – Улис.

– Интересная фамилия, – сказала я и тут же подумала, что я сама провоцирую их на ответы, высказывания, реплики, шутки. Не стоит говорить лишнего, и они будут поспокойней. – Два «с»?

Я это зря спросила.

– С-с-с-с-с-с…. Пс-с-с-с-с-с… – тут же завелся Громовский, очень громко, очень нагло, показывая всё, что ему могло прийти на ум, если он у него есть. Когда он был маленький, то, наверно, был смешной и даже трогательный. Все время лез вперед… Как мой Никитос? Нет! Нет, конечно. У меня не может получиться такого педагогического результата, как Громовский. Сегодня же подумаю, как и чем оседлывать собственного обормота.

– У вас осталось двадцать минут, остальное время мы потратили на знакомство и выпендреж Громовского…