Твоя звезда

– Помолчи, – попросил его Степа. – Она всё слышит, ей еще хуже от этого.

– Слышит? – удивился мальчик, но плакать перестал.

– Да, слышит. Пошли.

Они вернулись к мальчику домой. Степа, с которого уже совсем сошел хмель, остались лишь неприятная тянущая боль в голове и кислый привкус во рту, прошел на кухню. Надо же, как симпатично можно было всё сделать, оказывается. У него кухня стильная, черно-белая, с тусклыми хромированными вставками, холодная и совершенно неуютная, а у Веры всё в теплой золотистой гамме, из дерева, – ящики, стол, стулья. На столе был рассыпан сахар, стояла недопитая чашка с чаем, мисочка с печеньем. На плите – кастрюля с холодным супом. Степа понюхал суп – вроде свежий. Он смахнул в руку сахар, включил плиту.

– Тебе поесть надо!

– Я суп не буду, – заявил мальчик, но не очень уверенно. – Я на завтрак суп не ем.

– Ага! Сейчас только привередничать. Ну, хлеб ешь тогда. У вас хлеб есть?

Мальчик пожал плечами.

– Я готовить вообще не умею, – продолжал Степа, заглядывая в шкаф, где был порядок – банки с крупами, пачки макарон, но хлеба не нашел, – имей в виду. Могу пиццу заказать. Любишь пиццу?

– С грибами только!

– Ладно, рассказывай, кто у тебя еще есть, кому тебя отдать, пока мама в больнице, а? И, кстати, как тебя зовут?

– Гоша.

– Ну, давай тогда, Гоша, пять. – Степа протянул мальчику руку. – А я – Степа.

Он пожал маленькую влажную ручку, чувствуя неожиданную симпатию и жалость к мальчугану.

– Так кто у тебя еще есть?

Мальчик подумал.

– Бабушка.

Степа увидел, что мальчик смотрит на полку под самым потолком, где стояли фотографии.

– Хорошо. Она в Москве? Можно к ней поехать?

Мальчик кивнул.

– Собирайся. Где она?

– На кладбище.

Степа развел руками:

– Ну, ты даешь.

– Мама говорит – она с нами, всё видит и слышит…

Степа растерялся.

– Так, ладно… Мама твоя всё правильно говорит, но к ней же… гм… не отвести тебя… А кто еще есть? Отец? Дед?

Гоша неуверенно пожал плечами.

– Что? Не знаешь? У тебя с матерью фамилии разные. Ты – Калганов. Значит, у тебя есть отец по фамилии Калганов, правильно?

– Он уехал куда-то… – проговорил мальчик.

– Давно?

– Вроде да.

– Ты знаешь его? Видел когда-нибудь?

– Не знаю. Не помню.

– Ладно. А дедушка, еще какие-то родственники есть?

– Тетя Нина есть. Она живет в этой… не помню…

– Вспоминай! В Москве?

– Нет. Кажется… Не знаю… Она на самолете к нам прилетала…

Степа вздохнул.

– И что мне с тобой делать? Ты в какую школу ходишь?

– Меня мама на машине возит.

– Понятно. Собирай свои учебники, всё, что надо, пенал, форму там… Что еще? Щетку зубную… И пойдем ко мне. Маму твою сегодня точно не отпустят.

– А она не умрет? – осторожно спросил мальчик.

– Нет! – как можно увереннее ответил Степа.

Пока они поднимались к нему домой, захватив с собой кастрюлю с разогретым супом, он думал – как хорошо, что последние деньги он не отнес на погашение кредита. Потому что он уже задолжал за квартиру столько, что этот взнос его бы не спас. А так у него, по крайней мере, есть деньги, чтобы купить какие-то нормальные продукты для Гоши – вряд ли он будет есть острое вяленое мясо, которое Степа вчера нашел в холодильнике, и прокисшие соленые огурцы. Как покупал мясо, он помнит смутно, кажется, завернул в какую-то армянскую лавочку, долго разглагольствовал с продавцом, пробовал разные продукты с диковинными, трудно произносимыми названиями, которые тот ему предлагал, купил орехи, которые рассыпал по дороге, и вот это мясо, бастурму, вкусную, ароматную, плохо прожевывающуюся. А огурцы стоят уже больше месяца, давно прокисли, он их помыл, залил водой с солью и поставил обратно. С хлебом и водкой – нормально, можно есть. Еще бы водка помогала и лезла в него…

Мальчик сначала с опаской, потом всё смелее походил по его квартире, рассматривая Степины портреты со съемок, которые стояли на трех пустых широких черных полках в гостиной.

– Ну, как тебе у меня? – спросил Степа, пока не понимая, как общаться с мальчиком.

Он нашел у себя в шкафу упаковку загадочных макарон – тонких квадратных пластин – и положил их вариться, пытаясь вспомнить, откуда они вообще у него взялись.

– Не очень, – ответил Гоша.

– Почему?