– Убери, пожалуйста, все это, – попросила мама.
– Хорошо. Хотя бы о дедушкином брате расскажи. Он жив?
Мама неуверенно покачала головой.
– Да… или нет…
– Почему мы с ним не общаемся?
– Потому что мой папа с ним не общался.
– Почему? Поссорились?
– Он… дядя Коля был… Ты не поймешь…
– Террористом? – хотела пошутить я, но не получилось.
Мама серьезно посмотрела на меня.
– Вы – ужасно глупое поколение. Ничего не понимаете.
– Ненавижу, когда ты меня называешь на «вы», объединяя с некими мифическими ровесниками. Все очень разные.
– Ну да, – кивнула мама. – Дети демократии… взорванного мира… И в голове у вас что-то разорвано как будто…
– Мы же не виноваты, что родились в таком обществе… Я не виновата, – поправилась я. – Я – это я, а Мошкин, например, это Мошкин.
– Он тебе нравится? – живо спросила мама.
– Мошкин? – засмеялась я. – Как может нравиться дебил?
– Сашенька! – всплеснула мама руками, даже порозовев. – Ну как же так! Хороший мальчик, я его видела, умненький, симпатичный, бойкий такой, веселый…
– Кто? Ты про кого сейчас говоришь? Мам… Не заговаривай мне зубы. Кем был этот дядя… Коля? И где он живет?
– Зачем тебе это, Сашенька?
– Да потому что я хочу знать своих родственников.
– У тебя есть Ванюша, папа, я, Глеб…
– В интересном порядке ты перечислила родственничков, мам… – Я покачала головой.
Да, кажется, зря я думаю, что мама моя простая и незатейливая. Мама – как матрешка. Откроешь – а там еще такая же, тоже простая, в платочке, с честными доверчивыми глазами. А там – еще…
– Хорошо, – сказала мама и погладила меня по руке. – Не ерепенься, Сашенька. Давай поговорим. Я ведь не многое помню. Папин брат был против Советской власти. Ты знаешь, что такое Советская власть?
– Мам… Это же Мошкин дебил, а не я!
– Ну вот. А мой папа, твой дедушка, был коммунист, верил во все, честно работал и… Ну в общем, они совсем рассорились.
– А что случилось с дядей Колей? – осторожно спросила я. – Его посадили в тюрьму?
– В это время в тюрьму за другие взгляды уже не сажали, Сашенька… Если только… гм… Родину не предавали в открытую – секреты военные не разглашали… Он уехал за границу, там работал на радио…
– Кем?
– Я точно не знаю… Журналистом, кажется… Рассказывал, как ему здесь плохо жилось…
– Ничего себе! – присвистнула я. – И ты мне ничего не говорила! А фамилия у него какая? Он тоже Орловский?
– Нет, он сократил ее. Орлофф, с ударением на первый слог, – улыбнулась мама. – Николас Орлофф. Ну все, узнала? Довольна?
– Да нет, конечно! Странный ты человек! Что тут скрывать-то?
– А вдруг бы ты тоже стала такой… – неуверенно покачала головой мама.
– Против России, что ли? Да с чего, мам?
– А с чего Коля вдруг таким стал? Два брата росли в одной семье, погодки. Один – мой папа, другой – дядя Коля. И один из них вдруг решил бороться с системой…
– Безумно интересно. И в какой стране он живет?
– В Австрии, кажется. Или нет, в Германии, – сдержанно ответила мама. – Жил, по крайней мере.
– Может, съездим к нему? – с ходу, не подумав, предложила я. – Хотя… А ты слышала его передачи?
– Один раз… – неохотно ответила мама. – Давно.
– А он знает, что его брат погиб?
– Сашенька… – Мама покачала головой.
– Ты не написала ему?
Мама серьезно посмотрела на меня.
– Ты разговариваешь со мной, как на допросе. Нет, не написала. Мне было очень тяжело. И я не знала, куда писать.
– А он сам ни разу не звонил?
Мама помолчала.
– Года четыре назад, наверное, пришла открытка без обратного адреса. Когда мы с тобой еще в пятиэтажке жили. А теперь он и нашего адреса не знает.
– И что в той открытке было?
– Ничего особенного, – вздохнула мама. – «Поздравляю с Новым годом, желаю крепкого здоровья…»